– Извини, мам, в этом году без меня. Я в кино, – произношу, нервозно расчёсывая волосы перед большим зеркалом в прихожей. Недавно вконец обнаглевший Матвей прислал сообщение, что у меня есть десять минут, по истечению которых он будет ждать в салоне, моей Хонды. О том как этот чокнутый собирается туда попасть даже гадать не хочется, ровно как и проверять правдивость обещания. Что-то мне подсказывает, результат окажется малоприятным.
– Ночной киносеанс? Ох, понимаю... – мечтательно улыбается мама. – Как это романтично!
Скептично скосив в её сторону красные от усталости глаза, убито качаю головой.
– Особенно когда чувствуешь себя развалившимся карточным домиком.
– Брось, дорогая, мы всего лишь прошлись по магазинам, – пожимает она плечами, сознательно умалчивая о том, что до этого мы с сестрой полдня вылизывали квартиру, а затем наряжали двухметровую ёль под бесконечный поток маминых нотаций, хлещущий на голову и без того подавленной Лизки. Матвей, как и обещал, не только разорвал с ней отношения, но и любезно проводил до двери подъезда. Рыцарь, чтоб его.
Я сегодня впервые не встала на защиту сестры. Не смогла. Повинно молчала, лишь бы не замарать ошмётки нашей дружбы лицемерием, делая вид, будто верю в байку про севший телефон (надо же как вовремя он у нас обеих "садится") и внезапную встречу с бывшей одноклассницей. Достаточно того, что я иду в кино с парнём по которому Лизка втихаря глотает слёзы. Вроде добра ей желаю, а всё равно чувство такое, будто в грязи вымазалась.
Моральный гнёт последних дней высосал из меня все силы, но сдаваться усталости я не собираюсь. Ни ей, ни тем более Матвею. Кто вообще сказал, что отношения – это легко? Ничего подобного.
Закатай губу, дорогой, по-твоему, не будет, лично позабочусь.
– Сашеньке привет, – воодушевлённо продолжает мама, вновь привлекая к себе моё внимание. – Передай, пусть не стесняется, в нашем доме всегда ему рады.
Обречённо заматываю шею шарфом и, согнувшись, дабы спрятать смятение за вознёй с молнией на сапогах, напряжённо выдыхаю:
– А у меня не с Сашей свидание.
В прихожей повисает мёртвая тишина. В тысячный раз мысленно выматерив себя за проявленное легкомыслие твёрдо смотрю в мамины округлившиеся глаза. Стыдно, но что поделать, любишь кататься – люби и саночки возить. Я ж с ветерком прокатилась, молодец! Теперь отряхнуться бы.
– Вера, я понимаю, что ты молодая женщина со всеми вытекающими потребностями, но... неделя! Да какой там – даже недели не прошло. Не рановато ли для рокировки?
Ох, мама, на самом деле даже часа не прошло...
– Мы просто сходим в кино.
– Послушай, Вера, ты же всегда была рассудительной. Я понимаю, что в твоём возрасте хочется быть единственной, но любые даже самые яркие чувства со временем блекнут. С годами ты захочешь стабильности, а поезд уйдёт.
– Мам!
– Что мам? Не нужно переоценивать верность. Мужчины полигамны. Все до единого, и твой отец, поверь мне, тоже не исключение. Хочешь сказать, что наш брак несчастлив? В нашей семье есть главное – уважение, достаток и две прекрасные дочери. Нужно уметь закрывать глаза на мелкие недостатки друг друга. Разве ты сама идеальна? Саша взрослый тридцатидвухлетний мужчина со своими потребностями... Да, специфическими как оказалось, но он ведь не требует, чтобы ты опускалась до уровня девочки для утех. Цени, дорогая. Я по-прежнему считаю, что ваш союз идеален. Сашенька хорошо воспитан, образован, обеспечен, у него тело Аполлона, чего тебе не хватает? Я молчала, когда ты сбрасывала его звонки, думала остынешь за пару дней и снова включишь голову, но это уже ни в какие ворота. Очнись, девочка!
Тоскливо вздохнув, мысленно примеряю на себя нашу с Дроновым "правильную" семейную жизнь, с вереницей любовниц под кодовым названием "завал на работе", затем прикидываю, в какой грандиозный вынос мозга грозит перерасти спор с матерью, и заключаю, что пару часов в компании Матвея далеко не худшая альтернатива.
Накинув куртку, заправляю под невидимку выбившуюся из маминой причёски прядь волос, после чего решительно хватаюсь за дверную ручку.
– Мамуль, я люблю тебя, но вмешиваться не позволю. Никому. Хорошего вам просмотра и будь помягче с Лизой. Ей поддержка сейчас намного нужнее. Серьёзно.
На улице ни души, только метель завывает, закручивая снежные вихры под чёрным плафоном уличного фонаря – верным признаком ошивающегося поблизости Лиха.
– Кого-то потеряла, красавица? – раздаётся за спиной.
Я резко оборачиваюсь на меланхоличный голос, чувствуя, как сердце наперегонки с душой срывается в пятки. Расслабленная, если не сказать ленивая поступь, расстёгнутая кожанка, тлеющая в углу рта сигарета. Матвей останавливается в шаге от меня, а я всё пытаюсь сообразить почему не услышала характерного скрипа снега под тяжёлыми подошвами и не знаю, как избавиться от замешательства. Всё грозилась кому-то что-то доказать, но стоя перед ним – наглющим уличным хулиганом, будто язык проглотила. Уже не в первый раз. Как девчонка.
