— «Вырядился»! — возмутился Евченко. Он походил сейчас на рассерженного паучка. — У меня соседка почти что голая бегает, а я скромное да серенькое надену, значит, уже и вырядился?
— Вы что, уезжаете? — дошло наконец до Алехина.
Пенсионер Евченко с полминуты смотрел на Алехина выпученными восторженными глазами:
— Мацеста!
И как бы коря себя за восторженность, солидно, даже с некоторой значительностью, пояснил:
— Путевка бесплатная. Жест доброй воли. Я большего заслуживаю, Алехин.
— Мацеста? Черное море?
— Да, Алехин, Черное море, — еще более сдержанно и с большим достоинством пояснил Евченко. — Это южное море, Алехин. Это теплое море. Если уж откровенно, я каждый год должен ездить на море. Я заслужил, — он двумя пальцами полез куда-то во внутренний карман пиджачка. — Я много работал. Я на ответственных постах работал. Вот моя карточка. Там главное перечислено.
Визитка пенсионера Евченко походила на большое меню. Служба в армии, служба во внутренних войсках, общественные университеты, райкомы, общества…
— У меня грамоты есть, — Евченко уже даже с некоторым холодком смотрел на Алехина. — С любой надписью есть грамоты, я каждому был нужен… — Он чуть скосил глаза в сторону портретика, и Алехин понял, что Генералиссимусу Евченко тоже не был чужим человеком. — Я не мог остаться невознагражденным. Вот, путевка бесплатная… Мне!
И попросил:
— Покиньте квартиру, Алехин.
Алехин пожал плечами:
— А телефон?
Телефон действительно трещал вовсю.
— Ну, я. Ну, Евченко, — строго отрекомендовался пенсионер, поднимая трубку. — Да, я слушаю… Справочное?.. Какое справочное?.. Справочное аэропорта? Рейс задерживается? До утра задерживается, — он скосил глаза, желая узнать, видит ли Алехин факт такого уважения к Евченко со стороны Аэрофлота. — Что ж это, мне отдыхать? Ну, хорошо. Работайте.
И повесил трубку, и строго взглянул на Алехина:
— Рейс задерживается. Погода… Теперь персонально предупреждают. Становится Аэрофлот на ноги — страна крепче.
«Интересно, где ж это аэрофлотовские работники разыскивают телефоны своих клиентов? И что они делают с теми, у кого телефонов нет?..» — механически отметил Алехин, но вслух ничего не сказал. Не хотел пугать пенсионера.
— Мацеста! Воды! Бесплатно! — звонок только прибавил пенсионеру бодрости. — Двадцать лет. Двадцать лет, Алехин, не летал, не ездил я на море, не грел костей. Всю жизнь горел на работе, тем и согревался.
— Самолетом летите? — насторожился Алехин.
— Аэрофлот гарантирует, — заметил пенсионер.
— Гарантирует только Госстрах, — профессионально возразил Алехин. Он вдруг подумал: Вера здесь, она совсем рядом, она за этой стеной, куда мне идти? В нем вдруг затлел, медленно разгораясь, дух профессионала. Это единственное, что оставляет мне жизнь, подумал он почти что с отчаянием. Как профессионал он, несомненно, сочувствовал пенсионеру Евченко. Человек работал при всех вождях, имеет грамоты. — Вы ведь на ответственных участках работали?
— Еще бы! — Евченко совсем оживился. — Вот вы, Алехин, молоды еще, вы не помните, что такое порядок, что такое настоящая экономия. Я, к примеру, работал и на радио. Получу данные, сажусь к микрофону. Все честь по чести, информация сдержанная, рядом помощник сидит, позвякивает гаечными ключами. Талантливо, убедительно позвякивает. Посевная!.. Это сейчас гоняют людей в поле, они там покрутятся, шум мотора запишут. А деньги? Командировка же денег стоит! Нет, Алехин, вы еще молоды. «Мертвые с косами вдоль дорог стоят…» — пенсионер Евченко презрительно хмыкнул. — Разве это искусство? Я на выставке был, одни голые бабы. Это искусство? Вы и не видели настоящего искусства!.. Вот, скажем, А. Налбандян… Так и помню завитушку под талантливыми полотнами…
— А-а-а, — вспомнил и Алехин. — Налбандян. Гуси-лебеди.
— Какие гуси-лебеди? Не писал гусей Налбандян. Он академик.
— Все равно гуси-лебеди, — примирительно заметил Алехин. — Вот вы самолетом летите…
Не драматизируя, но с сочувствием и со знанием дела, он рассказал об одном своем приятеле. Тому тоже дали бесплатную путевку, он хорошо работал. А гарантирует только Госстрах. Вынужденная посадка, приятель сломал руку и ногу.
— А другие пассажиры? — невольно заинтересовался Евченко.
— Ну, у остальных тоже, — объяснил Алехин. — У кого перелом, у кого травма. — Он смотрел, как из замочной скважины льется дымок. Кореша Заратустры Намаганова, выкурив на площадке по сигарете, непогашенные окурки вколотили в замочную скважину. — Так всегда, страдают многие, — пояснил Алехин пенсионеру, но кто-то всегда выигрывает. Вот его приятель был застрахован. И денежки получил, и, пока был в гипсе, закончил одну важную работу…
Алехин хотел разъяснить: докторскую работу. На соискание степени доктора зоологических наук, но вовремя вспомнил — Вера за стенкой…
Ведь совсем рядом… Если прислушаться, он сердце ее услышит.
Пенсионер Евченко глубоко задумался.
