Но это мечта Рэйчел, и я не имею права ее омрачать своей ревностью.
Когда подъезжаю к родительскому дому, замечаю отца, стоящего около деревянного загона. Он опирается подбородком на сложенные на деревянной балке руки и по привычке без эмоций смотрит на клонящееся к закату солнце.
В последние дни мы не ругаемся. Я больше не лезу к нему со своими требованиями, а он спокойно выносит мое присутствие в амбаре, пока я вожусь с деревом. Надеюсь, это хороший знак.
Выпустив Бэкса, закрываю машину и направляюсь в дом, чтобы забрать инструменты и вернуться в город.
– Крис, ты вернулся! – Мама обхватывает мои плечи и прижимается щекой к груди.
– Ага. Все не так страшно. Всего лишь перелом.
– Всего лишь? – Резко отстранившись, она впивается в меня недовольным взглядом. – Да я чуть с ума не сошла, когда ты впервые сломал руку из-за своего сёрфинга!
– Давай не сегодня, мам, – беру из корзины с хлебом булочку и открываю холодильник, чтобы намазать на нее джем. Я ничего не ел с самого утра.
– Не понимаю, когда ты уже бросишь это занятие и вернешься к нормальной жизни? – причитает она, протирая стол тряпкой, несмотря на то, что он чистый.
– И что же в твоем понимании «нормальный»?
Она принимается раскладывать рагу по контейнерам, чтобы я мог забрать с собой.
– Такой, как у всех. Ты обосновался здесь, вернулся домой, открыл свой магазин, помогаешь нам с ранчо и наконец-то завязал с этим кошмарным спортом. Почему бы тебе не присмотреться к местным девушкам? Та же Мэгги, вы так хорошо смотритесь вместе. Да, у нее есть дети, но это же хорошо. Ты сможешь освоиться с ними, а потом уже обзаведетесь и своими. Тем более они так любят тебя.
Все это она говорит совершенно будничным тоном, продолжая расставлять контейнеры с едой по местам.
– Пойми, тебе уже двадцать четыре, и тебе пора задуматься о чем-то большем, нежели легкий флирт. С такими девушками, как Рэйчел, семью не создают.
Закончив с расстановкой еды, она закрывает холодильник и поворачивается ко мне. На лице мамы довольная улыбка. Она смотрит на меня так, будто уверена, что я брошу все и последую каждому ее слову: забуду о Рэйч, побегу делать Мэгги предложение и обустрою детскую для ее детей.
Я люблю своих родителей. Я готов ради них на все, но сейчас понимаю, что не хочу прожить вот так всю жизнь: просыпаться с утра пораньше, спускаться в магазин, проводить там весь день, а затем возвращаться домой и не чувствовать себя в уюте и тепле. Не важно, кто там будет – Мэгги, Джули или еще тысяча девушек из тех, с кем она хочет меня свести. Если там не будет Рэйч, все остальное не имеет значения.
Я безоговорочно отдал все деньги от победы в соревнованиях родителям и сделаю это не один раз, но это не значит, что я хочу так жить, что я выбрал этот путь. Я хочу путешествовать, кататься на волнах, чувствовать жизнь, а не загонять себя в рамки обязанностей.
– Крис? Ты меня слушаешь? Как насчет ужина у нас? Позовем Мэгги и…
– Нет, – резко говорю я.
Мама едва заметно хмурится.
– Если у тебя на сегодня какие-то планы, мы можем перенести на завтра.
Подхожу к кухонному островку и, опершись ладонями, смотрю на маму.
– Я не собираюсь больше ужинать с Мэгги и кем бы то ни было еще. Не надо устраивать мне эти «случайные встречи» и пытаться устроить мою жизнь так, как тебе этого хочется.
– Я не понимаю, – присев на стул, она начинает теребить кухонное полотенце в руках. – Если тебе не нравится Мэгги, я могу познакомить тебя с кем-нибудь другим…
Я качаю головой:
– Ты действительно не понимаешь. Я люблю тебя и папу. Я готов вам помочь всем, чем могу, но это не значит, что у тебя есть право лезть в мою жизнь. То, что я перебрался сюда, вовсе не означает, что я бросил спорт. Нет. У меня есть контракты, свои желания. Я люблю океан и не собираюсь отказываться от него. И я не собираюсь отказываться от Рэйчел. Нравится тебе это или нет, но я люблю ее. Да, она не такая, как те девушки, с которыми ты пытаешься меня свести. Она взбалмошная, импульсивная, своенравная, но в то же время она верная, добрая, искренняя и та, кого я люблю.
Мама открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же его закрывает. На ее глазах выступают слезы, и она промокает их полотенцем.
– Я просто хотела как лучше. Я не думала, что тебя интересует такой образ жизни.
– Это какой же?
– Ветреный. Твоя Рэйчел – ветреная, и в конечном итоге она бросит тебя, когда ей станет скучно, – ее голос становится резким. – Может, тебе неприятно это слышать, но, наигравшись с тобой, она, не раздумывая, найдет себе новую добычу, а ты потом будешь сидеть с разбитым сердцем. Я знаю таких, как Рэйчел…
– Прекрати! – обрываю я. – У тебя совершенно нет никакого права так о ней говорить. Ты даже не попыталась узнать Рэйч. Она другая, потому что не мечтает о детях или не хочет с утра до ночи торчать в огороде? Так пусть! Именно поэтому я ее выбрал. А ты привыкла судить о людях по внешнему виду. Привыкла, что все должно быть так, как этого хочешь ты!
– Ты не имеешь права так со мной разговаривать! – мама награждает меня строгим взглядом.
– Имею. Так как это моя жизнь, и только мне решать, что с ней делать. А теперь извини, но мне пора.
