Хотя Декин и пользовался неоспоримым господством надо всем лесом, его абсолютная власть покрывала только центр и юг леса. В западных пределах держались в основном всевозможные фракции семейства Сакен, где они грабили караваны, перевозящие товары из прибрежных портов. Менее процветающий север был вотчиной небольших разрозненных банд под контролем братьев Тессил, которые по слухам раньше служили сержантами под личным знаменем старого герцога, но попали в немилость, когда слишком сильно разграбили одну деревню и не поделились с герцогом.
Меньше всего чувство порядка среди воров проявлялось на востоке. Там разрозненные семейства разбойников вели распри неясного происхождения и бесконечно и безуспешно соперничали за власть. Именно из тамошнего клана, Рубщиков, ещё щенком изгнали Эрчела, когда его склонности стали непереносимыми даже для его жестокой родни. Декин взял его в качестве услуги, и, разумеется, за приличное вознаграждение. Тогда ещё тлела надежда, что со временем подход Декина к дисциплине укрепит извращённую душу Эрчела, превратив во что-то полезное. Как выяснилось, нынче основная польза от него — посредничество с его же семьёй.
Клан Эрчела прибыл первым — банда человек в тридцать, и все в той или иной мере напоминали крыс. Следом за ними на поляну явились их восточные собратья — шесть разных шаек разной силы, и все смотрели друг на друга с дикой враждебностью, которая в обычном случае очень быстро переросла бы в насилие. Однако старый обычай гласил, что на поляне нельзя проливать ни капли крови, а эти негодяи, несмотря на все свои многочисленные недостатки, яростно держались традиций.
Я наблюдал, как Эрчел стоял в сторонке, пока Дренк Рубщик, его дядя, обменивался любезностями с Декином, и оба весело смеялись и дружески хлопали друг друга по спине. Эрчел же, сгорбившись, смотрел в землю, несомненно, боясь привлечь слишком много внимания. Я раздумывал, знал ли он, что одна из многих дискуссий, которые должны были произойти в этом убежище, будет касаться его собственного неминуемого убийства, и решил, что вряд ли. Хотя Эрчел и обладал завидной хитростью и нюхом на неприятности, но интриганом он не был. Его инстинкты были настроены на сиюминутное выживание, и я считал его неспособным загадывать намного дальше завтрашнего дня.
Следующими прибыли братья Тессил — оба мускулистые мужики под сорок со свитой человек в шестьдесят. Декин поприветствовал их намного формальнее, чем родню Эрчела: уважительно отвесил полупоклон и затем протянул руку. Братья не были близнецами, но имели одинаковый рост и одежду, и оба приняли протянутую руку одинаково настороженно. Оба держались с солдатской выправкой и отличались опрятностью во внешнем виде и в одежде, тем самым отличаясь от большинства толпившихся здесь разбойников. Глядя на презрение, которое они пытались — в основном безуспешно — скрыть на своих коренастых лицах, осматривая сборище, я счёл их людьми, которые очень сильно предпочли бы остаться под знаменем.
Последними явились Сакхели, и, после банды Декина, оказались самыми многочисленными — из леса в сумерках вышло больше сотни мужчин и женщин. За долгие годы их клан много раз делился и перестраивался, но сохранял единообразие в одежде и украшениях на лицах. Я слышал, что много поколений назад они происходили из воинов, изгнанных из морозных пустошей северного Фьордгельда. Посмотрев на изобилие татуированных лиц с шипами в носах и в ушах, я решил, что эта легенда весьма правдоподобна. А ещё они были вооружены лучше всех из присутствующих: у каждого меч или топор, и на некоторых выгравированы руны, говорившие о древнем происхождении.
Во главе у них стояла высокая женщина со светлыми волосами, которые в угасающем свете казались золотистыми. Они длинной косой спускались из центра лысого скальпа, а бритую часть плотно покрывали татуировки рунических надписей. Они с Декином были почти одного роста, и я отметил, что оба склонили головы одновременно.
— А ты быстро постарел, — ухмыльнулась женщина. — Вижу, седина в бороду.
— Немного. — Декин тоже ухмыльнулся. — А вот ты, Шильва, как будто помолодела.
— Ой, отвали. — Она рассмеялась, и они оба крепко обнялись. — Соскучилась по тебе, старый бродяга! — сказала она, отодвигаясь, а потом схватила его за шею, и их лбы соприкоснулись. — Похоже, папаша ошибался. Ты прожил больше одного лета.
— Он едва не оказался прав. Я уже в первую неделю чуть не потерял голову, что уж говорить о лете. Пошли. — Декин положил ей руку на плечи и повёл на поляну. — У нас тут жарятся кабаны, и нужно выпить много эля.
Как и следовало ожидать, когда в одном месте собираются худшие отбросы со всего герцогства, да ещё с кучей еды и выпивки, ночка вышла шумной. Весь мой тщательно приготовленный пир исчез в коротком и неистовом исступлении. И, доложу я вам, всё было сожрано без особой признательности или хотя бы элементарной благодарности. Все мои тонко составленные вкусы задушили потоки эля и бренди, от которых вскоре множество голосов затянули песню. Горстка музыкантов среди нас добавила к не очень-то мелодичному шуму звуки флейт и мандолин, и вскоре уже на арене начал разворачиваться своего рода танец. Многие толкались, но никто не дрался — правила поляны и угроза немилости Декина заставили всех отложить старые вендетты, хотя бы на эту ночь.
