— Когда тебя сюда засунули, я слышала, как говорили о Декине Скарле, — сказала она, немного приглушив голос и бросив встревоженный взгляд на закутанную в шубу спину напевающего цепаря. — Это правда? Ты под ним ходил?
Я подумал, не соврать ли снова, но нечестность сейчас казалась бессмысленным излишеством. Декин и все остальные уже мертвы, а мы с Райтом, единственные выжившие из той легендарной стаи злодеев, на пути к краткой жизни на Рудниках.
— Ходил под ним, — сказал я. — Воровал с ним. А иногда и убивал с ним. — Я попытался пожать плечами, но этот жест лишь сильнее натянул мою цепь. Она крепилась к полу телеги большой железной скобой, которая, как и прутья, была почти не ржавой. Я внезапно рассердился, пнул ногой по скобе и сильно потянул за цепь в тщетной надежде, что дерево телеги расколется.
— Нет! — резко прошипела девчонка, предупреждающе показав глазами на спину цепаря. Я заметил, что он перестал петь, и теперь тихо мычал, немного наклонив голову, так что я мельком увидел яркий, пятнистый лоб. Предупреждение девчонки и моё чутьё на опасность заставили меня оставить свои попытки, опустить голову и сидеть тихо, пока цепарь не повернул голову и не продолжил петь.
— Когда песня стихает, — посоветовала девчонка, — вот тогда начинай волноваться.
«Подо всей этой грязью она определённо симпатичная», — решил я, когда гнев стих, и я попристальнее вгляделся в её лицо. «Да ещё и умная», — размышлял я дальше, видя проницательность в её глазах. Умным людям всегда труднее изображать глупых, а эта, похоже, никогда и не пыталась.
— Я представился, — напомнил я ей. — А ты нет. Как грубо.
Сразу она не ответила, а только молча созерцала меня немигающими, умными глазами, которые, как я заметил, были бледно-голубого оттенка.
— Тория, — сказала она, наконец. — И не спрашивай, откуда я, и почему в этой клетке. — Очередная вежливая желтозубая улыбка. — Тебя это ебать не должно. Достаточно сказать, Элвин не-Простак, что я не шлюха, а потому не жди ничего, кроме разговоров.
— Даже и не думал, — честно ответил я. Потом склонил колени ещё на дюйм ближе к ней, морщась от напряжения и стараясь вернуть жизнь в затёкшие мышцы. Опустив голову, я заговорил шёпотом, чтобы наш поющий пленитель не смог расслышать: — Предполагаю, дорогая леди, что вам не очень-то по душе находиться здесь в цепях. И, по моим представлениям, Рудники не назовёшь замечательной перспективой, особенно по части долголетия.
— Слова ты складываешь неплохо, — сказал Тория, ухмыльнувшись. — Но, может, просто выложишь, хули там у тебя на уме?
— Я говорю, что не хочу закончить жизнь на Рудниках, работая до смерти следующие несколько лет. Между здесь и там обязательно выпадет по меньшей мере один шанс ослабить эти цепи. По всему будет легче, если возьмёмся за это вместе. — Я глянул на Райта и с сомнением пробормотал: — Все втроём.
— Для человека, который очнулся несколько минут назад, очень уж ты уверен насчёт наших перспектив.
— Время наш друг. — Я тоже попытался улыбнуться, но остановился, потому что с разбитых губ покатилась капля крови. Сплюнув, я добавил: — Ведь время приносит возможность. Надо только быть к ней готовым.
— То есть плана у тебя нет, одно намерение. — Она весело и чуть презрительно покачала головой. — Упасите меня мученики от амбиций мужиков, которые воображают, будто мир всегда вращается согласно их планам.
— А ты слова тоже неплохо складываешь. И что плохого в амбициях?
— Ну, начнём с того, что они завели тебя сюда, не так ли?
Я опустил глаза, и от внезапной усталости с губ слетел вздох.
— Нет, — пробормотал я, уступая, и отодвинулся от неё. — То были чувства и глупость.
Она смотрела, как я обхватил себя руками, лёг на бок, сжал кулаки и свернулся, чтобы они не замёрзли. Я знал, что спать было бы неразумно, ведь если ещё похолодает, то я могу и не проснуться, но усталость навалилась с такой внезапной неодолимой силой, что я почувствовал, как меня неуклонно тянет в дрёму.
— Эй! — нога Тории — маленькая, в туфле из тонкой кожи, но всё равно раздражающе твёрдая — пнула меня по ягодице. — Спи только когда телега остановится. Цепарь с наступлением ночи разводит костёр. А если не будешь клянчить, то может, даже, бросит немного еды.
Я хотел было недовольно заворчать, но затих, потому что упоминание еды порождает надежду в любой оголодавшей душе. Но всё же усталость сильно на меня навалилась, затягивая назад в чёрные объятия забвения.
— Охранники, — шёпотом добавила Тория. В её тоне прозвучала настойчивость, от которой я приподнял голову.
— А что с ними?
— Они ленивые. Он — нет. — Она дёрнула головой в сторону цепаря и снова обратила на меня свой проницательный взгляд. — Кажется, почти не спит. Но этим охранникам, которые за нами едут, думаю, будет плевать, доедет эта телега до Рудников полной или пустой.
Ворчание всё-таки слетело с моих губ, но это было скорее раздумье, чем недовольство.