Присвистнув, подзываю Бэкса к себе и уже у дверей сталкиваюсь с отцом. Он смотрит мне через плечо и, заметив слезы мамы, переводит на меня хмурый взгляд.
Если жить всю жизнь с человеком, который судит всех, кроме себя, привыкаешь молчать, чтобы не становиться частью этого сумасшествия.
Глава 48Крис
Отправляю сообщение и жду, пока две бесцветные галочки загорятся синим цветом. Десять секунд. Полминуты. Минута. Ничего. Тишина. Так же, как и с предыдущими тремя. Что за чертовщина?
Вчера я звонил весь вечер, но она проигнорировала меня. Сегодня отправил ей фотографию Бэкса, разгромившего половину кухни, пока искал свой корм, и она точно так же не ответила. Сначала я все списывал на то, что, возможно, она занята в кафе, но Рэйч всегда находила минутку, чтобы ответить. Никогда не был параноиком, но меня не покидает ощущение, что что-то произошло и она старательно избегает меня.
Выхожу из спальни и застываю посреди гостиной. Желтый плед, купленный Рэйч – первое, что я замечаю. Каждый раз стоит на него взглянуть, приходится зажмуриваться, так как он такого яркого цвета, что режет глаза. Но он напоминает о ней. Такой же яркий и невыносимый.
Может, съездить к ней? Здоровье отца стабильно, на ранчо, как и в магазине, все нормально, а мама после разговора о моих обязанностях и ее разрушенных ожиданиях игнорирует меня второй день подряд. Не отрицаю, что я мог перегнуть палку, но она не вправе указывать мне, как жить и кого я должен любить.
Неожиданный стук в дверь заставляет обернуться. Искренне надеюсь, что это не моя мать. Второй подобный разговор я просто не вынесу.
Бэкс мельтешит под ногами и энергично машет хвостом, будто мы собираемся на прогулку.
– Успокойся, приятель, – наклонившись, тереблю его между ушами, а затем открываю дверь.
Отец. Как полный идиот, я выглядываю в коридор, ожидая увидеть кого угодно, но только не его.
Он снимает шляпу и зажимает ее под мышкой.
– Могу я войти? – Его голос, как и всегда, хрипит.
– Конечно, – приоткрываю дверь шире и пропускаю отца внутрь.
Бэкс начинает скакать возле него, встает на задние лапы и облизывает руки. На что отец с улыбкой похлопывает его по голове. Мог бы догадаться, что такая реакция у маленького предателя проявляется только в присутствии отца.
– Что-то случилось на ранчо? – спрашиваю я, потирая шею.
– Не совсем, – он садится на барный стул и сжимает пальцами край шляпы. От меня не ускользает, что он втягивает в себя воздух, когда задевает край стола больной ногой, и мне в очередной раз приходится себя сдерживать, чтобы не начать расспрашивать его о состоянии здоровья. – Твоя мать сказала, что ты был с ней груб.
Ну конечно. Разве она могла промолчать? Я удивлен, что отец не приехал сразу же, стоило мне покинуть ранчо.
– И ты проделал весь этот путь, чтобы прочитать лекцию? – не могу сдержать сарказма. – Прости, но она перешла все границы, и я не собираюсь извиняться за свои слова.
– Нет, я здесь для того, чтобы сказать, что ты должен уехать, – его голос звучит ровно, будто он говорит о рождественской индейке, а не о собственном сыне.
Да он издевается! Мои родители сошли с ума.
Я открываю рот, но отец приподнимает руку, в молчаливом жесте прося меня выслушать.
– Ты должен уехать, но не потому, что я этого хочу или не рад видеть тебя в собственном доме. Ты – мой сын, единственное, что я сделал в этой жизни правильно.
Отец замолкает, и по его взгляду я вижу, что он собирается сказать то, в чем боится признаться даже самому себе. Горько усмехнувшись, он проводит рукой по седым волосам, а затем берет шляпу и, обернувшись, кладет ее на край дивана, стоящего рядом. Повторяю: он кладет шляпу на диван. Главное правило ковбоя – никогда не клади шляпу на кровать, чтобы не привлечь неприятности.
Подхожу ближе и сажусь напротив. Бэкс приподнимается и опирается передними лапами на его колени, выпрашивая внимания, но на этот раз отец сосредоточен только на мне.
– В больнице ты сказал, что твоя обязанность заботиться о нас и что я – эгоистичный старик, раз думаю только о себе.
Признаю, сейчас мои слова звучат очень грубо.
– Ты прав. Я эгоистичный старик, который элементарно не мог поговорить с сыном и все объяснить.
– У меня такое ощущение, что сейчас откроется семейная тайна в стиле «ты не мой сын», – отшучиваюсь я, хотя испытываю дикий страх от подобного исхода.
Отец, хрипя, смеется. Может, вчера Мэгги подала мне просроченные бургеры в знак мести и теперь у меня галлюцинации?
– Нет, ты определенно мой сын. Только мой отпрыск способен на подобные шутки, – он складывает руки в замок и упирается большими пальцами друг в друга. – Как ты знаешь, мы с твоей матерью знакомы еще со школы. По ее заверениям, это была первая любовь, но это не совсем так. Я никогда не любил Джорджтаун. Я хотел уехать, как только мне исполнится восемнадцать. Хотел увидеть мир, добиться успеха, стать кем-то большим, чем сын уважаемого фермера. Так и случилось. Я увидел мир. Но твой дед умер, и мы остались одни. Мне пришлось вернуться. Твоя бабушка не была готова к новой реальности, она словно потеряла цель в жизни, будто мой отец был ее ориентиром. Она не знала, как платить за ранчо, с кем договариваться насчет наемных рабочих в сезон сбора урожая и что делать со скотом. Одна она просто не потянула бы такую работу. И, естественно, я остался.