В каждом его слове слышится сожаление и тоска. А еще я улавливаю схожесть ситуаций, но до сих пор не понимаю, в чем суть разговора.
– Каждый раз я откладывал отъезд. Стоило все более-менее наладить, как вновь образовывалась проблема: зараженное пастбище, засуха и бог знает что еще. Я проклинал каждый день, который находился здесь. А потом появилась твоя мать, – у него снова появляется та самая горькая улыбка, но я замечаю в глазах и теплоту. – Она еще в школе бегала за мной, но так как я был сосредоточен на покорении мира, то не хотел заводить какие-либо отношения. Когда же я остался на ранчо, то последнее, о чем думал – женщины. Она стала приходить раз в неделю: приносила свежеиспеченное печенье, пыталась привести мою мать в чувство и вновь вдохнуть в нее жизнь, и я был благодарен за это. Она стала опорой нашей разрушенной семье, пусть мы и не просили об этом. Затем неделя превратилась в каждый день. Я видел, что матери становится лучше, но понимал, что не могу ее оставить. Вторую потерю она не переживет.
– И поэтому ты решил скрасить свои будни, приударив за мамой, – со смешком замечаю я, за что получаю грозный взгляд.
– Не совсем. Мы были друзьями, а потом как-то так закрутилось, что я и сам не понял. В итоге в один прекрасный день она вновь принесла свое фирменное печенье, только в этот раз с новостью о беременности.
– Я так полагаю, после этого ты больше не ешь печенье.
Отец недовольно цокает, но я успеваю заметить, как дергаются его губы, когда он пытается скрыть улыбку.
Судя по виду отца, рассказав мне все, он испытывает большое облегчение: его плечи расслабляются, нахмуренный лоб разглаживается, а уголки губ едва заметно приподнимаются. Он наклоняется и на очередной скулеж Бэкса подхватывает пса на руки. Маленький предатель игриво облизывает его лицо, на что отец смеется. И этот звук кажется мне таким странным.
Я привык видеть его суровым, вечно недовольным и нахмуренным. Отец уходил заниматься делами еще с рассветом, а возвращался только к закату. Те, кто хоть пару раз работал в поле, прекрасно понимают, что к вечеру все тело будет изнывать от боли. Каждый мускул превращается в дерево, а ноги наливаются свинцом и едва передвигаются. Но отец всегда приходил с гордо поднятой головой и выпрямленной спиной. И сейчас я понимаю почему.
Он принял свою судьбу, несправедливую и жестокую, нес свое бремя, не выдавая истинных эмоций.
И теперь до меня доходит, что именно хотел сказать мне отец.
– Твой долг – прожить эту жизнь максимально ярко. Не в угоду мне или матери. Забудь об обязанностях перед семьей, своей лавке и контрактах. Наступит момент, когда ты упустишь самую главную составляющую, но времени на то, чтобы вернуть ее, уже не будет. Жизнь – всего лишь мгновение. Не успеешь моргнуть, как окажешься ворчливым стариком с горой обид на судьбу и окружающий мир. Так что бери жизнь за рога и оседлай, как это умеют делать Уитакеры. Если ты любишь эту девушку, верни ее. Занимайся своим магазином, но только если это то, чего ты хочешь на самом деле. Не теряй свой ориентир, – на последних словах его голос дрожит. – Я уважаю твою мать и за все ей благодарен, но не совершай моих ошибок.
Сглатываю ком в горле и облизываю пересохшие губы. Я считал отца упертым стариком, который из гордости не желает принимать мою помощь, но все оказалось иначе. Он просто не хотел, чтобы я повторил его судьбу и откладывал свои мечты и желания ради них. И чтобы я не терял любовь всей своей жизни только потому, что должен быть с родителями в трудную минуту.
– Я понимаю, что ты считаешь, что должен быть рядом с нами, но, клянусь Богом, если ты не сядешь в самолет и не улетишь в Лос-Анджелес, я действительно достану ружье и пущу тебе в зад разряд соли, чтобы ты наконец-то одумался.
Не собираюсь это проверять.
– Неужели тебе так сложно было сразу все мне объяснить? – допытываюсь я. – Ты понимаешь, насколько это тяжело, когда тебя гонят из собственного дома?
– У меня не самый простой характер, и я не умею признавать ошибки, но, позабыв про свою гордость, я понял, что стал худшим отцом в мире.
– Ну, не самым худшим, – почесываю висок и искоса посматриваю на него. – Возможно, ты на втором месте.
Отец тихо посмеивается и продолжает гладить Бэкса, пока тот вылизывает его руку, а я еще раз прокручиваю в голове наш разговор, и от меня не ускользает, что на протяжении всего рассказа он ни разу не сказал «люблю» в отношении мамы. «Уважаю», «благодарен», но ни слова о любви.
Мне кажется, когда живешь столько лет вместе, о каких-то других чувствах, кроме как привязанность и уважение, не может быть и речи. На протяжении многих лет я видел обожание со стороны своей матери. Ее глаза светились, стоило в комнату зайти Джону Уитакеру, и она была готова исполнить любую его просьбу, лишь бы он обратил на нее внимание. Но я и подумать не мог, как на самом деле все обстоит. Они живут вместе почти тридцать лет и знакомы всю жизнь, но остаются абсолютно чужими людьми друг для друга. И я точно не хочу очнуться в пятьдесят лет с четким осознанием, что упустил любовь всей своей жизни только потому, что был нужен другим, в то время как она ускользала от меня с каждой секундой.
