— Ты не кипятись, Пан Генерал. Докладную-то ведь все-таки он послал, — умиротворяюще, как ребенку неразумному, сказал дю-А. — Факт абсолютно неоспоримый.
— Не верю я твоим фактам! Что хочешь говори — не верю! Это не Кхолле!
— Метка в его файле — почище любого удостоверения личности. Никто ее оставить не мог, кроме него. Он и послал.
Ничего я не понимаю в их математике. Это очень неудобно: то и дело приходилось верить на слово. С другой стороны, хорошо: когда очень не хочется, можно и не поверить, и никто тебе ничего не докажет. Потому что неграмотность. А где вы в наше время грамотных сыщете?
Дю-А все еще пытался удержать благодушный тон, а я — не напоминал ему о ведмедях, которые убили наших ребят. Не понимаю, почему я не мог говорить о них. Получается не очень красиво: мол, раз он меня пригласил, то я (вроде бы из благодарности за редкий обед) решил поберечь его бедную совесть и его бедные нервы. Это я уже потом понял. Я вообще мастер понимать потом, когда поздно.
— Сядь, — сказал мне дю-А. — Сядь, успокойся. Ничего плохого я ему не приписываю. Он все правильно делал. Он так свой долг понимал.
Я сел.
— Где же его стекла, про которые ты говорил?
— Не знаю. Наверное, хорошо спрятал, чтобы вы не нашли случайно. А скорее всего, в личном файле держал, шифровал под безобидные тексты. Сейчас разве скажешь?
Дю-А говорил еще что-то про Кхолле Кхокка, но я не слушал его.
Мне стало неинтересно. И противно. И звери противны, и еда экзотическая (блинчики какие-то, пелл-мень, трубочки из белого мяса, квазиживые хлебцы…). И дю-А противен мне стал. И очень захотелось уйти. Я потихонечку начал соображать (еще не окончательно, а так, на уровне подсознания), что сидит вместе со мной за этим филигранной работы столом человек, предавший моих друзей, человек, которого я был обязан казнить и которого не казнил, человек, с которым и разговаривать-то позорно, а не то что принимать его угощение. Чужой, враждебный мне человек, хотя и похожий на меня очень. Что человек этот не просто меня угощает, а гадости про моих друзей, из-за его трусости погибших, мне говорит. А я слушаю. Последнее время я то и дело поступаю неправильно. И с Мартой тоже, хотя и она хороша. Все время не то что-то делаю.
Я сказал:
— Мне пора.
Дю-А, к тому времени уже замолчавший, смертельно серьезный, злобный, забывший недавнее благодушие, поднял голову.
— Подожди. Успеешь уйти. Мы, наверное, никогда не увидимся больше.
— Кто знает, — собрав последние остатки вежливости, сказал я.
— Мы, наверное, не увидимся больше. Поэтому я хочу, чтобы ты знал. Ты неправ. Ты не можешь быть прав, с самого начала не по той программе работал. И все ваше куаферство — дикая глупость была. Если не преступление.
— Не надо, — сказал я. — Здесь мы с тобой никогда не договоримся.
— Слушай меня, не перебивай! Я и сам знаю, что пытаться убедить тебя бесполезно, ты в этом своем куаферстве закоснел. Хоть в принципе я тебя понимаю. Когда-то ты мне нравился даже. Мы ведь почти друзьями стали тогда. Ты был очень неплохим парнем. И честным, и все такое.
— «Был». Хорошо говоришь.
— Не придирайся к словам! Слушай, сколько раз повторять! (Дю-А, наверное, по сию пору начальник, очень уж командовать любит.) Сбил меня… Ты сейчас уйдешь, но ты должен знать одно: я тебе никогда не прощу, что бы там после ни случилось, кто бы из нас правым ни оказался (а прав-то все-таки я! Все-таки я!), — ни-ког-да не прощу тебе, что ты меня тогда трусом назвал. И подлецом.
— На правду обиделся? — усмехнулся я.
— Никогда!
— Все ясно, — сказал я. — Очень приятно было тебя повидать. Я пошел.
— Счастливо! — рявкнул дю-А.
Я не ответил и ушел, а он еще раз крикнул мне в спину, что никогда меня не простит. Он остался сидеть, мрачно разглядывая свои роскошные кушанья, — горбатый, будто все еще наплечники носит.
Велосипед я домой отослал, а другого транспорта не люблю, пришлось пешком тащиться километров двенадцать. Был вечер, час пик, машины ревели как сумасшедшие, и люди толкали меня боками. Город меняется, и нет больше в нем площадей, по которым можно гулять. Я пришел, когда уже стемнело совсем и Марта уже вернулась. Я ничего ей не сказал про дю-А. Да и не о чем говорить. Она считает, что я слишком часто прошлое вспоминаю, у нее откуда-то другие появились воспоминания. У меня с ней не все хорошо, и с сыном у меня нелады, и я не уверен, что он до этого стекла доберется. Скажет — скучища.
А мне все равно. Я уже и привыкать начинаю. В жизни городского бездельника есть свои радости: можно сколько угодно заниматься тем, что никому не нужно, а значит, и отчитываться за сделанное не перед кем. Придумываю себе разные бессмысленные дела, когда за стеклами не гоняюсь: например, езжу в больницу к Беппии, он тут недалеко, километров сто. Сижу с ним, разговариваю, он совсем не помнит меня, он говорит, что я его дядя (был такой бродяга, Каспар его ребенком пару раз видел и очень им восхищался). Он долго будет жить, Беппия, мы все от старости перемрем, а он еще тянуть будет. А почему бы ему не тянуть? Уход хороший, ум лишний не отягощает, сидит на солнышке, деревянных мальчиков ножом вырезает, а потом их мучит.
