Крис переворачивается на спину, и я кладу подбородок на его грудь. Разглядываю хмурый взгляд, плотно сжатые губы. Подбородок уже зарос темной щетиной, и Крис кажется еще более мужественным, а тревоги последних дней отчетливо запечатлелись на лице. А еще он безумно похож на своего отца. Упрямый, горделивый и не желающий признавать ошибок. Год назад Крис казался мне ветреным и безответственным парнем, задача которого состояла в том, чтобы найти, с кем скоротать ночь. Сейчас же передо мной волевой мужчина, способный перевернуть целый мир, лишь бы с его близкими все было в порядке.
– Ты не думал, что, может быть, ему тяжело найти к тебе подход? Ты долгое время жил вдали от них, и мистер Уитакер привык рассчитывать исключительно на себя.
Он сжимает губы в тонкую линию и тяжело вздыхает. Прокручиваю в голове сказанные слова и понимаю, что на деле они звучат совсем иначе.
– Я к тому, что, может, ты пригласишь его на пиво в бар к Наоми, и не успеешь оглянуться, как вы выйдете оттуда лучшими друзьями, – аккуратно кладу поврежденную руку на его грудь и играю с пуговицей на рубашке.
– Я, отец и бар? Подозреваю, пока меня не было в палате, над тобой провели опыты, – фыркает он, и я ударяю его по груди, совершенно забывая про ожоги.
С шипением втягиваю воздух и чертыхаюсь, Крис улыбается и, нежно обхватив мое запястье пальцами, подносит ладонь к губам и оставляет на ней поцелуй.
– Если бы мне кто-то сказал, что ты можешь быть романтичным, я скорее поверила бы в святость Джо, но никак не в то, что Крис Уитакер способен на романтические поступки в стиле Хью Джекмана.
Он вдруг переворачивает меня на спину, при этом не забывает про травмированную руку и аккуратно отводит ее в сторону. Ощущать на себе вес его тела слишком приятно. Наверное, я бы могла пролежать так целую вечность, а мой брат, скорее всего, умер бы от отравления просроченными таблетками или запутался в ворохе вещей, которые не способен разложить по местам. Да простит меня Йен, но выбор очевиден.
– Малышка Дэниелс, ты сама не заметила, как попала под мое природное обаяние. Это был мой коварный план, чтобы забраться к тебе в трусики, – наглец наклоняется и легонько покусывает меня за шею.
Делаю вид, что пытаюсь выбраться из-под него и начинаю ерзать, чем вызываю приветственную реакцию нижней части тела Уитакера. Хитро ухмыльнувшись, закусываю губу и бросаю на него игривый взгляд.
– Возможно, твоя стратегия была идеально спланирована, но мы оба знаем, что теперь ты и дня не протянешь без моей малышки, – на моем лице растягивается глупая улыбка. Ладно, мы скатились до пошлых шуточек.
Выражение лица Криса становится задумчивым. Он подносит руку к моей щеке и нежно поглаживает ее костяшками пальцев. В груди разливается тепло от такого трепетного жеста, и я неосознанно жмусь к нему.
Между нами все еще витает этот вопрос. Как мы будем жить дальше. Техас и Калифорния. Телефонные разговоры. Разница во времени. Редкие встречи. И, самое главное – не превратимся ли мы в одну из тех парочек, которые со временем перестанут разговаривать между собой и просто забудут друг о друге? Ненавижу то, что мне нужно уезжать. И что он живет за полторы тысячи миль от меня. А больше всего ненавижу, что мы упустили столько времени. Тепло, разливающееся в груди, сменяется ознобом, пробирающим до костей и медленно ползущим к сердцу.
Я боюсь. Чертовски сильно боюсь.
Глава 37Крис
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, присаживаясь на стул рядом с кроватью отца.
– Нормально, – сухо отзывается он и сжимает губы в тонкую линию. – Коллинз сказал, что выпишет меня, только если я буду соблюдать чертову диету. Диету! Мне что, тридцать и я пытаюсь перейти на здоровый образ жизни, чтобы продлить свою жизнь на пару десятков лет? Я не буду питаться дрянными смузи и жевать траву, как мои лошади. Лучше сразу напишу завещание, – он дергает рукой, задевает несколько проводов, ведущих к монитору, считывающему сердцебиение, и тот издает писк.
Медсестра, проходящая мимо палаты, заглядывает внутрь и внимательно осматривает отца.
– Если я сдохну, то сделаю вам одолжение, – ворчит он.
Она делает глубокий вдох, удостоверяется в том, что его состояние удовлетворительное, и уходит, напоследок посоветовав быть аккуратнее. Отец откидывает голову на подушку и, тяжело вздохнув, закрывает глаза.
Рэйчел сказала, что будет ждать меня в кафетерии и даст нам время поговорить. Перед тем как зайти к отцу, я уже побывал у доктора Коллинза, и он заверил меня, что эта ночь прошла замечательно, и он может отпустить нас хоть сегодня, но, учитывая поведение пациента, он на правах лечащего врача, решил оставить его еще на день. Не представляю, каких усилий медперсоналу стоит присматривать за отцом. Он словно заноза в заднице. Или Гринч на Рождество – пока все радуются празднику, он сидит в самом дальнем углу комнаты и с хмурым взглядом взирает на присутствующих, мысленно заменяя их подарки на уголь. Все еще поражаюсь: как рядом с вечно недовольным родителем во мне сохранился оптимизм?