Я приберёг для себя приличную порцию своей самой тщательно изготовленной свиной похлёбки, взял миску и отправился на поиски Герты, надеясь, что поток выпивки несколько ослабил её твёрдую приверженность торговле. Увы, эти надежды разбились, когда я увидел, как она исчезает в темноте с двумя татуированными головорезами из клана Сакхелей. По её громкому хихиканью я определил, что сегодня вечером она действительно отложила дела, только не в мою пользу.
Я старался утешиться похлёбкой и чашкой бренди, осматривая различных гостей женского пола в поисках наиболее вероятной перспективы. Только одна посмотрела на меня в ответ — тонколицая девушка, приютившаяся среди родни Эрчела. Я начал придумывать какую-то хитрость, как вытащить её из подозрительного окружения, когда громко загремел сильный голос Декина:
— Друзья мои, вам нравится пир?
Музыка и песни поутихли, сменившись одобрительными криками собравшихся злодеев.
— Полны ли ваши животы? — спросил Декин, шутливо оскалив зубы. В ответ все закричали ещё громче. — Стало ли вам веселей от эля, который я принёс? Легко ли у вас на сердце?
Снова раздались крики, взмыли кубки и кружки, но шквал благодарностей резко стих, как только лицо Декина потемнело и скривилось от ярости:
— Вы все — кучка безмозглых пиздюков!
Он обводил взглядом остолбеневшие и ошеломлённые лица, а его губы осуждающе скривились. Я заметил, что только Шильва Сакен, видимо, не удивилась такой внезапной перемене настроения, и прятала улыбку, опустив лицо к кружке. Декин иногда говорил о ней, обычно грубо, но уважительно, но теперь я понял, что их союз куда глубже и продолжительнее, чем мне представлялось. Она не хуже меня понимала, что яростная обличительная речь, которую нам предстоит выслушать — сплошной театр, тщательно подготовленное представление, организованное для получения особого результата.
— Как легко было бы нынче убить вас всех, — прорычал Декин. — Я мог бы перерезать нахуй горло каждому из вас. Подсыпать болиголов в выпивку, которой вы глушите свои чувства, и вы бы его никогда не почувствовали, тупые болваны. Думаете, вы тут в безопасности? — Он обвёл рукой многоярусные ступени древних развалин. — Это всего лишь груда старых камней. Думаете, лес — наша защита? Вы ошибаетесь. Это наша тюрьма. Старый герцог метнул кости, поставив на измену, и помер за это. Новый герцог — ставленник короля, и можете поспорить на свою душу, что первым делом Томас прикажет своему ставленнику раз и навсегда разобраться с нами.
Он замолчал и повернулся, чтобы позвать из толпы Конюха.
— Многие из вас знают этого человека, — сказал он, положив руку на плечо Конюха. — И вы знаете его как человека, который никогда не врёт, хоть и присягнул тем, кто живёт за гранью тирании закона. Конюх с правдивым языком, так его называют. Расскажи им, Правдивый Язык, расскажи им о том, кого мы схватили на Королевском тракте, и что он нам сказал, пока не погиб.
Конюх, которого до сих пор при мне ни разу не называли Правдивым Языком, кашлянул и поднял глаза на толпу. Обычно, когда ему выпадала редкая возможность выступить перед аудиторией из более чем одного человека, он говорил громко, голосом проповедника, и декламировал писания до тех пор, пока хоть кто-нибудь слушал. Сейчас голос звучал определённо слабее. И хотя громкости хватало, чтобы его услышал каждый присутствующий, но для всех, кто его знал, это был голос лжеца.
— Солдат, которого мы схватили, был смертельно ранен и вскоре покинул этот мир, — сказал он. — Он отчаянно хотел, чтобы его завещание выслушал просящий, и облегчил передо мной свою душу, поскольку я сказал, что я истинный приверженец Ковенанта мучеников. — Он замолчал, всего лишь на миг, но я видел, как качнулся его кадык, когда он сглотнул внезапно пересохшим горлом. — Этот человек был капитаном роты из Кордвайна и знал немало приказов короля новому герцогу. Он говорил, что от войны с Самозванцем выделят тысячу королевских солдат и сотню рыцарей. Они соединятся с рекрутами герцога и вычистят этот проклятый лес от края до края, сказал он. Ни один пойманный пёс не избежит петли. Если понадобится, то они сожгут весь лес дотла и отыщут всех до последнего. С наступлением весны в Шейвинской Марке некого будет проклинать, поскольку не останется живых разбойников. Так приказал король, и так оно и будет. — Он снова сглотнул, но его лицо напоминало маску сурового целеустремлённого правдивого человека. — Вот что я услышал из уст умирающего человека, которому не было нужды лгать.
— И это ещё не всё! — добавил Декин, и я почувствовал, как у меня скрутило живот, когда он махнул рукой в мою сторону и поманил пальцами. — Наверняка кто-кто из вас уже знает этого юного шельмеца. — Меня встретили раскаты хохота, когда я встал и пошёл к нему, заставив себя робко улыбнуться. — Лис Шейвинского леса, так его называют. У него самый острый глаз и самое чуткое ухо во всём герцогстве, и, хотя он всем известный враль… — его рука легла мне на плечо, вроде бы легко, но давила не меньшим бременем, чем сов