– Тим, Рэйчел новичок и не совсем понимает, что от нее требуют, но она быстро адаптируется, – Аманда обхватывает меня за талию и буквально вонзается своими когтями в кожу, причиняя боль.
Я не сомневалась, что после нашего вчерашнего разговора она придет на съемочную площадку и все проконтролирует. Наверняка она проверила мою запись в салон и убедилась, что я проигнорировала не только стрижку, но и депиляцию всего тела. Не то чтобы ее это касалось.
Зеленые глаза Аманды вонзаются в меня точно так же, как и ее длинные ногти. Она буквально кричит: «Не смей провалить эту роль!»
– Актерское образование? – с нажимом интересуется Тим.
– Курсы актерского мастерства Бенджамина Уотсона, – неуверенно произношу я, закусив губу.
Тим делает глубокий вдох, закрывает глаза, и у меня складывается стойкое ощущение, что он читает про себя мантру, чтобы не придушить меня.
– Так, ладно. Сценарий выучила? – столько обреченности во всем его виде.
– Разумеется.
– Отлично. Сегодня прогоним сцену без записи и посмотрим, что из этого получится, – он щелкает пальцами, и ассистентка, милая девушка в очках и объемной одежде, хватает со стола стакан со льдом и подбегает к Тиму с такой скоростью и страхом в глазах, будто от этого напитка зависит его жизнь. Сделав глоток, он хмурится и, скривив губы, впечатывает пластиковый стакан в девушку, отчего ее одежда становится мокрой. – Я сказал принести мне ледяную воду, а не еле прохладную. Живо!
Девушка подпрыгивает и выбегает из съемочного павильона, на ходу поправляя очки.
Ну здравствуй, Голливуд!
Мой партнер по съемкам задерживается, поэтому меня пока что приводят в порядок и придают достойный вид, если верить словам моего агента. Аманда никак не прокомментировала мой маленький бунт и, устроившись в кресле рядом с Тимом, воркует с ним, покуривая сигарету.
Повсюду снуют операторы, осветители и десятки ассистентов. Гул голосов, а чаще всего криков, и звон мобильных телефонов не прекращаются ни на секунду. На меня слой за слоем наносят макияж, и, по ощущениям, мое лицо все больше походит на хеллоуинскую маску. Волосы так сильно покрывают лаком, будто я собираюсь убить Мэтью уже в первом дубле, учитывая, какой шлейф химического аромата исходит от моей прически.
Отчасти сердце трепещет, и я хватаюсь за это ощущение. Несмотря на некоторый дискомфорт, мне нравится суматоха перед съемкой. Когда остаются секунды до включения камеры и гримеры делают последние штрихи, статисты становятся по своим местам, а помощник оператора замирает с нумератором [10] в руках, чтобы озвучить номер эпизода и дать старт сцене.
В такие моменты у меня всегда перехватывает дыхание. Не важно, что это – реклама, короткометражка или полноценный кинофильм длиной в два с половиной часа, в их создании участвуют сотни человек, и каждый вносит свою лепту. Мы словно единый механизм, детали которого соединены между собой самым невообразимым образом. И сейчас я чувствую себя на своем месте.
Возможно, я погорячилась. Механизм дал сбой, а детали оказались бракованными. И в данном случае я говорю не про себя. Мой партнер – редкостный козел не только в исполняемой роли, но и в жизни. Его руки сразу оказались на моей заднице, а губы намеревались съесть половину моего лица, но я благоразумно отвернулась в последние секунды. Не сказать, что это мой первый опыт экранного поцелуя, но сегодня все пошло не так с той самой секунды, как щелкнул нумератор. Аманда пронзала меня убийственным взглядом всю съемку, а когда я уходила на перерыв, она шла за мной и шипела прямо на ухо, чтобы я прекратила смотреть на своего партнера с брезгливостью. Но как я должна себя вести, если из его рта воняет чесноком, а сам он выглядит настолько потрепанным, что мне приходится прикладывать усилия, чтобы прикоснуться к нему?
Заваливаюсь на кровать и слышу, как хрустят мои волосы, стоит голове коснуться подушки. Я очень, очень погорячилась. Наверное, придется потратить весь тюбик шампуня, чтобы перестать выглядеть как жалкая копия Джеки Кеннеди.
Я быстро принимаю ванну и, вернувшись в комнату, замечаю, как на тумбочке вибрирует телефон. Делаю глубокий вдох и улыбаюсь, будто Крис может увидеть меня.
– Привет, Чемпион, – звонко произношу я.
– Пожалуй, этот перелет надо занести в Книгу рекордов Гиннесса как самый долгий. Всего полторы тысячи километров, но такое ощущение, что ты летела до Австралии с несколькими пересадками, – его веселый голос действует на меня как криптонит и ломает броню.
К глазам подступают слезы, и я изо всех сил сдерживаю всхлип. Это наш первый разговор после того, как я вернулась в Лос-Анджелес. Мой Чемпион.
– Не поверишь, стоило ступить на Западное побережье, как я стала нарасхват, – отшучиваюсь я и зажмуриваюсь, чтобы не заплакать.
Забираюсь на кровать, подбираю под себя ноги и утыкаюсь подбородком в колени.
– Итак, что на тебе сейчас надето? – интересуется Уитакер, и я представляю, как он с нахальной улыбкой поигрывает бровями.
– М-м-м-м… ничего, – хихикаю я.