– Уже нашла на свою голову, – выходит как-то слишком обречённо. Нет, так не катит. Прокашлявшись и дав себе мысленный подзатыльник, продолжаю уже с привычной уверенностью: – Вот так всегда, ждёшь приличного молодого человека с букетом и сверкающей улыбкой, а приходит вестник апокалипсиса.
– Почему именно он? – недоумённо усмехается Лихо.
– Ну я больше не знаю, рядом с кем ещё постоянно гаснут лампочки.
– Всего лишь конспирация, – пыхнув в сторону облачком дыма, он внезапно принимается жизнерадостно размахивать рукой с зажатой меж пальцев сигаретой. – Если ты прямо сейчас посмотришь вверх, то успеешь увидеть своих домочадцев.
Действительно, что в гостиной, что в Лизкиной комнате обличительно колышутся тяжелые портьеры, раздувая во мне невнятную неловкость.
– Разглядели б они с кем я, из окна бы сейчас торчало дуло отцовского ружья.
– Вот именно. Хотя меня бы и оно не остановило, – вынув вторую руку из кармана, Лихо касается пальцами моей щеки, заботливо заправляя за ухо волосы, затем, вернув кисть на уровень моих глаз, медленно с придыханием начинает разжимать кулак. – Я соскучился.
Последние слова необъяснимо подавляют порыв отступить. Сердце вот только разочаровавшись в людях, снова доверчиво обмирает в каком-то смутном не оформившемся до конца предвкушении праздника. Какая девочка хоть раз за свою жизнь не мечтала, чтобы её кавалер на манер бывалого фокусника извлёк из ниоткуда... к примеру розу или шоколадку? Да хоть подкову единорога? Похоже, детство во мне неубиваемо.
– Ой, что это? – подслеповато щурюсь, практически уткнувшись носом в серый комочек на его ладони. Лежащие в забытой сумочке очки сейчас пришлись бы очень кстати.
– Один момент, – зажав сигарету смеющимися губами, Лихо услужливо чиркает зажигалкой. – Вера, знакомься, это мой друг Василий.
Никакой это не Василий.
Это – кошмар. Это – просто нереальных размеров, мохнатый паук!
Округлив глаза и смачно наплевав на последствия, с истошным воплем выбиваю явно прибалдевшего Василия с раскрытой ладони. Особенно хорошо мой крик души дополняет неожиданный для самой себя удар локтём недоумку-Матвею под дых и пронзительный вой автомобильной сирены.
– Ненормальная, – сдавленно стонет он, сгибаясь пополам у заднего крыла соседского джипа.
– Ненормальный! – шиплю, обеспокоенно пытаясь разглядеть его лицо за длинной чёлкой. Неужели так больно?
Всего минута в компании Лиха и я уже опускаюсь до рукоприкладства. Между прочим, впервые на своей памяти, а ведь мне детей учить доверили! Позор.
– Вера... – голосом умирающего сипит он и грузно оседает в снег. – Помоги...
– Матвей, посмотри на меня, тебе плохо? – холодея, падаю рядом с ним на колени, но вместо ответа мне в лицо прилетает пригоршня ледяного крошева.
Будто глоток студёной воды в знойный полдень. Я даже не подозревала как остро всё это время нуждалась в разрядке – выпустить напряжение с криком, вдохнуть полной грудью беззаботность, зажмуриться от тёплого прикосновения к своей щеке... стоп, что?!
Лихо как ни в чём не бывало смахивает налипшие к моим щекам снежинки.
– По ходу я судьба твоя, Снегурочка, – приговаривает он, сверкая шальной улыбкой. – Балдею просто с того, сколько у нас общего!
Волна облегчения растворяет остатки нервозности в несмелом смешке.
– Ладно, с адекватностью всё понятно. Что ещё?
– Ну-у... ещё мы оба с утра почистили зубы. А вот прямо сейчас вместе будем удирать от разъярённой гориллы.
– В смысле?..
– А ну стоять, ироды! – вопль живущего на первом этаже штангиста не заглушает даже гулкий хлопок парадной двери.
– Спасибо за магнитолу, дядя! – Орёт сквозь смех Лихо, рывком увлекая меня к подворотне. – Не очкуй, сладкая, пока он на рефлексах кинется к машине проверять, нас уже и след простынет.
– А как же Василий?
– Какой ещё Василий?
– Друг твой!
– К чёрту Василия, – смешавшись с толпой на оживлённом тротуаре, он, наконец, останавливается, давая мне возможность отдышаться. Несколько секунд мы озадаченно глазеем друг на друга, затем компания галдящей ребятни оттесняет нас к витрине ювелирного магазина и Лихо поясняет, страдальчески закатывая глаза: – Васёк – тупой кусок резины. Я просто хотел растормошить тебя перед киносеансом. Мы, кстати, идём на ужасы.
Я растеряно замираю. Прохожие за его спиной снуют непрерывным потоком, машины оглушают нестройным рёвом моторов, но реальность будто сосредоточился в ребячливой улыбке напротив и остальное только мутный фон. Меня вдруг накрывает какое-то странное чувство – не приятное, и не угнетающее, скорее неподъемное, как золотой булыжник, который очень хочется забрать себе, но не по плечу ноша. И даже не принадлежит мне изначально.
– Больше так не делай, – отворачиваюсь, нехотя забирая руку из его большой тёплой ладони.
Это приключение, отражение гирлянды во влажном блеске карих глаз должны были достаться Лизке. Моей родной сестре, вбившей себе в голову, что Лихо от неё отрёкся чуть ли не под страхом смерти и принимающей в штыки любые попытки раскрыть ей глаза. Уверена, она в этот самый момент гипнотизирует телефон, ожидая ответа на тысячное сообщение, которое Матвей даже не стал читать. Что ж он за сволочь такая? А я? Я чем