— Аэрофлот наш самый надежный, — наконец возразил он, впрочем, без особой уверенности. — Наши летчики сильные. Один Кожедуб сколько накрошил. Я-то знаю. Я в годы войны воинские части формировал, это самое важное дело. Даже пострелять не пришлось — фронт людей требовал, живой силы. Самолеты у нас самые уверенные, — добавил лн. — Если б не перебои с керосином.
— А страхование надежнее, — печально возразил Алехин. Он слышал, алкаши ушли. Но может, прикидываются, поджидают.
— Чего ж, — не без сомнения протянул Евченко. — Или железные дороги. Им всегда особый надзор…
— Но страховка надежнее.
Алехин неотступно думал о Вере. Свернулась, наверное, калачиком, голодная, переживает. Сантехники только утром придут.
— У меня приятель ездил в Башкирию, — сказал он пенсионеру. — Сидел в вагоне-ресторане, кто-то стоп-кран сорвал. Приятель у меня был такой легкомысленный, один-единственный во всем ресторане страховки не признавал. Сломал руку, ключицу. Никакой компенсации. Вот как бывает. И рука у него неровно срослась.
— Вас, Алехин, послушать, хоть всю жизнь на кухне сиди, — Евченко неодобрительно пожевал тонкими губами. Он успел скинуть плащ, бережно положил на диван скромную шляпу любителя-мичуринца.
— Вы скажете! «На кухне…» А обваритесь кипятком? Током долбанет? Думали?
— Да ты что! — возмутился Евченко. — Какой кипяток? У меня путевка бесплатная!
— А вот как потеряете ее…
Евченко, охнув, даже прихрамывая от волнения, бросился к чемоданчику. Крошечным ключиком открыл два замка. Скинул лежащую поверх белья «Лоцию Черного моря», развернул газетный сверток, вздохнул с облегчением:
— Здесь, здесь путевка!
Он дышал взволнованно и крупно, как медуза. «Он и плавает, наверное, как медуза, — подумал Алехин. — Посредством вздохов. Наполнит грудь воздухом и выдохнет. Колыхнется, продвинется на сантиметр. И так всю жизнь — неутомимо, научно».
— Комплексно надо страховаться, — посоветовал он пенсионеру. А сам думал о Вере. У него сердце сжималось, когда он думал о ней. — Только комплексно. Жизнь, травмы, родственники, домашний скот, личный транспорт, имущество… Страховка — это свобода. Страховка — это освобождение от всех тревог.
Как пример он привел потрясенному Евченко историю из жизни еще одного своего приятеля. Ну не то чтобы приятеля, но хорошего знакомого, по призванию ревизора. Тот приехал в провинциальный городок на большой реке, и после скучных и долгих дел вывезли его на катере пркататься. Хороши вечера на Оби! Вода зеркальная, шашлычок, травка-муравка по берегам. И скорость у катера хорошая. Приятель Алехина, ревизор, все спрашивал: а тут нет мелей? Ему говорили: и мели есть. И нашлась, конечно, такая — пассажиры летели за борт, как птицы. Капитан, правда, уверенный: своих пропустил, ухватил за руку гостя. Зачем гостю за борт? Но рука гостя возьми и оторвись, вот хорошая была скорость у катера. Увидев в своих руках третью чужую руку, капитан завопил, как морская сирена, и широко размахнулся, чтобы бросить подальше столь ужаснувший его предмет. Он уже бросал руку за борт, когда всплыл ревизор и завопил столь же отчаянно: «Не бросай!» Но хотя рука и утонула, капитан и его гость не поссорились: протез застрахован был очень надежно… Так что гарантирует все же только Госстрах.
Евченко потрясение молчал. Что-то билось в его мозгах. Он вдруг хлопнул себя по колену:
— Давай! Давай! Убедил, Алехин. Я думал, ты пустозвон, а ты глубоко пашешь. На все давай — на пожар, на болезнь, на травму, на имущество. Вот личного транспорта у меня нет, на отсутствие не бывает страховки? На все, Алехин, давай, чтобы не жалеть после, — он скосил глаза на «Лоцию Черного моря». — А то самолеты эти… Поезда эти… Руки искусственные… — Он выпучил глаза на Алехина. — Какие руки? Ты что?
— Да ну вас, Кузьма Егорыч, — Алехин устало присел за стол. — Мы с вами сейчас спокойно и по порядку, вы довольны останетесь. Вы ж части воинские формировали. «Кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть…» — «Лоция Черного моря» его все же тревожила. Может, алкаши Евченко подкупили? Впрочем, Алехин был в отчаянии, ему было все равно.
— Давай! Давай! — потрясение и горячо шептал Евченко. Он бегал по комнате как маленький обесцвеченный паучок уроподус. Существуют такие. Алехин видел уроподусов в третьем томе «Жизни животных», а может, читал про них у Пришвина. Ему было все равно. Он умудрился все же загнать Евченко в кресло.
Они успокоились. Они подробно обговорили условия страхования, при этом пенсионер выказал немало хитрости и упорства.
— А я, — подвел итог Алехин, — зайду к вам утром, до отъезда. Зайду с бланками, все подпишем.
И подумал про себя: может, ты, пенсионер, никуда еще не улетишь…
Странное что-то с этой путевкой.
— Да что, — согласился Евченко, — теперь заходи.
И в этот момент за тонкой бетонной стеной раздался пронзительный женский крик.
Кричала Вера.
XII
«Неужели сантехник? Неужели все же пришел? — лихорадочно соображал Алехин. — Я шею ему сверну! К одинокой женщине!..» — и попытался высадить плечом дверь.