Развел руками. В ответ мне был продемонстрирован кулак. Я хмыкнул и отвернулся.
— Аня, подъем!
Девушка зашевелилась, чего-то там пробормотав, и я ушел опустошать мочевой пузырь.
Из комнаты она соизволила выйти, только когда я уже заваривал чай. На кухне девушка появилась в моей рубашке на голое тело.
— Привет, — изображая смущение, произнесла она и попыталась меня поцеловать.
Вот не люблю я этого: и когда надевают мои вещи, и утренние поцелуи с нечищеными зубами.
От сомнительного удовольствия меня спас сработавший таймер. Духовка просигналила, что бутерброды запеклись.
— Завтракать будешь? — спросил я гостью.
— Конечно! Я ужасно проголодалась, — радостно встрепенулась она.
Аня уселась на один из табуретов и наблюдала за тем, как я достаю бутерброды из духовки, а затем наливаю нам обоим чай.
С утра, даже неумытая, она была хороша. Вот только волшебство уже ушло. Безвозвратно.
— Альберт, забери меня с собой. — Ее странная просьба застала меня врасплох.
Нет, кипяток я не расплескал, но табурет, когда я на него плюхнулся, скрипнул.
— Куда?
— В Ригу. — Анечка похлопала ресницами.
Кажется, я вчера переборщил с понтами. Девушка решила, что заполучить меня куда перспективнее, чем довольствоваться жалкими шестью тысячами.
А может, она не воровка? Но думать об этом не хотелось. Нужно было доводить дело до конца. Ноябрьские праздники уже не за горами.
— Слушай, ты мне, конечно, нравишься, ты потрясная, правда. Но я так сразу не готов. — Я замолчал, позволяя девушке додумать самой.
Аня натянуто улыбнулась.
— Ладно, забудь, — отмахнулась она и вгрызлась в бутерброд зубами.
— Отлично! Тогда я в душ. — На этой оптимистичной ноте я скрылся в ванной.
Когда вернулся, Анечки в квартире уже не было. Исчезла вместе с деньгами.
Осталась лишь сделанная красным фломастером надпись на обоях возле входной двери: «Это была потрясная ночь!» С огромным восклицательным знаком.
В следующий раз я увидел Анечку в отделе, куда прибыл через час.
— Так ты мент?! Сволочь! Ненавижу тебя! — закричала она, как только я переступил порог кабинета Скворцова, где тот уже с ней работал.
— Я тоже не успел по тебе соскучиться, — равнодушно отреагировал я на ее истерику. — Вадим, ты ее потом к Журбиной отведи. Она будет допрашивать. — Сказав это, я вышел.
Часа через два в мой кабинет, когда я печатал отдельные поручения, ворвалось разгневанное начальство.
— Ты с ней спал! — обличительно выставила в мою сторону палец Журбина.
— И что? — не понял я наезда.
— Как ты мог?! Следователь не имеет права спать с подозреваемыми!
— Она тогда не имела этого статуса. — Я поморщился. Вечно эта Людмила из пустяка проблему сотворит. — Ты лучше скажи, призналась ли она в кражах? — попытался увести разговор в другую сторону.
— Альберт! Ты совершил дисциплинарный проступок!
— Ну так оформляй тогда! — Я обиженно набычился.
Это сработало.
— Все вы кобели одинаковые. — Журбина махнула на меня рукой. Вздохнув, она опустилась в кресло. — Надеюсь, Курбанов не прознает о твоем, как ты выражаешься, косяке. А то следом за тобой и мне прилетит.
— Так Анечка призналась в кражах? — напомнил я свой вопрос.
— Нет, — поморщилась, словно от зубной боли, Журбина. — Отрицает все.
— А ее подельника доставили, не знаешь?
— Еще не докладывали. Устала я что-то. — Начальница вытянула перед собой ноги. — Ночью всех по тревоге подняли. Я здесь с четырех утра уже торчу.
— А что случилось? — удивился я. Ничего необычного я в отделе сегодня не заметил.
— Да драка вчера в одном из ресторанов произошла. Совершенно рядовой случай, но накрутили до того, что якобы военные переворот там готовили. — Журбина рассмеялась. — Интересно, какой дебил до этого абсурда додумался? — задала она риторический вопрос. — Так что Головачев с Курбановым сегодня в городском управлении, а я здесь за старшую, — резюмировала начальница.
— Ну и отлично, до завтра подозреваемую все равно в СИЗО увезут, так что Курбанов с ней не встретится, — отыскал я позитив в услышанном.
— Точно, — повеселела Журбина. — Арестовать я ее и по одному эпизоду могу. А дальше подельника этой красавицы допросим, очную ставку между ними проведем, и будет у нас серия краж раскрыта. Так что, Альберт, прорвемся. — На этой жизнеутверждающей ноте начальница меня покинула.
Я смотрел на захлопнувшуюся дверь и думал, как бы мне эта глупая шутка, еще вчера казавшаяся остроумной, боком не вышла. Раз всех по тревоге подняли, значит, будут копать, откуда информация о перевороте поступила. Допросят швейцара, а он меня наверняка запомнил. Да и Гурам подтвердит, что я был в тот вечер в ресторане. И Мария Сергеевна тоже молчать не станет. Ладно, хрен со всем этим. Ну, был и был. В ресторане и без меня вчера много кого было. Любой мог ляпнуть о военном перевороте. А слово швейцара будет против моего. Так что должен отбрехаться.