Глава 49Рэйчел
– Что ты здесь делаешь? – вперив в сестру недовольный взгляд, наблюдаю за тем, как она роется в моей морозилке.
– Я же говорила, что как вернусь из Нью-Йорка, у нас будут посиделки, – вытащив из холодильника замороженную коробку с пиццей, сестра поворачивается ко мне и смотрит с брезгливым выражением лица. – Серьезно, Рэйч? У нее уже вышел срок годности!
Что ж, еще одно доказательство, что мы с Йеном очень похожи.
– Я забыла ее выкинуть. И вообще, у меня нет настроения, – захлопываю холодильник прямо перед ее любопытным носом.
Алекс закатывает глаза и, выпрямившись, упирает руки в бока.
– У меня как-то тоже не было настроения, но тебя это не остановило от погрома в моей гардеробной, – фыркает она.
– Зато мы нашли твою любимую футболку, – пожав плечами, возвращаюсь на диван и, натянув капюшон толстовки, бездумно щелкаю пультом в поисках какого-нибудь ужастика.
Слышится шелест пакетов и ворчание сестры. Больше чем уверена, она полезла по шкафчикам и наводит там порядок. Наверняка поставит все специи в алфавитном порядке, тарелки по цветам, а кружки, которые, на минуточку, напоминают ядерный взрыв всех цветов, будут стоять от меньшей к большей. Моей сестре следует обратиться к специалисту.
– Держи, – Алекс вдруг пихает мне в руки большую пиалу с шоколадным мороженым, украшенным посыпками в форме звезд и сердечек и политым карамельным топпингом.
– Боже, ты умудрилась испортить мой любимый десерт! – жалобно стону я. – Никогда не прикасайся к мороженому!
– Что не так? – искренне удивляется она, будто не понимает масштабов трагедии. – Это же вкусно, – зачерпнув лакомство, отправляет ложку в рот, и на мгновение ее лицо застывает.
Что я говорила?!
– Это отвратительно, – скривившись, Алекс вытаскивает ложку и с трудом проглатывает содержимое.
– Оно прекрасно без всяких добавок, – нравоучительно замечаю я.
– Давай я переделаю, – она тянется к моей пиале, но я шлепаю ее по рукам. – Эй!
– Даже не смей прикасаться к моему мороженому. Если ты выкинешь хотя бы кусочек, пока находишься в этом доме, я больше никогда в жизни с тобой не заговорю! – пригвождаю серьезным взглядом, и сестра со смешком поднимает руки в знак капитуляции.
– Что будем смотреть? – как ни в чем не бывало интересуется она, подбирая под себя ноги и выхватывая из моих рук пульт. – «Пила»? Серьезно? Рэйч, ты ненавидишь ужасы.
Она точно не понимает намеков. Я же в толстовке, с грязными волосами и пятном на домашних брюках. Мой внешний вид буквально кричит, чтобы меня оставили в покое!
– Только потому, что они преследуют меня в жизни! – запихнув в рот ложку с мороженым, едва не издаю разочарованный стон, но, если подумать, все не так уж плохо.
Экран телефона, лежащего на столе, загорается. Вытянувшись, замечаю сообщение от Криса. Разблокировав телефон, не захожу в мессенджер, а просматриваю сообщение через всплывающее окно, и к глазам подступают слезы.
Конечно же, ты знаешь, где меня искать. Тихо вздохнув, убираю телефон под подушку и ковыряю ложкой мороженое. Крошу посыпку и смешиваю ее с потекшими следами на тарелке, превращая в разноцветное пюре. Но мысли возвращаются к Крису.
Я игнорирую его. Причем делаю это осознанно и не понимаю зачем. Мои поступки, как всегда, полны логики, но картинка, любезно обрисованная миссис Уитакер, не покидает голову, а ее слова, словно яд, отравляют каждое воспоминание.
И за это я ненавижу себя.
– Рассказывай, что у вас с Крисом случилось? – Алекс продолжает смотреть телевизор, поедая мороженое.
Она остановила выбор на каком-то глупом шоу, где над актерами всячески издеваются, и я закатываю глаза. Можно подумать, в жизни нам этого мало.
– А с чего ты взяла, что что-то стряслось? Все просто замечательно, – соскребаю со стенок пиалы топпинг.
– Рэйч, ты можешь провести Йена и Майка, но не меня, – она поворачивается и внимательно смотрит, будто все знает.
Алекс ведь не уйдет, пока я не признаюсь во всем. В конце концов, именно она помогла мне, когда я проснулась наутро и осознала, что осуществила свою самую желанную мечту.
– Я облажалась, как всегда, – небрежно пожимаю плечами.
– Рэйч…
– Все было хорошо, правда. С тех пор как Крис появился в моей жизни, я поняла, что такое иметь рядом человека, на которого можно положиться. Пусть он и был большую часть времени на расстоянии. Он поддерживал любую мою безумную идею. Да ты посмотри на красную рухлядь под окнами. Крис сказал, раз я хочу такую машину, то она должна у меня быть. Он знал обо всем: о кастингах, неудачах, проблемах на курсах и безумном плане делать все идеально.
Чем больше я говорю, тем больше понимаю, насколько скуч