— Да, это я. — Настороженность в голосе Олейника усилилась. — А вы кто?
— А я следователь Чапыра, — представился я, демонстрируя ему свои корочки в развернутом виде, чтобы проникся. И тут же увеличил напор: — Позвольте пройти?
Олейник, занятый анализом ситуации, по инерции пропустил меня в квартиру, где я сразу же принялся осматриваться на предмет возможных свидетелей. Но вроде бы больше никого в квартире не было. По крайней мере, никто к нам не вышел. Вся прихожая заставлена разного размера коробками и чемоданами. На диван в гостиной навалены вещи.
— Вы куда-то уезжаете? — спросил я.
— Да, сегодня вечером улетаю в Москву, — сообщил он мне. — А вы по какому вопросу?
— Переезжаете в столицу? — продолжил я его нервировать, не отвечая на вопрос.
— Переезжаю на свою историческую родину. — Его ответ прозвучал резко. Олейник явно злился. — А вам что до этого? Вы ведь не из КГБ.
— Нет, я из МВД. КГБ не занимается убийствами.
— Какими убийствами? — заикаясь, переспросил он.
— А также разбоями, — строго добавил я.
Его лицо побелело.
— Вы о чем? — Олейник все же справился с нервами.
— О драгоценностях. — Я продемонстрировал ему ухмылку. — Ради них вы организовали разбойное нападение на Фоминых, затем убили подельников, а после вернулись к Галине Германовне с целью стрясти с нее еще немного цацек.
— Это какой-то бред, — растерянно проговорил он. — Я никого не убивал и ничего не организовывал.
— И Фоминых вы тоже не знаете, — понятливо дополнил его я. — Зато Галина Германовна в подробностях описала, как вы с двумя бандитами ворвались к ней в дом, маскировка вам не помогла, потерпевшая вас узнала, пытали ее мужа, забрали драгоценности, деньги и ее любимую шубу. Кстати, зачем вам шуба в Израиле? Там же субтропики.
— Какая шуба? Что за бред вы несете? Немедленно уходите! — натурально возмутился Олейник.
— Норковая. Галина Германовна очень по ней скучает. Нехорошо так издеваться над женщиной. Оставили ее зимой без шубы. Еще и задушить после этого пытались, — пожурил его я.
— Кто вы? Что вам нужно?! — прокричал он мне в лицо.
Мы стояли с ним друг напротив друга на границе между прихожей и гостиной.
— Следователь Чапыра, веду расследование уголовного дела по убийству гражданина Чемезова и разбою в доме Фоминых, — пришлось представиться повторно.
— А при чем здесь я? — выдавил он из себя, его губа подрагивала.
— Вы основной подозреваемый по делу, — огорошил его я. — Так куда вы дели шубу? — спросил я его строго.
— Да не брал я эту чертову шубу! Это все Чемезов! — прокричал Олейник, видимо, его мысли пришли в сумбур и на осточертевшее ему слово «шуба» сработал триггер.
Выпалив признание, Олейник замолк и теперь смотрел на меня молча и как-то затравленно.
— Как от Чемезова, от меня избавиться не получится, — предостерег его я, а то еще решится от безысходности дать последний бой.
— Я никого не убивал, — замотал он головой. — Я только защищался! — Его наконец прорвало. — Он хотел отнять у меня все. Это он пытался меня убить! Мне повезло в последний момент схватить какой-то камень. Я не знал, что он мертв. Думал, просто без сознания. Когда он обмяк, я выбрался из-под него и убежал. Это правда!
— В суде эту версию и расскажешь. Тебе обязательно поверят. — Я усмехнулся. — Особенно после того, как чета Фоминых расскажет, как ты их пытал.
— Никто их не пытал! Дьяков случайно выстрелил. Это все Фоминых! Она отдавать не хотела и напрыгнула на него словно кошка.
Олейник распалялся от праведного гнева. Его рубашка намокла от пота.
— А ты, значит, в это время мимо проходил и, пока все были заняты друг другом, под шумок стащил драгоценности, — скептически предположил я.
— Драгоценности я взял. — Олейник даже не подумал отпираться, словно действовал в своем праве. — Я за них деньги заплатил! А Фоминых потребовала вдвое больше оговоренной суммы. И тогда мне пришлось ее обокрасть.
— Ты разбойное нападение совершил, а не кражу, — поправил его я. — Причем в подельники взял матерых уголовников.
— А что мне еще было делать?! Мне вызов пришел, надо уезжать, а эта сука начала мне руки выкручивать! Я взял то, что принадлежит мне! Воровка — это она! Фоминых годами людей обкрадывает! Думаете, где она эти драгоценности взяла?!
— Это к тому уголовному делу, что я расследую, не относится, — охладил я его пыл. — Я расследую разбой и убийство. А их не Фоминых совершила, а ты.
— Вы пришли меня арестовать? — Олейник поник. — Хотите, я отдам вам драгоценности? — зацепился он за идею. — Пожалуйста, заберите все, только выпустите меня в Израиль. — Он смотрел на меня умоляюще. — Это мой единственный шанс туда выехать.
Мне стало противно. Я как никто понимал его чувства. Я бы тоже все отдал, чтобы уехать. Но у меня, в отличие от Олейника, не было разрешения на выезд, поэтому, кроме понимания, я чувствовал к нему зависть. Зависть лютую, такую, что захотел плюнуть на драгоценности и притащить его в отдел.