Воцаряется молчание, и я точно знаю, что он сейчас проклинает все на свете.
– Я только что вышла из душа и…
– Умоляю, малышка Дэниелс, не изводи меня. Я и так нахожусь в шаге от того, чтобы все бросить и сорваться к тебе, – жалобно стонет он. – Подожди.
Через секунду на экране телефона появляется его изображение. Мое сердце замирает, когда я вижу Криса: теплый взгляд, с жадностью исследующий мое лицо, приоткрытые губы, по которым он проводит языком, и взъерошенные волосы, в которые я так люблю запускать пальцы. Господи, мы не виделись всего несколько дней, а кажется, что целую вечность.
– Врунишка, – фыркает он.
– Привет, – шепчу я и понимаю, что слезы вот-вот прольются.
– Привет, малышка Дэниелс. Мы вернулись в самое начало, – улыбнувшись, подмигивает он, и я всхлипываю. – Эй, ты чего? Рэйчел, что случилось?
– Ничего, – качаю головой и вытираю воротом его футболки глаза. – Просто не думала, что это будет настолько тяжело. А еще никогда не думала, что превращусь в свою сестрицу.
Крис кривится:
– Рэйч, помни главное правило: не упоминай имя дьяволицы, когда мы в постели.
– Мы не в постели, – возражаю я.
– Ну почему же? Нас разделяет только экран телефона, но по факту мы оба в кровати. Так что будь добра, оставь старшую Дэниелс за пределами спальни, – только сейчас я замечаю изголовье его кровати, в которой мы провели несколько счастливых ночей.
– У меня сегодня был первый съемочный день, – признаюсь я.
– Ты все еще блондинка, – замечает он с улыбкой.
– Ага. Надеюсь, ничего не изменится. Трудно судить по одному дню, но чувствую, могут возникнуть проблемы с партнером.
Крис заметно напрягается, и его губы искривляются в подобии улыбки, но больше напоминают оскал. Мы не обговаривали некоторые нюансы актерства. Например, как он будет относиться к тому, что по сюжету мне придется целоваться или играть постельные сцены с другими парнями. Конечно, используются специальные накладки и все прикосновения не имеют никакого значения, но я знаю случаи, когда актрисам приходилось бросать роль, чтобы сохранить отношения.
– Будем считать, что его спасает только съемочная площадка. Не думаю, что за ее пределами смогу спокойно пожать ему руку и не оставить пару переломов, – ворчит он, по-мальчишески хмурясь.
– Слышу ревнивые нотки, Уитакер, – прищуриваюсь я.
Он фыркает и закидывает руку за голову, отчего его грудные мышцы напрягаются, и у меня перехватывает дыхание, а внизу живота все трепещет от этого вида.
– Вот именно. Поэтому мне не о чем переживать, – самодовольно ухмыляется он, и мои щеки заливает румянец.
– Как мистер Уитакер? – интересуюсь я, чтобы сменить тему.
– Как обычно. Ворчит и ест вредную еду. Хотя стал гораздо чаще появляться в городе, учитывая, что он ненавидит выбираться с ранчо. Мы не пересекаемся. Когда я захожу в дом, он сразу оказывается на заднем дворе, а мама делает вид, что это вполне нормально.
При упоминании миссис Уитакер в голове сразу проносятся ее слова. Они словно яркая неоновая вывеска, мигающая противным светом и издающая мерзкий писк, не дают о себе забыть. Но я все равно улыбаюсь, хотя ее поступок сильно ранил.
– Ты не думал, что Наоми права и тебе надо отступить, чтобы он прекратил упрямиться? Со мной твой отец был очень милым.
– Возможно, ему тогда что-то вкололи. Джон Уитакер не знает, что значит быть милым.
Я смеюсь и откидываюсь на подушки. Несмотря на улыбку, сердце в груди разрывается от тоски. Мне хочется лежать в объятиях Криса, чувствовать прикосновения и слушать пошлые шутки. Я не против того, чтобы Бэкс уткнулся холодным носом мне в ноги и проспал так всю ночь. Надоело, что счастье ускользает от меня, стоит начать согреваться в его лучах.
Перекатываюсь на бок и, подложив одну руку под щеку, улыбаюсь, хотя мне и грустно. Мы смотрим друг другу в глаза и ведем молчаливый разговор. Я знаю, что Крис все прекрасно понимает. Даже лучше меня самой. Сейчас мне будет достаточно просто видеть его, даже через экран телефона, и слышать размеренное дыхание, срывающееся с его губ.
От усталости глаза начинают слипаться, и, расслабившись, я едва не роняю телефон, но вовремя сжимаю пальцы.
– Я скучаю, – устало шепчу я, и уголки губ Криса приподнимаются.
– Представь, насколько будет фееричным наш секс, когда я приеду в Лос-Анджелес, – он коварно улыбается.
– Ты неисправим, – хохочу я.
– Можем устроить репетицию, – он проводит языком по нижней губе, и по телу пробегает волна мурашек.
– Я не буду заниматься сексом по телефону, – сон как рукой снимает, а к щекам приливает жар, который за секунды меня выдает, судя по довольному лицу Уитакера.
– Уверена?
– Ага, – хотя мой голос говорит совершенно обратное.
– Ты не умеешь врать, малышка Дэниелс, – усмехается он.
В эту ночь мы занимались сексом по телефону. Два раза. Я дрожала от его голоса и кусала губы до крови. И в очередной раз проклинала чертов Техас.