Правда, не дальше лестничного пролета пожарного выхода, на котором царил полумрак и холод. И я уже не могла различить, отчего трясутся мои колени и сводит судорогой живот. То ли от внезапной перемены температуры, то ли от близости застывшего напротив парня. Схватившего меня за предплечья и пригвоздившего к стене.
Осторожное прикосновение его губ к моим в один миг стало жадным, всепоглощающим. Туманящие разум поцелуи-клейма вычертили дорожку от подбородка до ключицы и заставили утонуть в горячей волне, прокатившейся от макушки до пят. Ловкие пальцы, расстегнувшие пряжку ремня и коснувшиеся оголенной полоски кожи, выбили из груди судорожный рваный вдох. И я сама не заметила, как подалась навстречу умелым рукам, избавившим меня от простой черной водолазки и такого же цвета кружевного бюстгальтера.
Граничащее с болезненным желание затмило доводы рассудка, вынуждая подчиниться зову истосковавшегося по Егору тела и, если честно признаться, томившейся по нему души. В данный конкретный момент мне было глубоко наплевать на все возможные последствия, и я бы не оторвалась от Потапова, промчись в десяти сантиметрах от нас железнодорожный состав. Я захлебывалась эйфорией, с трудом глотая норовившие сорваться с губ крики, и не знала, куда подевались такт, воспитание и имевшаяся у отличницы когда-то скромность.
Преследовавшие меня всю неделю сомнения восстали из пепла чуть позже. Когда я пыталась унять дрожь от пережитого удовольствия и непослушными пальцами вернуть на место спущенные джинсы. Начать все сначала, позволить блондину еще раз разбить мое сердце, а потом собирать себя по кускам было страшно. Куда проще было спросить.
– Очередное пари, Егор? – и наблюдать, как мрачнеет его полный надежды взгляд.
– Неужели, ты до сих пор не поняла, что это давно уже больше, чем просто спор? – обреченно выдохнул парень, прижимаясь лбом к моему лбу. – Что мне нужно сделать, чтобы ты поверила? Вздернуться? Выпрыгнуть из окна?
– Ничего, – обронила бесцветно, ныряя ему под руку и впопыхах натягивая помятую водолазку. Отряхивая с ткани налипшую пыль и из последних сил борясь с непреодолимым притяжением. – Перерыв закончился. Мне пора работать.
Остаток дня прошел как в тумане. Я бездумно пялилась на сливавшиеся в одно пятно цифры, отвечала на вопросы девчонок невпопад и куталась в огромный ярко-бирюзовый шарф с золотистой вышивкой, наброшенной наблюдательной Ариной мне на плечи. Потому что я отчего-то нещадно мерзла и никак не могла избавиться от колотившего меня озноба.
– Ты простудилась? Может, поедешь домой раньше? Все равно сегодня дэдлайнов нет, – Риша ненароком подала мне соблазнительную идею, за которую я не преминула уцепиться с энтузиазмом голодного бульдога.
– Да, спасибо, попробую отлежаться, – наверное, вид у меня и, правда, был больной, раз уж коллеги наперебой желали скорейшего выздоровления, но держались отстраненно, дабы не заразиться от новенькой.
Я запахнула поглубже пальто, поднимая воротник и утыкаясь носом в мягкую теплую ткань, и вышла через крутящиеся стеклянные двери, не обращая внимания на подмигивающего и активно махавшего ладонью парня с коротким ежиком светлых волос. Расположившегося за массивной серой стойкой и выдававшего одноразовые магнитные пропуска посетителям.
На улице было холодно и промозгло, мелкие редкие снежинки срывались с серо-свинцового неба, но еще не успели укрыть белоснежным полотном тротуар. Я оглядывалась по сторонам, жалея, что не дала нам с Егором еще шанс, и искренне надеялась увидеть где-нибудь за углом припаркованную синюю ауди с блестящими хромированными дисками и неповторимым, несносным троечником за рулем. Но то ли гордость Потапову была дороже, то ли я была слишком убедительна в своей отстраненности, так что я не спеша поплелась к метро в одиночестве. Перемалывая брошенные блондину слова и коря себя за порывистость и, что уж греха таить, глупость.
Единственное, чего хотелось, так это поскорее доехать домой. Забраться в душ, под горячие струи воды, и стоять до тех пор, пока пар не начнет ломить кости. После чего укутаться в махровый банный халат, умоститься на кровати с чашкой какао и зефиркой и смотреть слезливую американскую мелодраму, которая обязательно закончится хэппи-эндом. Занявшись таким вот не хитростным планированием, я отрешилась от окружающей действительности и чуть было не споткнулась о рассевшегося прямо на ступеньках перед моим подъездом молодого человека.
– Потап, ты идиот?! – учитывая минусовую температуру, вероятность подхватить воспаление легких или еще какую дрянь была преступно велика, а этот ненормальный, как ни в чем не бывало, протирал своими модными джинсами ледяной бетон. Совершенно не думая о том, что кто-то за него, между прочим, переживает.
– Да, и признаю это, – легко согласился Потапов, поднимаясь, бережно приобнимая меня и разворачивая. Чтобы я могла насладиться выведенными фиолетовым мелом на асфальте огромными буквами, сообщавшими каждому прохожему: «Потапов Егор – идиот!». И, судя по широкой самодовольной улыбке, автор послания был абсолютно доволен результатом получившихся художеств.
