– Не торопись. Главное, чтобы мистер Уитакер пошел на поправку, – отзывается Рэйчел и прикладывает ладони к моей груди. – А я пока буду покорять Голливуд и вписывать свое имя в историю кинематографа, – отшучивается она, но взгляд остается поникшим. – Если хочешь, я могу остаться.
– Не глупи, – касаюсь кулончика в форме звезды, который я подарил ей на день рождения. – Помнишь? Ты должна сиять ярче всех.
– О, в этом можешь не сомневаться.
– Нет, Рэйч, я о другом, – прикладываю ладонь к ее груди и чувствую, как быстро бьется сердце. – Сияй, покоряй режиссеров и будь неотразимой, но делай только то, чего ты на самом деле достойна.
Она кивает и, прислонившись щекой к моей груди, сжимает мою рубашку в пальцах. Обычно Рэйчел так много говорит, что я не поспеваю за ходом ее мыслей, но со вчерашнего вечера она молчит. И хотя я знаю ее как свои пять пальцев, сейчас она остается для меня загадкой. Она надела очередную маску и пытается спрятаться.
– Ненавижу аэропорты, – бормочет она мне в грудь.
– Потому что они не такие романтичные? – глажу ее по спине и целую в макушку.
– Нет. Потому что они пропитаны одиночеством, – тяжело вздохнув, Рэйчел поднимает голову, и ее губы приоткрываются, чтобы что-то сказать, но она молчит.
Протягиваю руку и нежно поглаживаю ее скулу костяшками пальцев. Я никому и никогда не признавался в любви. Три слова, сводящие весь мир с ума, вызывали у меня лишь сарказм и непонимание. Как можно так безропотно падать в их плен? Посвящать песни или совершать безумные поступки? Но сейчас я один из тех несчастных, который понимает, что и дня не проживет без эксцентричной блондинки, обожающей ванильное мороженое и странные сериалы. Я утопаю в голубых глазах Рэйчел. Тону в ее улыбке и прикосновениях. Раньше мне казалось, что любовь – оковы, которые обязательно утянут на самое дно. Сейчас же я чувствую себя как никогда свободным. Мне надоело держать все внутри, молчать и обрывать себя на полуслове. Слова едва не слетают с языка, но я оставляю их при себе. Рэйч сказала, что аэропорты ассоциируются с одиночеством, а последнее, чего бы мне хотелось, чтобы впервые она услышала заветные слова, когда нам приходится расстаться.
– Позвони мне, как прилетишь, – прошу я, вновь обхватывая ее подбородок пальцами.
– Всего лишь пара часов.
– Не важно. Просто позвони.
Она кивает, и я накрываю ее губы, стиснув в объятиях. Целую ее нежно, благоговейно и почти невесомо, а потом Рэйч обхватывает мое лицо и впивается напористым поцелуем, будто желая запомнить и забрать это мгновение. Проклятые аэропорты…
– Езжай домой, – шепчет она. – Это слишком тяжело.
Она вздрагивает, и я оставляю на ее лбу поцелуй. Рэйчел отстраняется от меня, заправляет прядь светлых волос за ухо и присаживается на корточки. Обхватив морду Бэкса ладонями, она наклоняется и чмокает его между ушей.
– Я буду скучать по тебе, приятель, – улыбается она и треплет его по голове. – Пообещай держать странных девиц подальше от своего хозяина.
Бэкс фыркает и тыкается носом в ее ладонь, прося очередную ласку, и Рэйчел снова гладит его. Из динамиков объявляют, что посадка на ее рейс начинается, и Рэйч выпрямляется, беря сумку. Мне так хочется попросить ее остаться. Хотя бы на пару дней. Да кого я обманываю? Этого будет мало.
– Услышим друг друга через пару часов, Чемпион, – она привстает на носочки и целует меня в уголок губ.
Зажмурившись, прислоняюсь к ее лбу своим. Останься.
– До встречи, малышка Дэниелс.
Глава 41Рэйчел
Переступаю порог квартиры, и сумка тяжелым грузом падает на пол. Взгляд скользит по любимому желтому, местами потрепанному дивану, на котором я провела десятки ночей, просматривая сериалы и поедая любимое мороженое. По коричневому пледу и стопке журналов на миниатюрном столике. Зеленое платье так и осталось валяться на подлокотнике дивана, так как я торопилась побыстрее убраться из Лос-Анджелеса, пока не передумала.
Захожу в комнату и оседаю на край кровати. Это не первый мой перелет, всего каких-то несколько часов, но они показались вечностью, будто я летела не из Техаса, а из Австралии и обогнула полмира. Весь полет одолевало ощущение, что я совершила самую страшную ошибку в своей жизни и все предыдущие по сравнению с ней кажутся мелочью. Как только оказалась в Международном аэропорту Лос-Анджелеса, мне захотелось купить билет в обратную сторону, плюнуть на все и вернуться к Крису. Сказать, что я полная идиотка, сознаться в своих страхах и просто остаться с ним. Но слова миссис Уитакер не покидают меня.
«С такими, как она, только развлекаются».
Я столько раз была подвержена предвзятому мнению. Моя сестра, семья, друзья – самые близкие люди порой думали обо мне гораздо хуже, чем я являюсь на самом деле. И зачастую я давала для этого миллион поводов. Но сейчас, когда в моей жизни появилось что-то настоящее, за что я хочу бороться изо всех сил, меня вновь обвиняют в неискренности и ставят очередное клеймо, которое прожигает до самой души и оставляет свой позорный след.