Даже сам испугался накрывшего меня наваждения.
Отошел от Олейника и устало, словно выжатый досуха, рухнул в кресло. Паршивое состояние. Одно дело — задержать Олейника как преступника, другое — мстить за то, что тот оказался удачливее. Последнее вызывало у меня омерзение. Не такой уж я урод, как некоторые обо мне думают.
Раздражение добавляло еще и то, что я верил Олейнику. Все, что он мне рассказал, было похоже на правду.
С другой стороны — и что? Он все равно совершил преступление. И я знал об этом, когда шел к нему за драгоценностями. Как раз рассчитывал на этом сыграть. И с чего вдруг засомневался?
Для того чтобы успокоить не вовремя проснувшееся служебное рвение, решил порассуждать с позиции неангажированного юриста, а еще лучше обывателя. Во-первых, исходим из того, что действия Олейника спровоцированы противоправным поведением потерпевшей. Значит, смягчающие обстоятельства его вины в наличии. Во-вторых, своими действиями Олейник очистил город от двух уголовников и прищучил хвост одной зарвавшейся особе, что вовсю использует свое служебное положение и на этом наживается. То есть можно утверждать, что справедливость восторжествовала.
Построенные мною сомнительные выводы меня не смущали, меня занимал вопрос: что делать с Фоминых? Дама она ушлая, а значит, опасная. Надо было ее как-то нейтрализовать. Нельзя давать ей повод для шантажа.
— Ты знаешь покровителей Фоминых? — спросил я дожидающегося моего решения и боявшегося шелохнуться, чтобы не угробить надежду, Олейника.
Глава 21
С утра началась оттепель, застывшие ночью лужи вновь оттаяли, еще и дождь накрапывал. Зонта у меня с собой не было, так что, выйдя из подъезда, я натянул на голову капюшон. Мой путь лежал к ближайшей остановке. Пора было заступать на дежурство. Кому-то выпадает дорога на Запад, кому-то приходится довольствоваться отступными. Действительность сурова.
Олейника я отпустил. Да, совершил должностное преступление. Дал преступнику скрыться от правосудия. Подменил собой предварительное следствие и суд. Сам вынес приговор — конфисковал имущество. Мой выбор был осознанным. Так я сделал еще один шаг к достижению поставленной цели.
В эмиграции мне понадобится первоначальный капитал, и если не выйдет получить путевку в капстрану, то за переход границы тоже придется чем-то платить. Заработать такие средства законными методами в СССР невозможно. О нахождении кладов я ничего не знал, никогда не интересовался этой темой. Вот и оставался мне один лишь путь — пользоваться служебным положением и пренебрегать служебным долгом.
Боялся ли я, что Олейник меня сдаст? Не особо. Во-первых, он себе не враг, распространяться о своих криминальных подвигах не будет. Иначе с таким багажом могут не дать гражданство. К тому же я заставил его письменно описать все, что он совершил, а также то, что ему известно о незаконной деятельности Фоминых и ее покровителях. А среди них значились не последние лица города. Некий товарищ Трушков из горпромторга, который, в свою очередь, являлся креатурой заместителя начальника управления торговли области Пахоменко.
Это признание в том числе моя страховка на случай возникновения проблем с Фоминых. Впрочем, была надежда, что она проявит благоразумие и не станет со мной связываться. Информацию о том, что я не успел перехватить Олейника до его отъезда, ей никак не перепроверить. Но если она надумает угрожать, то признание Олейника заставит ее заткнуться. Отдавать же Фоминых половину, как она просила, я изначально не планировал. Не идиот вручать компромат на самого себя в загребущие руки этой ушлой бабенки и становиться объектом для шантажа.
Во-вторых, я забрал не весь эмиграционный капитал Олейника. Наложил лапу на камни, с которыми меньше мороки, и на пару женских побрякушек, претендующих на культурную ценность. С остальной ювелиркой Олейник сам пусть что-нибудь выдумывает, парень он предприимчивый, справится. Заодно будет чем занять свои мысли вместо разработки коварных планов мести мне.
На этом мы с Олейником, к обоюдному удовольствию, распрощались.
В отделе, как ни странно, никто на меня не набросился с целью морально выпороть. В дежурке узнал, что пока все спокойно, вооружился и поднялся к себе в кабинет. Первым делом припрятал добычу в сейф.
Только успел с этим покончить, как зашла Журбина с ворохом бумаг и сгрузила все это на мой стол.
— Принимай дежурство, — сказала она мне.
— Спасибо, — поблагодарил я ее за то, что она меня подменила на пару часов. Не по своей воле, конечно, но все же.
— Тебе Востриков звонил, велел передать, что нашли какую-то шубу, — расщедрилась она на новости.
— Спасибо, — повторил я, соображая, знает ли пассия Чемезова Олейника или нет. Вроде бы не должна. Впрочем, Олейник уже этой ночью будет в Москве, откуда сразу же вылетит дальше по маршруту.
Заработала громкая связь, и лишние мысли из головы вылетели. Всю дежурную смену просили спуститься в дежурную часть. Из сообщения было понятно, что не на выезд. Интересно тогда — зачем?