– Завтра важный тест, поеду готовиться, – в свои двадцать лет обманывать и выкручиваться блондин научился виртуозно. Утаивал лишнее, позволял додумывать недосказанное и никогда не попадался на вранье. Ну а как еще можно сосуществовать с разведенными родителями, которые в редкие встречи здороваются-то друг с другом сквозь зубы и сыпят взаимными обвинениями, как из пулемета? А ты не хочешь выбирать, кто из них тебе дороже, продолжаешь в редкие выходные ездить к матери и загружать продуктами холодильник. Потому что она снова заработалась, всю ночь писала статью и, по обыкновению, планировала питаться солнечным светом.
В мыслях о Потаповой Евгении Семеновне, красивой женщине сорока лет с мягкими чертами лица и невероятными, как будто у героини фантастического фильма, ярко-голубыми глазами, Егор выбрался на улицу. Втянул носом воздух, пахнущий озоном, и бережно, словно лаская девушку, провел пальцами по капоту. На котором разноцветным бисером блестели полупрозрачные капли.
– В «Бункер»? – неизвестно, на каком топливе работал Пашкин организм, но Веселовский был готов тусить ночь напролет семь дней в неделю, и, при этом, появлялся в универе чаще, чем Потап.
– На заброшку.
Спустя полчаса синяя ауди припарковалась рядом с недостроенным зданием, зиявшим провалами черных глазниц. Манившим Егора и не позволявшим противиться его странному очарованию. Оно звало Потапова, заставляя перепрыгивать через груды мусора и торопливо карабкаться на сваленные друг на друга коробки. Чтобы в высоком прыжке достать до выступа и зацепиться за холодный бетон, все еще влажный после дождя. Потому что лестница на последний этаж с отсутствовавшей крышей так и существовала лишь на чертеже неизвестного дизайнера, проектировавшего причудливое здание, отдаленно напоминавшее Колизей.
Отточенным движением блондин закинул тренированное тело наверх и перекатился ближе к краю. Хватал ртом колючий свежий воздух, чувствуя, как адреналин вперемешку с эйфорией разлетается по венам. Знал, что волшебные ощущения схлынут через пару секунд, потому что давно уже привык к высоте. Поэтому пробовал все новые и новые аттракционы и трюки, лишь бы поймать это самое острое с перчинкой послевкусие, будоражившее все его существо.
Помахав рассевшемуся прямо на бордюре и подпаливавшему самокрутку Веселовскому, Егор достал из-за пазухи блокнот, прихваченный под шумок из кабинета. Недолго повертел книжицу в руках, даже не задумываясь о том, что чужое брать не хорошо, а любопытство, в общем-то, порок, раз сгубило не одну кошку.
«Дорогой дневник…», – в витиеватых убористых строчках Потап без труда узнал почерк одной своей знакомой и не хорошо так, недобро усмехнулся.
Глава 9
Вика
Людей всегда разбирает желание спорить,
когда у тебя нет никакого настроения.
(с) «Над пропастью во ржи»,
Джером Дэвид Сэлинджер.
– Вичка, вставай, – затуманенный благостной дремотой мозг отчаянно не понимал, почему кто-то наглый пытается стащить его хозяйку за ногу с кровати. Куда делось пушистое теплое одеяло и кто впустил в комнату не хилый такой, пронизывающий до костей сквозняк.
Вставать не хотелось, а вот досмотреть прерванный на самом пикантном месте сон с участием симпатичного мускулистого сероглазого блондина очень даже ...
– Сероглазого?! – резко подорвалась, пощупав голову – вроде на месте, вроде своя, и обреченно выдала вслух: – Мда, Смирнова, и как ты докатилась до такой жизни?
Долго рассуждать на тему падения морали и нравственности нынешней молодежи вообще и одной конкретной отличницы, в частности, было некогда. Потому что кофе сам себя не сварит, рюкзак сам себя не соберет, ну а пунктуальный, как швейцарские часы, Максим Петрович Литберман вряд ли сдвинет начало пары из-за проспавшей Смирновой.
Так что остывший уже омлет, приготовленный заботливой Олькой, я заталкивала в себя на бегу. Чтобы перед парой иметь запас в пять минут, опуская в прорезь кнопочного бандита двадцать первого века железные монеты.
– Счастье? – обладавший магический способностью появляться из ниоткуда, Егор пристроил подбородок у меня на плече, естественно, не поинтересовавшись, а согласна ли я на подобные действия с его стороны. И с выражением прочитал надпись на боку баночки с кока-колой, которую я собиралась добавить в густой ароматный американо, расчетливо залитый мной в термокружку. И плевать, что потом сердце будет полдня стучать как бешеное. Надо же как-то выживать в суровые студенческие будни.
– Это явно не про тебя, Потапов, – засмеялась задорно, ныряя вниз, выгребая сдачу и не успевая удрать до того, как меня нахально прижали спиной к торговому аппарату. Вызывая становившийся привычным (что пугало) табун мурашек, вновь устроивший себе развлечения вдоль моего позвоночника.
– Свидание, – на несколько мгновений я даже утонула в пристально сверливших меня серых глазах, восхищаясь настойчивостью блондина. Неожиданно выделившегося на фоне большинства парней, предпочитавших более доступных, более сговорчивых и далее по списку. А потом все-таки вспомнила, что не перевариваю Потапа всеми фибрами души.