Телефон в моей руке оживает. Опускаю взгляд на экран и вижу сообщение от Криса.
Я смеюсь.
Конечно, я забрала его футболку и спрятала на дне чемодана. Если я не могу сделать этого с Крисом Уитакером, то хотя бы часть его отправилась со мной.
Господи, как же я скучаю.
Я так громко смеюсь, что соседка через стенку бьет по ней чем-то тяжелым.
Закусив губу, быстро моргаю, чтобы не дать слезам волю. Я бы все отдала, чтобы сейчас оказаться рядом с ним.
Не успеваю ответить Крису, как приходит другое сообщение, от которого я съеживаюсь.
Аманда:
Было глупостью говорить Аманде о прибытии своего рейса.
Видимо, пришло время сыграть очередную роль.
– Ты не перекрасилась! – упрекает Аманда, стоит мне опуститься в кожаное кресло.
Ее зеленые глаза впиваются похлеще любого холодного оружия. Она достает из серебряного портсигара тонкую сигарету и, зажав между пальцев, стучит по столу.
– Рэйчел! Мы же договорились! Я записала тебя в салон, в чем проблема? Это всего лишь чертовы волосы! – Ее голос звучит одновременно удивленно и гневно.
– Начнем с того, что это мои волосы, и я не собираюсь их портить. Во-первых, я потратила немало денег, чтобы они выглядели как с обложки журнала. И второй пункт, из-за которого я категорически отказываюсь это делать, – мне не идет быть брюнеткой! Точка!
Аманда усмехается, перекинув ногу на ногу, поджигает кончик сигареты и глубоко затягивается. Она не сводит с меня взгляда, будто ищет очередной изъян, который надо исправить, чтобы сделать достойной роли. Но если я подхожу на роль Лили, должна ли я полностью поменяться? Будет ли это Лили или уже кто-то другой? Останусь ли я Рэйчел?
Я сотни раз слышала истории о том, как актеры ложатся под нож, чтобы подровнять нос, скулы, грудь и бедра. Довести себя до идеала для желаемой роли и соответствовать общепринятым стандартам. Кто-то худеет, кто-то набирает вес, делает все, чтобы получить «Оскар» или «Золотой глобус». Чтобы получить признание и быть звездой мирового масштаба. Вот только в этом ли заключается счастье? Я начинаю сомневаться в своем выборе.
– Ты перекрасишься, – утверждает Аманда, выпуская струю дыма.
– Сначала я хочу отыграть первую сцену. Что, если я изменю себя зря?
Аманда резко захлопывает портсигар и, придвинувшись к столу, ставит на него локти. Возможно, в данный момент мне страшно, но я ни в коем разе не покажу этого Аманде. Я всегда знала, что она акула в своем деле. Для нее нет дружеских отношений с клиентами. Все, что ее интересует – деньги. И я благодарна за честность, но порой ее политика дает сбой.
– Послушай меня внимательно, Рэйчел, – она снова затягивается и на этот раз выдыхает прямо на меня, отчего я морщусь, но сохраняю невозмутимое выражение лица. – Если режиссер потребует, чтобы ты стала брюнеткой, рыжей или сменила цвет кожи, ты сделаешь это. Если продюсеры захотят, ты поменяешь имя. Нужна эта роль? Будь добра, следуй правилам. Нет? Тогда проваливай из моего офиса и забудь о красной ковровой дорожке и «Аллее славы».
Мои пальцы впиваются в подлокотник кресла, и я плотно сжимаю губы, чтобы не сказать чего-то лишнего. Кажется, я начинаю понимать, что имела в виду Алекс, когда говорила, что попала в плен собственной мечты.
Медленно прохожу по коридору, залитому закатными лучами солнца. Взгляд скользит по родным вещам: разбросанным журналам по юриспруденции на низком столике, стоящем у дивана, бутылке пива, оставленной Йеном рядом и открытой пачке чипсов. Наверняка братья ушли совсем недавно. В гостиной витает слабый аромат домашней еды, а из кухни доносится тихий голос мамы: она подпевает песне, играющей по радио.
Кажется, я так давно здесь не была, будто целую вечность. Долгое время я убегала из дома, не ценила поддержку и заботу близких. Разочаровывала и искала утешение в чужих объятиях, хотя всего-навсего надо было вернуться домой. И год назад я поступила именно так. Сбившись с пути и окончательно заблудившись, вернулась к людям, которые любят вопреки всему.
Прислоняюсь плечом к дверному проему и смотрю, как мама помешивает в кастрюле чили. Она пробует его на вкус, добавляет специи и одобрительно кивает, когда ее все устраивает. Покачивая головой и пританцовывая, она подходит к холодильнику, достает пару томатов и возвращается на свое место, все еще не замечая меня, а я пользуюсь случаем и наблюдаю за ней. Она никогда не изменяла себя. Не носила масок и не притворялась. Даже когда мы были бедны, мама всегда улыбалась, и это было самым искренним, что я когда-либо видела. Она всегда верила и указывала нам путь. Поддерживала и, если мы падали, подставляла плечо. И сейчас я нахожусь на грани.
Будто почувствовав, что я действительно сейчас упаду, мама оборачивается, и на ее губах появляется улыбка. Глаза искрятся радостью, когда она видит меня, и это становится последней каплей. Всхлипнув, я бросаюсь к ней и крепко обнимаю.