Со всеми с этими событиями принятое еще утром решение попытаться вытащить Гурама пришлось отменить. Все равно при таком раскладе я ему ничем помочь не смогу, только зря подставлюсь.
Так что до конца дня я безвылазно провел в своем кабинете: помимо серии краж у меня в производстве были и другие уголовные дела, по которым тоже истекали сроки, и по ним надо было работать. А вечером мне доставили подельника Анечки — Вячеслава Овсянникова.
Был он человеком крупным, гора мышц и взгляд исподлобья. Так что я не рискнул снимать с него наручники.
Допрос сразу не заладился. Свою причастность к кражам Овсянников отрицал, уверял, что он законопослушный гражданин, и требовал немедленно его отпустить. В общем, шел в отказ. На мой блеф, что его подельница уже все нам рассказала, не повелся. А затем вообще заткнулся, уставившись в пол.
Мне это надоело, и я решил закрыть урода. До Дня советской милиции две недели осталось, а серия еще не раскрыта. Срочно надо было ускоряться. Так что пусть гражданин Овсянников ночь в дежурке посидит, подумает. Может, с утра сговорчивее станет.
— Забирайте задержанного, — позвонил я в дежурную часть. — Да, постановление о задержании выписал, — ответил я на заданный дежурным вопрос.
За Овсянниковым пришел Скворцов.
— Да я уже домой уходил, а у них там опять аврал, патрульные цыган в отдел зачем-то притащили, вот меня и подрядили, — объяснился он.
— Ладно, забирай клиента, я хоть отолью схожу. — С этими словами я выставил их из кабинета. Терпеть мочи уже не было.
Я отвернул в сторону туалета, а они направились к лестнице. Но не успел я дойти до вожделенного писсуара, как со стороны лестницы послышался грохот, крики «стоять!» и громкий топот.
Приоритеты сразу изменились, и я рванул на шум как ошпаренный. Перегнулся через перила и увидел, как задержанный прыгает с одного лестничного пролета на другой. Этому акробату даже наличие наручников не мешало. Пары секунд не прошло, как он оказался на первом этаже и скрылся из вида.
— Охренеть! — присвистнул я и рванул следом.
Пробегая мимо растянувшегося на ступеньках Вадима, не останавливаясь, помог тому подняться, и дальше мы уже бежали вместе, крича на два голоса:
— Стоять! Держи его!
Вот только помочь нам было некому. Рабочий день давно закончился, и в отделе остались только мы, неудачники, да дежурная смена. Возле дежурки нам вновь «повезло», и мы завязли в цыганском таборе.
— Да что за… — во все горло матерился Вадим, пробивая нам путь к заветной цели.
А цели-то не наблюдалось.
— С дороги! Коля, мужик мимо вас не пробегал? — крикнул он в окно дежурному, когда мы все-таки до него добрались.
— А я знаю? Видишь же, что творится! — нервно отозвался из-за стекла дежурный.
— Патрульных быстрее тогда подключай! У нас жулик сбежал! Пусть улицу прочешут! — Проорав все это, Вадим и сам рванул на выход.
Мне тоже пришлось бежать, все же скрылся мой задержанный.
Носились мы по прилегающим улицам не менее получаса. Сперва я потерял Вадима, затем дыхалка закончилась. Пришлось возвращаться в отдел ни с чем. Думал, хоть там меня обрадуют, но не срослось. Дежурный доложил, что патруль тоже никого не засек. Только что по рации с ним связывались. Но продолжают кружить по району.
Цыган уже запихали в клетку, но тише от этого не стало. Бедлам в отделе продолжался.
Тут и запыхавшийся Скворцов вернулся. Узнал плохие новости и принялся вбивать кулаки в стену.
— Сука! Сука! — повторял он с каждым ударом.
— Чего делать будем? Побег из-под стражи оформлять? — удрученно спросил меня дежурный. Побег грозил нехилыми неприятностями всей дежурной смене.
Впрочем, как и Скворцову. Да и мне прилетит рикошетом.
Теперь мне тоже захотелось подолбить стену. Но этим делу не поможешь. Надо думать, а не долбить.
— Где копия постановления? Вадик! — крикнул я, так как тот меня не услышал.
Скворцов оторвался от своего занятия, пошарил по карманам и выудил оттуда смятый лист бумаги.
— Держи, — сунул он мне его.
Разгладив документ, я тут же его разорвал на четыре части.
— Не задерживал я его. Отпустил до утра, — прокомментировал я свои действия.
— Что, без повестки отпустил? — с надеждой разглядывая клочки бумаги в моей руке, осторожно поинтересовался дежурный.
— Молодой я еще, неопытный, — ответил я.
— Лусенко тебя завтра с дерьмом сожрет, — прокомментировал услышанное Вадим, жадно слушая наш разговор.
— Точно, точно, — закивал дежурный. — Будет орать: «Мои опера привезли, а следак отпустил!»
— Молодой, что с меня взять? — пожал я плечами. Это было меньшее из зол.
— Может, еще найдем до утра. Куда он без документов денется? Паспорт-то его у нас остался, — предположил окрыленный Вадим.
— Может быть, — не стал я спорить.
Закрыв вопрос, я поплелся наверх. Нужно было забрать из кабинета вещи и валить домой. Устал я чего-то.
Следом за мной молча шел Вадим и о чем-то думал.