– Я от тебя так просто не избавлюсь, да? – я показательно буркнула «сгинь, нечистая» и даже перекрестила ухмыляющегося блондина, пытаясь спрятать безграничное счастье от того, что он не сдался, не прекратил поиски и все-таки не отступился. Невзирая на мой взбалмошный, чудной характер и мадагаскарских тараканов в голове.
– Неа, – чуть слышно прошептал Егор, устраивая подбородок у меня на плече и обдавая ухо горячим дыханием.
– И что мне с тобой делать? – спросила больше для порядка, потому что для себя уже все решила, свыкнувшись с мыслью, что Потап за пару месяцев стал для меня настолько близким человеком, что я оказалась абсолютно не готова его потерять.
– Главное, любить и кормить вовремя, – процитировав чеширского кота, этот невыносимый блондин оставил невесомый поцелуй на моей шее и прижался плотнее. Крепче смыкая кольцо рук и недвусмысленно намекая, что сбежать мне больше никто не позволит. – Новый год отметим у родителей, а на Рождество махнем в Прагу. Будем много гулять, пить чешское пиво и есть кнедлики *[1].
Увлекшись, Егор с жаром расписывал грядущие перспективы, пользуясь моим молчанием. Ну а я умиротворенно ему внимала и гладила его пальцы своими, понимая, что совсем ничего не имею против.
________
*[1] – кнедлики – это национальное блюдо Чехии и Словакии. Готовят кнедлики из теста, также из круп и картофельной массы. По форме кнедлики представляют собой булку или шарики.
Эпилог
Вика
Нет смысла спорить с мужчинами —
они все равно никогда не бывают правы.
(с) Жа Жа Габор.
С фотографии, которую прислала с утра пораньше Аринка, на меня смотрела улыбающаяся и как будто помолодевшая лет на пять Елизавета Истомина. Кареглазый брюнет в идеально отглаженной кипенно-белой рубашке и обтягивающих крепкие узкие бедра черных брюках склонился к ней, по-хозяйски держа за талию хрупкую на его фоне девушку. И от этих двоих веяло таким магнетизмом, что собравшиеся для открытия очередной скульптурной группы в любимом у горожан парке чиновники казались бедными родственниками. Попавшими на снимок по чьей-то ошибке или нелепой случайности.
И нет, я ни капельки не изумилась тому, что яркая, импульсивная начальница с железной хваткой попала в самую гущу событий сразу по приезду в родные края. Только вот демонстрировать тесную связь с другом детства было ой как недальновидно, особенно после помолвки с известным московским продюсером. Но кого бы интересовало мое мнение, да?
– Вика! – я смахнула фотку с экрана и, оставив телефон на тумбочке и затянув потуже поясок нежно-сиреневого шелкового халата, отправилась на кухню. Чтобы насладиться видом полуобнаженного Потапова, курсировавшего от плиты к столу и обратно в одних домашних шортах. Я бессовестно залипла на широких плечах и паре капель воды, спускавшихся вдоль позвоночника к пояснице, так что предсказуемо пропустила вопрос мимо ушей. Блондин кашлянул, маскируя веселый короткий смешок, и все-таки повторил: – кофе или… кофе?
– Капучино с ореховым сиропом, бутерброд с маслом и сыром и вот этого классного мальчика, – обогнув встретившийся на пути стул, я приблизилась к Егору и провела ладонью по его груди. Не ожидая, что меня подхватят за бедра и посадят прямо на стол. Нависнут, заставляя перестать дышать, и хрипло сообщат.
– Кофе потом.
Ультиматум я восприняла с воодушевлением, обвивая руками шею Потапова и чувствительно прикусывая его нижнюю губу. Наслаждаясь горячими пальцами, пробравшимися под гладкую ткань и вытворявшими со мной что-то настолько бесстыдно-сладкое, что я попросту забыла, как дышать. И я подозреваю, что до завтрака мы бы так и не добрались, если бы не заголосивший ненавистной трелью дверной звонок.
– Если там Веселовский, я его убью, – обреченно выдохнул Егор мне в ключицу и нехотя оторвался от пленившего нас занятия, одергивая мой помятый халат и оставляя долгий, томительный поцелуй на виске.
– А я говорила, давай переедем в мою студию, – крикнула в спину блондину, торопливо пытаясь привести себя в божеский вид. И, смирившись с тем, что шальную улыбку с лица вряд ли получится стереть, плюнула на это безнадежное дело. – Тот адрес, по крайней мере, никто не знает.
Шестое чувство Потапа действительно не подвело: сначала в квартиру вплыла большая спортивная сумка, а потом уже и сам Пашка. В расстегнутом пальто, с нелепым шерстяным шарфом в желто-черную клетку, всклокоченный, он скинул в угол массивные темно-коричневые ботинки и, демонстрируя высшую степень смирения и покаяния, протянул.
– А можно я у вас поживу? – я подавилась воздухом, отчетливо представляя, какой кавардак воцарится с пришествием неуклюжего шатена с шилом в том самом месте. Ну а Егор уронил голову на ладонь, разрываясь между желанием отказать товарищу и состраданием к ближнему своему.