Коротко об авторах
АНТ СКАЛАНДИС — москвич, по образованию химик, но в настоящее время сменил научную работу на издательский бизнес. Автор книги фантастических рассказов «Ненормальная планета» и готовящегося к изданию романа «Катализ», а также многих публикаций в периодике и сборниках.
СТАНИСЛАВ ГИМАДЕЕВ — самый молодой из авторов сборника, ему 26 лет. Живет в Перми. Инженер-системотехник, увлекается конструированием компьютеров. Пишет недавно. «Чужое утро» — это его дебют. Закончил работу над новой повестью, опять остросюжетной.
АЛЕКСАНДР ЕТОЕВ — ленинградец, профессия — электромеханик, место работы — Эрмитаж. Занимается в семинаре Бориса Стругацкого. Пишет давно, но только теперь начинает печататься. Рассказ в этом сборнике — первая книжная публикация автора.
ПАВЕЛ КУЗЬМЕНКО — москвич, историк по образованию, экспедитор-кассир по профессии, литератор по роду деятельности и по призванию. Написал два больших романа, множество рассказов, киносценарий и радиопьесу. Опубликовано же всего несколько миниатюр в периодике.
ВЛАДИМИР ОРЕШКИН — родился в Москве, закончил Литературный институт имени А. М. Горького. Печатался в журналах. Автор книги «Медовые времена», вышедшей в издательстве «Советский писатель» в 1990 году. «Нино, одинокий бегун» — первая фантастическая повесть, написанная им.
ГЕННАДИЙ ПРАШКЕВИЧ — известный писатель-фантаст из Новосибирска. Автор нескольких десятков книг, многие из которых переведены на иностранные языки и изданы за рубежом. В течение ряда лет выступает в качестве руководителя на Всесоюзном семинаре молодых фантастов.
ВЛАДИМИР ПОКРОВСКИЙ — московский журналист и литератор. В настоящее время — сотрудник газеты «Трибуна НТР». Автор многих фантастических (и не только) повестей и рассказов, опубликованных в журналах и сборниках. Только по недоразумению до сих пор не имеет собственной авторской книжки.
Антон МолчановУкротители сюжетов
Как-то на одном из Всесоюзных семинаров молодых фантастов в Дубулты, выступая перед его участниками, Борис Стругацкий признался: «Как читатель, я люблю острые сюжеты…» И все присутствующие задумались, и каждый, начав с себя, а затем оглядевшись мысленно вокруг, трезво оценил, что немногие — ох, немногие! — сумеют своим творчеством порадовать Стругацкого, а вместе с ним и миллионы читателей, тоже любящих увлекательные книги с отчаянными героями и крутым поворотом событий.
Удивительно, но факт: в наше весьма «остросюжетное» время, когда жизнь вокруг меняется со все более головокружительной быстротой, в литературе становится все меньше настоящих мастеров сюжета. Детективы? Так ведь на книжных развалах повсюду Чейз, Стаут да Кристи. Где они, отечественные авторы детективов? Не выдерживают конкуренции. Фантастика? Так ведь фантастов теперь все чаще тянет на ранее не дозволенную сатиру, философию, социальную проблематику. Приключенческая литература? Так, по-моему, современные писатели просто забыли, что это такое — авантюрный роман, кругосветные путешествия, поиски сокровищ, борьба со стихиями, смертельные схватки благородных героев с отъявленными мерзавцами…
И вот под обложкой этой книги предпринята, быть может, первая в наши дни попытка собрать вместе очень разные произведения очень разных фантастов, объединенные практически лишь одним: у всех рассказов и повестей сборника крепкий, динамичный, увлекательный сюжет, все их просто интересно читать. А это значит, что авторы, садясь к письменному столу, думали не только о себе и о вечности, но еще и о читателе, то есть о нас с вами, о тех, кто держит сейчас в руках эту книгу. И вы не будете разочарованы.
Все эти вещи отличает умение авторов закрутить сюжет в тугую спираль, заинтриговать читателя, не давая ему возможности оторваться от текста, а на последних страницах раскрутить действие со свистом и праздничным фейерверком событий и оборвать повествование веселым хеппи-эндом, трагической точкой или звенящей нотой многоточия в печальных раздумьях о превратностях бытия…
Но, конечно, достоинство рассказов и повестей этого сборника — не только в том, что они — добротное «чтиво». Внимательный читатель не сможет не заметить глубокого психологизма Покровского, грустного сарказма и тонкой лирики Прашкевича, высокого гуманизма Лобова, широты социальной проблематики Скаландиса, языковых находок Етоева — словом, всех тех качеств, без которых литература не была бы литературой.
И пожалуй, вот эта способность — сочетать острый сюжет с серьезными идеями и работой над словом — не совсем случайно свойственна всем авторам сборника. Дело в том, что они, пусть и в разные годы, прошли одну и ту же неплохую школу — школу Всесоюзного семинара молодых писателей, работающих, в жанре детектива, приключений и научной фантастики имени И. А. Ефремова (так именуется полностью этот семинар, организуемый ежегодно с 1982 года и проводившийся сначала в Малеевке, а затем в Дубулты).