— Похоже, у тебя тоже есть амбиции.
Она фыркнула и бросила тревожный взгляд на цепаря. Перед тем, как усесться на место, еле слышно прошептала:
— Ты прав. Рудники не манят. Совсем. — Увидев, что я снова клюю носом, поскольку снова навалилась усталость, она ещё раз ткнула носком туфли меня в зад. — Не спать! Дождись ночи. И не сомневайся, до тех пор я буду пинать тебя по жопе каждую минуту. Можешь не благодарить.
Следующие несколько дней принесли множество свидетельств наблюдениям Тории. Охранники выполняли свои обязанности спустя рукава, отъезжали слишком далеко от телеги — как я понял, в основном из-за вони, разносившейся от нашего тучного сонного спутника. Окружающие леса они осматривали бессистемно, и большую часть дня вели лошадей на поводу или вели унылые беседы. Я заметил, что все они старше большинства солдат, которых я встречал — по моим оценкам, среди них никому не было меньше тридцати лет. У всех имелись шрамы, и судя по суровому виду, немало войн за плечами, но по неопрятному оружию и доспехам я решил, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как им приходилось по-настоящему сражаться.
— Старые, усталые солдаты мне нравятся больше всего, — пробормотал я Тории как-то утром. — Люди вроде этих придают огромное значение своему выживанию. В юности они много рисковали, и теперь их отвага развеялась вместе с иллюзиями славы.
— И что? — спросила Тория с набитыми щеками, поскольку жевала морковку, которую бросил нам цепарь. Он сидел на корточках возле большого костра, разведённого довольно близко к телеге, который давал немного тепла её пассажирам. Однако, чтобы насладиться сиянием, нам приходилось натягивать цепи, прижимаясь к туше Спящего Борова, и страдать от его ароматов. Райт в этом мероприятии к нам не присоединился, и не согласился ничего есть, несмотря на мою настойчивость. Вместо этого он продолжал таращиться на цепаря, который со своей стороны отвечал полнейшим равнодушием.
— И то, — ответил я, откусив от своей половины морковки. Раньше этот овощ мне не особо нравился, а теперь казался слаще медового пирога, — если перед ними встанет выбор, рискнуть собой или дать нам убежать, вполне вероятно они выберут последнее.
Цепарь давал нам ровно столько еды, чтобы мы не умерли с голода, и недостаточно, чтобы накопили силы. Я подозревал, что Тория оставалась довольно живой, потому что на её тело требовалось сравнительно мало хлеба насущного. Но меня ослаблял каждый день, проведённый в телеге, и делал побег всё более недостижимой мечтой, от которой я не собирался отказываться.
— Значит, надо организовать опасность, — сказала Тория, скептически нахмурившись. — Сложновато будет.
— Не обязательно, чтобы опасность исходила от нас. — Я оглянулся на лес, в котором по-прежнему росли в основном сосны, выглядевшие во мраке как высокие, безымянные стражи. За всю дорогу я мало что слышал, помимо далёкого воя волка или полночного царапанья и крика барсука или лисицы. Да, места тут были дикие, но недостаточно. — Ты представляешь, где точно мы находимся? — спросил я Торию.
— Точно? Нет. Но, думаю, милях в пятидесяти от Рудников. Они ведь на стыке герцогств Альберис, Альтьена и Шейвинская Марка. И потому знати удобно сбагривать туда тех, кто им не нравится.
Я замолчал, дожёвывая остатки морковки и пытаясь откопать в памяти любые обрывки знаний о восточный районах Марок. Я немало путешествовал по герцогству, но никогда за его пределы, и редко заходил дальше нескольких миль от леса.
— Нелисская Топь, — сказал я, когда память наткнулась на фрагмент разговора с Клантом, другим старым солдатом, который попал в банду Декина, когда поругался со своим капитаном. — Там случилась битва, в начале Герцогских Войн. Много народу утонуло из-за доспехов, или что-то вроде того. Топь на много миль занимает западный берег реки Иловки. Думаю, любому, кто направляется на Рудники, придётся её объезжать, или искать путь по ней.
— Значит, сбежим в болото, и эти ленивые ублюдки побоятся гоняться за нами. — Глаза Тории, блестевшие в свете костра ярко и увлечённо, остановились на крупной фигуре цепаря. — Они-то может быть, но не он. И это ещё если мы сможем выбраться из цепей и из клетки.
Я и сам уставился на цепаря. Он, как обычно, сидел к нам спиной, по привычке напевая себе под нос. Солдаты с ним костёр никогда не делили, предпочитая разбивать свой лагерь в нескольких ярдах от него. Так же я ни разу за всё путешествие не видел, чтобы они обменялись с ним хоть одним словом. Керлы часто избегали людей его профессии, но я не знал, что и солдаты их тоже презирали. Заметив, как они стараются не встречаться с ним взглядом, я предположил, что это связано не только с обычаем, но и со страхом. Я лишь несколько раз мельком видел лицо цепаря, и оно показалось мне странной обесцвеченной маской красных пятен на бледной, почти белой коже. Может, он жертва какого-то недуга, подумал было я, но выглядел он довольно здоровым, и уж точно давал нам крохи не потому, что сам нуждался в большем количестве еды. А ещё он никогда не говорил. С его губ слетали только звуки непонятной песни, из-за которой я раздумывал, способен ли он вообще членораздельно говорить.