Слова Рэйчел не выходят из головы. Надо быть с ним помягче. Не то чтобы я не старался. Только и делаю, что целый год пытаюсь укротить дикого быка и найти с ним общий язык.
Нервно провожу носком ботинка по полу и упираюсь локтями в колени. Должно же быть хоть что-то, о чем мы можем поговорить? По-моему, мы этого не делали с того момента, как я научился связывать бессвязное лепетание в слова.
– Мама сказала, что собирается устроить ужин по случаю твоего возвращения домой.
– Как неожиданно. Меня же целую вечность не было, и мы так давно не ели фирменную запеканку, – ворчит он.
Закусываю губу и стараюсь не рассмеяться, потому что отец прав. Синтия Уитакер готовит свое любимое блюдо по случаю и без. Она нахваливает его случайным прохожим, хвастается особым соусом, но когда дело доходит до рецепта, смотрит на человека так, будто он только что сказал, что Техас – не центр всего мира.
– Где твоя девушка?
– Решила выпить кофе.
– Она милая, – с некоторой теплотой в голосе отзывается он.
– Да.
Это самая жалкая попытка начать разговор, которая была в моей жизни. Мы оба словно находимся на родео, где один неверный шаг может обернуться полной катастрофой и раздробленными ребрами. Хотя на родео куда безопаснее. Я не привык говорить с отцом о девушках. Один-единственный раз мы коснулись щекотливой темы, когда мне исполнилось четырнадцать, и он сказал, чтобы я думал о последствиях, если кто-нибудь попытается меня оседлать. Довольно специфичный совет для подростка, но и на этом спасибо.
– Ты собираешься с ней вернуться в Лос-Анджелес? – все с тем же недовольным видом интересуется он.
– Нет. Пока ты не поправишься, я никуда не уеду.
И снова с его губ слетает брань.
– Черт побери, что должно случиться, чтобы ты уехал? – устало произносит он.
– Дай подумать, – прикладываю указательный палец к подбородку и стучу по нему. – Например, ты перестанешь выгонять меня из дома или… как тебе идея: не выгонять меня из дома и принять помощь?
Пошло оно все! Мы не умеем разговаривать и никогда не будем. Пора признать очевидный факт: моему отцу проще найти язык с мулом, чем с собственным сыном.
– Я найму рабочих и не прикоснусь к загонам, только, бога ради, собери вещи и покинь Джорджтаун, – он говорит так тихо, что мне кажется, будто я ослышался.
От этих слов все внутри обрывается. Ему проще принять помощь чужих людей, но только не мою. Весь год он прогоняет меня из города, открытым текстом говорит, что не рад меня видеть, а я как полный идиот ломаю свою жизнь в угоду его характеру. Резко встаю со стула, и железные ножки противно скрипят по полу. Провожу ладонью по лицу, хватаясь за последние остатки самообладания. Клянусь, сейчас Джону Уитакеру может понадобиться скорая медицинская помощь.
– Знаешь что, возможно, я не самый лучший сын в мире и меня долго не было рядом с вами, но я вернулся, как только узнал о том, что ты сломал ногу. С каждого выигрыша отправлял вам деньги, чтобы хоть как-то помочь с расходами, и сломал свою жизнь, лишь бы как-то облегчить твое существование. Хочешь, чтобы я убрался из Джорджтауна? Прекрасно, я сделаю это, но не раньше, чем ты сможешь нормально ходить, так как тебе придется сделать это самому.
Клокочущая ярость распространяется по всему телу, и меня пробирает дрожь. Разжимаю и сжимаю ладонь в кулак, чтобы хоть как-то успокоиться. Отец смотрит на меня так, будто я какой-то малец, ничего не соображающий в жизни и не вижу очевидных вещей. Возможно, я слеп и правда не замечаю того, что находится у меня под носом, но мне все это осточертело. Он отворачивает голову, тем самым показывая, что разговор закончен и решение остается за ним.
– Ну как вы тут? – Веселый голос Рэйчел врывается, словно солнце в пасмурный день. Только в этот раз его лучи не согревают меня. Она держит в одной руке стаканчик с кофе, а во второй формочку, в которой замечаю шарик мороженого. – Никогда бы не подумала, что мне может понравиться больничная еда.
Словно почувствовав напряжение между нами, Рэйч замирает на входе и рассеянно всматривается в мое лицо, пытаясь вести безмолвный разговор. Закрываю глаза и делаю медленный вдох. Не хочу грузить ее семейными проблемами. Она уезжает послезавтра, остался всего один день, который я хочу провести с ней и не думать о том, что по какой-то невиданной причине отец на дух не переносит меня.
– Увидимся завтра. Однажды ты добьешься того, что я уеду и действительно не вернусь, – произношу я и, не глядя на него, направляюсь к выходу.
– Уж будь так добр, – его слова словно нож прилетают в спину.
Я на мгновение задерживаюсь около двери, а потом захлопываю ее с таким оглушительным грохотом, что в кабинете доктора Коллинза наверняка посыпалась штукатурка.
Будь оно все проклято.
– Крис, подожди! – громко выкрикивает Рэйчел, и я слышу ее быстрый шаг. – Господи, Уитакер, если я сверну шею, тебя никто не спасет от моей сестры.