— Всего один быстрый взмах. — С серпа, которым она взмахнула, мне на лицо полетели брызги. Она по-прежнему не отрывала взгляда от своего кровавого трофея. — И плохие мужики перестают быть плохими, как и говорила мама.
— Явно это мудрая и прозорливая женщина, — проворчал я. Эрчел подо мной содрогнулся в последних конвульсиях, а потом приглушённо, отчаянно всхлипнул.
От этого звука лоб Эйн обеспокоенно наморщился, губы изогнулись в смутном отвращении.
— Уже темнеет, — сказала она и отбросила капающий предмет на землю в угол, где тот влажно хлюпнул. — Восходящий Колаус ужасно рассердится, если я не подмету лестницу перед прошением.
— Тогда, Эйн, тебе лучше идти, — добавил я, а она подняла свою корзину и направилась к двери. — В конце дорожки стоит корыто. Перед тем, как идти в святилище, хорошенько сполоснись и смени одежду. Восходящий Колаус рассердится ещё сильнее, если ты появишься там в таком виде, не так ли?
Я хотел было предостеречь её, чтобы не болтала об этом происшествии, но засомневался, что она меня послушает. Она явно не видела в этом никакого преступления, как, скорее всего, и в других подобных случаях в своём прошлом, так зачем же держать его в тайне? Меня немного утешало, что в целом наши товарищи искатели не проявляли большого интереса к разговорам с ней. Но всё равно она рано или поздно наверняка весело выболтает всё какому-нибудь хранителю или священнику.
Взгляд Эйн темнел по мере того, как она разглядывала кровь, перепачкавшую её руки и рясу из грубой шерсти.
— Плохой мужик испачкал меня, — сказала она, после чего показала Эрчелу язык, отодвинула дверь и вышла наружу.
— В том-то и беда с кошками, Эрчел, — сказал я, убирая, наконец, руку от его рта. — У них есть коготки. — Он попробовал закричать, пока я вставал вернуть дверь на место, но получился лишь долгий жалобный стон.
Я опустился перед ним на корточки, держась подальше от растекающейся крови. Он постоянно переводил взгляд с меня на ножик в моей руке и обратно.
— О-о, на этот счёт не волнуйся, — сказал я, заворачивая маленький клинок в тряпку, а потом убрал его в потайной карман, вшитый в складки моей куртки из мешковины. — Он ведь мне уже не нужен, не так ли? — Я многозначительно глянул на его дрожащие руки в луже крови у его пояса.
— Здесь… — тихо прохрипел он, потом зашипел от боли и попробовал снова: — Здесь есть лекари…
Я уставился ему в глаза, увидев отчаянную просьбу.
— Да, есть. А в Моховой Мельнице лекари были? Я мало там пробыл, и сам не выяснил.
Его глаза закрылись, а с губ слетел несчастный стон. Последующие слова вырывались между скрежещущими вздохами, когда он пытался наполнить лёгкие, которые стремительно теряли способность исполнять свою работу.
— Ты всегда был… мстительным уёбком… Элвин.
Я пожал плечами и ухмыльнулся.
— С этим не поспоришь. — Заметив, что он стал меньше дёргаться, я пододвинулся ближе и отвесил ему пощёчину, от которой он открыл глаза. — Эрчел, у меня есть вопросы, которые требуют ответов. Сделай мне одолжение, не умирай прямо сейчас.
Его губы изогнулись в знакомой ухмылке, и он выдохнул:
— Вопросы? О чём?
— О всяком. Но начнём с очевидного. Это ведь был план Лорайн? Ты отнёс послание своему дяде, а он сказал людям герцога ждать нас на Моховой Мельнице. Так?
Из его рта донёсся резкий звук, похожий на кашель, и я понял, что Эрчел пытается смеяться.
— Ты же не… здесь… а, Элвин? — очередной приступ кашля-смеха. — Просто… призрак… пришёл меня помучить.
— Я здесь, ёбаный извращенец. Отвечай на вопрос. Это была Лорайн?
— Лорайн… — По его лицу промелькнула пародия на насмешливую улыбку. — Всё ещё сохнешь… по этой суке? Хоть ты и… призрак. Все мы видели… как ты вокруг неё вился… Жалкий ты… ублюдок… Стала бы она… смотреть на тебя… больше, чем… — он оскалил жёлтые зубы, — на полезного… пса.
— Пса, да? — Я приподнял бровь. — Но по крайней мере я пёс, у которого ещё остались яйца. — Мою весёлость поглотила внезапная волна ярости, рука схватила его за горло и крепко сжала. — Ты знаешь, где она. Говори.
Он закашлялся, брызнув красной слюной мне на запястье, и, собрав силы на злобный взгляд, выдохнул ответ:
— Если ты правда… здесь… приведи лекаря… и я расскажу… всё, блядь!
Мой гнев поостыл, быть может, от восхищения его силой духа. Каким бы жутким и извращённым существом он ни был, но даже перед лицом смерти ему хватало сообразительности торговаться.
— Слишком поздно, — сказал я, убирая руку, чтобы взмахнуть ею в сторону крови, которая уже растеклась до дальней стены. — Это уже не зашить.
Мне показалось любопытным, что Эрчел почти не отреагировал на неизбежность собственной смерти — только слабо застонал и уронил голову набок. Видя, как тускнеют его глаза, я снова хлопнул ему по лицу, не получив почти никакого ответа.