– У меня работа, – пробормотала не слишком громко и совсем не решительно, втягивая носом уже знакомый терпкий аромат горьковатых духов.
– Брось, Смирнова, – судя по выразительно изогнувшейся брови и недвусмысленной ухмылке, мне не поверили от слова «совсем» и уже готовились завалить мою вяло сопротивлявшуюся персону ворохом аргументов, когда по коридору прокатилась переливчатая трель звонка. Спасшая меня от дальнейших объяснений и активно подталкивавшая нас с Потаповым к большой полукруглой аудитории с нещадно скрипевшими стульями. На которых стоило сидеть неподвижно, дабы не привлекать лишнего внимания.
Воцарившееся в лекционной напряжение было настолько густым, хоть ложкой ешь. Ну а утыкавшиеся между лопаток косые взгляды обязательно бы заставили поежиться, будь я чуточку восприимчивее. Но излишней впечатлительностью я перестала страдать классе эдак в седьмом, так что с невозмутимым видом усаживалась за первую парту, выуживая из рюкзака конспект, ручку и вожделенную термокружку насыщенного бордового цвета. Пока немолодой преподаватель в темно-зеленом твидовом пиджаке с круглыми очками, медленно сползавшими к кончику его носа, что-то сосредоточенно записывал в журнале.
Догадавшись, что мы пропустили начало распределения тем докладов, я радостно выдохнула. Учитывая, что количество студентов в группе нечетное, а в списке я значилась последней и отношения с сокурсниками имела весьма прохладные, шансы остаться единственным человеком без пары стремились примерно к ста процентам. В мыслях я уже набрасывала примерный план будущей работы, прикидывала обширный список литературы и никак не могла понять, почему Максим Петрович так внимательно на меня смотрит. Как будто вознамерился провести над моей тушкой один из запрещенных опытов-экспериментов.
– Любопытно, – Литберман покрутил в узловатых пальцах черную ручку с изящной серебристой гравировкой, кивая каким-то своим соображениям. И чем дольше затягивалась пауза, тем сильнее крепло подозрение, что я упустила из виду что-то очень важное. В ожидании вердикта преподавателя замерли все, а расположившийся через проход Егор так и вовсе нетерпеливо подался вперед, опершись локтями на шероховатый стол. Максим Петрович зыркнул на парня поверх очков и непринужденно забил последний гвоздь в крышку моего гроба. – Хорошо, только доклад будешь защищать ты, Потапов. А не Смирнова.
И я была настолько уверена, что Егор выберет Семенову, что в самом кошмарном сне не могла и предположить, что блондину хватит глупости назвать мою фамилию. Поморщилась, как от зубной боли, понимая, что выходку Потапова не простят, причем мстить будут явно мне. Недовольно закушенная губа Леночки и сжатые в кулаки руки не оставляли и тени сомнения, непрозрачно намекая, что наша конфронтация выходит на новый уровень.
Остаток пары я не слушала. Выводила на полях абстрактные узоры, пытаясь смириться с тем, что с повышенной стипендией придется попрощаться. Скорее ад покроется коркой льда, чем Потап сможет ответить на все вопросы дотошного Максима Петровича и получить у него «отлично».
– Ну кто тебя просил, а? – я снова не заметила, как прозвенел звонок, а одногруппники живо собрали вещи и освободили аудиторию, оставив нас наедине с лучившимся совершенно непонятным мне торжеством Егором.
Парень лишь неопределенно повел плечом и широко так, довольно улыбнулся, отчего у меня немножечко сорвало крышу. Со скоростью маленького торнадо я вылетела из-за парты, толкнула Потапова ладонями в грудь, правда, сдвинуть гору с места и то было бы легче, чем продолжавшего снисходительно ухмыляться блондина. И приподнялась на носки, готовясь в случае чего сослаться на состояние аффекта, как на смягчающее обстоятельство нанесения некоторым индивидам тяжких телесных повреждений.
– Потап! Ну зачем, а? – признаки понимания ситуации по-прежнему отсутствовали у него на лице, так что пришлось разжевывать, как несмышленому пятикласснику: – ты стипуху не получаешь, тебе все равно, а я на эти четыре тысячи неделю безбедно жить могу!
– Вик, – парень придвинулся на шаг, заставив меня проглотить застывшие на языке возмущения и пытаться разобрать, что за татуировка мелькнула в вырезе воротника стильной темно-синей рубашки. И даже забыть, что еще пару мгновений назад я хотела прибить Потапова с образцовым тщанием и изрядным пристрастием. – А давай поспорим?
– На что? – от его предложения за версту несло безудержной, самоубийственной авантюрой, но мое любопытство уже высоко вскинуло голову, облизываясь в предвкушении ставок.
– Если я защищаю наш доклад на «пять», ты идешь со мной на посвят перваков в «Метлу», – бросил равнодушно и замолчал, цепляясь большими пальцами за грубоватый темно-коричневый ремень джинс.
– А если нет?
– Буду платить тебе четыре тысячи упущенной выгоды ежемесячно, – условия сделки прельщали, что уж греха таить, но, вместо того чтобы их принять, я ляпнула кое-что совсем другое. Удивившее уставившегося на меня с долей скепсиса Егора и даже приоткрывшего от изумления рот.