— Допустим, ты прав, — сказал я, схватив его за сальные волосы, чтобы голова не падала. — Я призрак. Я умер на Мельнице. Солдаты зарезали меня и Герту, мы даже из постели вылезти не успели. И она тоже здесь. Она хочет знать, почему ты нас предал. Эрчел, не умирай с обременённой душой, а не то её заберут Малициты. Облегчи её в завещании, и тогда отыщешь путь к Порталам.
Эрчел никогда не казался мне набожным, но тут к нему вернулись какие-то остатки жизни, поскольку надежда найдёт себе дорожку в любое, даже самое гнусное сердце.
— Завещание… — прошептал он. — Так за этим ты… здесь?
— Да. — Я наклонился поближе и заговорил спокойным, знающим тоном, каким мог бы говорить призрак. — Сними с себя бремя. Как бы то ни было, мы вместе бегали по лесу, как… — я чуть не подавился следующим словом, но сглотнул и выдавил его: — как братья. Мне больно думать, что твоя душа сгинет в вечных муках. Очисти её. Скажи, почему ты это сделал?
Он едва заметно дёрнул бровью и пожал плечами:
— Сокровища… она пообещала сокровище…
— Сокровище? — ошеломлённо переспросил я. — Что за сокровище?
— Клад Лаклана… Она знала, где его найти.
— Да ну? — Я отпустил его волосы и отодвинулся, чтобы смахнуть грязь с куртки. Клад Лаклана — это была старая байка, от которой в обычном случае я бы едко усмехнулся. Однако близость к кастрированному умирающему отбивает чувство юмора.
Лаклан Дреол был одной из легенд Шейвинского леса, тем, кем позднее стал Декин: королём среди разбойников. Вот только Лаклан не лелеял никаких претензий на знатность и довольствовался тем, что накопил огромную кучу награбленного. Другой аспект истории, отличавший его от Декина, заключался в том, что он не испытывал никакого желания делиться ни единой крупицей. Лаклан даже милостыню бедным не подавал. В истории говорилось, что жадность в итоге привела его к смертоносной подозрительности. Враги, как настоящие, так и вымышленные, выслеживались и убивались, а он становился всё более и более одержимым, стараясь удержать каждую украденную им безделушку. В конце концов даже его братья стали жертвами резни, когда Лаклан соскользнул за грань в полное безумие. Говорили, что он спрятал свои несметные сокровища где-то посреди скал и пещер западного побережья, завалил с ними самого себя и бредил в полной темноте, пока не умер на богатствах.
Байка интересная, и, на мой взгляд, обращать внимания на неё не стоило, как и на все подобные легенды об утраченных сокровищах. И всё же Эрчел со своими злобными родственниками, похоже, продали Декина за обещание об этом абсурдном мифе.
— Небось, и карту тебе нарисовала? — с отвращением спросил я.
— Он настоящий, клянусь! — проскрежетал Эрчел, содрогаясь от напряжения. Видимо, ему хотелось потратить остатки сил на это завещание, каким бы нелепым оно ни было. — Так сказал дядя… Семейная тайна, понимаешь… логово Гончей, вот где его найти…
Гончей? Это слово напомнило о чём-то глубоко в памяти, о словах, сказанных Декином много лет назад. Где Гончая преклонила голову.
— Что за гончая? — сказал я. — Что за логово?
— Старая история, которую… рассказывал дядя, — шёпотом прохрипел Эрчел. — «Однажды… мы отыщем логово Гончей. И тогда… мы завладеем всем ёбаным… лесом» … Наши предки ходили под Лакланом… Только не знали, где он его спрятал… Но… Декин узнал, Декин нашёл логово Гончей… Так он и собирался заплатить… за своё великое восстание. Он знал… а значит, знала и она. Вот только… когда всё закончилось, она всё сохранила… в тайне. Лживая, смертоносная сука.
Я сделал вздох, чтобы успокоиться — байки о сокровищах меня не убедили, но мне хотелось услышать больше про обманы Лорайн.
— Итак, — сказал я тоном призрака, — она предала вас, как предала нас всех?
Губы Эрчела снова изогнулись, на этот раз от гнева.
— Всё шло отлично… какое-то время. Весь лес был… наш. А потом… — Он оскалил зубы, дрожа от напряжения. — Она заставила своего ручного зверька, этого герцога, устроить ловушку. Позвала дядю… и всех наших... на встречу. Сказала, что собирается наконец… рассказать, где он… клад. — Лицо Эрчела снова обмякло, голова стукнулась об стену. Дыхание стало частым, и я понял, что ему осталось совсем немного. — Всё ложь… — прошептал он. — Там была, наверное… тыща уёбков, Элвин. Люди герцога, солдаты Короны… Пришлось оставить там дядю… Пришлось оставить всех…
— Лорайн, — настаивал я, и поднёс ухо поближе к губам Эрчела, с трудом выдерживая вонь от опорожнившихся внутренностей и прогорклого пота. — Она теперь с герцогом? Сидит подле него?
Лицо Эрчела скривилось в последней в его жизни улыбке.
— В его… постели. Но… скорее это он её шлюха, чем… она — его…
После этих слов Эрчел внезапно содрогнулся, согнулся пополам и исторг из внутренностей дурно пахнущую жижу. От вони я вскочил на ноги и отпрянул, глядя, как он содрогается в смертных конвульсиях. Он бормотал ещё какие-то слова, в основном бессмысленности вперемешку с жуткой бранью и жалобными мольбами. Мне бы наслаждаться, глядя на его страдания на пути к очень заслуженной смерти, но не получалось. Как я позднее понял, удовлетворение тогда отсутствовало в моей душе. Глядя, как он дёргается и бормочет, я чувствовал только растущее отвращение и нетерпеливо хотел, чтобы всё поскорее закончилось.