наконец оттащили.
Жилистый сержант зарычал, чтобы скрыть явное облегчение, ещё раз махнул алебардой и зашагал к своим. Я заставил себя отвернуться и отпустить клинки. Вид Лорайн, спокойно взирающей на резню, наверняка снова разжёг бы мою ярость, а я и без того действовал достаточно глупо. «Зря я позволил ей увидеть моё лицо», бранил я себя, пока мы вели пленника в сторону лагеря роты Ковенанта. «Теперь она знает, что ей придётся меня убить».
Уже возле лагеря Брюер начал спотыкаться, его кожа под грязью и засохшей кровью принимала всё более бледный оттенок серого. К тому времени, как Эйн выбежала встречать нас к линии пикетов, взгляд его расфокусировался, голова болталась, а вместо слов с губ слетала невнятная тарабарщина.
— Ещё не… время… — сказал он, махнув на что-то, видимое только ему одному. — Ещё не время…
— Брюер? — спросил я, но он лишь непонимающе уставился на меня.
— Ужин, — промямлил он. — Ещё не время для ужина… — его слова стали совсем невнятными, а потом взгляд утратил осмысленность, и он повалился вниз. Мы с Торией бросились его поддержать, но он был таким тяжёлым, что утащил нас обоих на колени.
— Он пьян? — спросила Эйн, наклонив голову, посмотрела на неподвижного Брюера и презрительно фыркнула. — Я думала, он не такой. А ты кто? — добавила она, подозрительно взглянув на сэра Уилхема.
— Не важно, кто он, — прохрипел я, пытаясь поднять Брюера. — Помоги нам доставить вот эту кучу просящему Делрику. И вы тоже, милорд. Если только не считаете, что помогать керлу ниже вашего достоинства.
— Я поклялся Истинному Королю делать именно это, — ответил сэр Уилхем и жестом показал Тории отойти, чтобы он мог положить руку Брюера себе на плечи.
Я сдержал желание указать на многочисленные трупы керлов, которых теперь кружило течение реки, в результате обещаний его лжекороля, и взял другую руку Брюера. Вчетвером мы дотащили совершенно вялое тело до палатки Делрика, где лекарь быстро определил источник недуга:
— Яд, — сказал он, и наморщил длинный нос, нюхая почерневшую дыру в руке Брюера. — Не только грязь. Слишком быстро подействовало.
— А есть у вас… — я запнулся, подбирая нужное слово, поскольку искусство врачевания не входило в круг обучения Сильды. — Лекарство, снадобье?
— Я не знаю, какой был яд, — ответил Делрик. Его халат и лицо были обильно заляпаны засохшей или свежей кровью, а в палатке находилось около дюжины солдат с ранениями различной тяжести. Этим ещё хватило сил доковылять сюда с поля, где, как я знал, намного больше людей валялось в грязи.
— Если нет названия яда, то нет и лекарства, — продолжал просящий и потянулся за миской с тёплой водой и маленьким ножом. — Это я очищу, — сказал он, кивая на рану Брюера. — Больше тут ничего не поделать. — Видя на наших с Торией лицах беспомощную тревогу, он добавил: — Он сильный. Если переживёт ночь, то шанс есть. А теперь уходите.
— Как там было? — лицо Эйн светилось от любопытства, и её не смутило даже рычание Тории в ответ:
— Охуенно страшно. А как ещё, по-твоему?
— Капитан убила Самозванца? — беспечно продолжала Эйн. — Я слышала, она с ним сражалась. Она его убила?
— Нет, — ответил я, искоса глянув на сэра Уилхема, угрюмо сидевшего в тишине возле костра. — Говорят, он сбежал, как последний трус.
Лицо аристократа напряглось от гнева, но он не стал подниматься в ответ на насмешку. С наступлением сумерек рота вернулась в лагерь, и вокруг находилось слишком много солдат и просящих. Сержант Суэйн сурово и неумолимо восстанавливал дисциплину, приказав вычистить и сложить всё оружие, а потом — разойтись по отрядам на пересчёт. Выяснилось, что мои оценки наших потерь оказались слегка пессимистичными. Не половина, а всего треть погибла, хотя многие из выживших были ранены. Некоторые получили лёгкие порезы, кто-то сломал кости — но это со временем заживёт. А другим, как Брюеру, повезёт, если доживут до утра.
— Они не только это говорят, — сказала мне Тория, понизив голос, оглянулась и подошла ближе. — Я тут пробежалась по лагерю, послушала, что болтают в других ротах — куча всяких диких слухов. Обычная чепуха от тех, кто увидел слишком много за слишком короткое время. Но по большей части всё про капитана, какая она помазанная и всё такое. Клинок Ковенанта, как её называют.
— Она удержала строй и победила, — сказал я, пожав плечами. — Свои герои есть в каждой битве.
— Героиня, — поправила Тория. — Она одна. Не король, не тот его чудовищный защитник. Помазанная Леди Эвадина, служитель Ковенанта, не Короны, и знати это не нравится. Я видела, как рыцарь из роты Короны приказал высечь человека за то, что тот слишком громко говорил о величии Святого Капитана.
— Как он выглядел? — заинтересовался я. — Тот рыцарь?
— Здоровенный, как и большинство аристократов, которые действительно сражаются, хотя и не такой здоровенный, как королевский чемпион. У него ещё медный орёл на кирасе.
«Алтус Левалль», понял я. Разумно было бы предположить, что он где-то здесь. Моя мстительность, разбуженная знанием, что и рыцарь-командующий и Лорайн сейчас в нескольких сотнях шагов от меня, принялась нашёптывать опасные идеи. «Можно покончить со всеми за одну ночь. Насколько это будет сложно?»
Я запахнул поплотнее плащ и погрузился в размышления. Лорайн хорошо охраняют, а сэра Алтуса окружают люди короля, так что обоих будет нелегко убить. Лорайн всегда отлично обращалась с клинками, и, хоть мои военные способности и помогли мне пережить сегодняшний день, я знал, что с рыцарем-командующим мне не сравниться. «По крайней мере, пока он не спит», опасно шептал внутри сильно искушающий голос. «А вот когда человек спит, сражаться он не может» …
Тория тихо встревоженно охнула и это, к счастью, отвлекло меня. Я проследил за её взглядом и увидел очертания просящего Делрика, который вышел из врачебной палатки и подозвал нас нетерпеливым взмахом усталой руки. Надежда, загоревшаяся в груди, пока мы с Торией подбегали к нему, умерла при виде его мрачного измождённого лица.
— Ему осталось несколько часов, — сказал он, ведя нас к узкой койке, на которой лежал Брюер. Того раздели по пояс, и его мускулистое тело приобрело серый оттенок сухого сланца, кожа стала скользкой от пота, который испарялся и нехорошо пах. Рану перебинтовали, но кожа вокруг покрылась красными и скверными пурпурными пятнами. Грудь вяло вздымалась и опускалась, голова покачивалась, а невидящие глаза под дрожащими веками тускло блестели.
Рядом со мной замерла Тория, плотно обхватив себя руками. Я сдержал желание обнять её и успокоить. Ей бы такое не понравилось.
— Он захотел бы составить завещание, — сказал я Делрику. Чтобы вытолкнуть слова, сначала пришлось прокашляться от кома в горле.
— Что бы я ни дал ему, чтобы поднять, это убьёт его раньше, чем он сможет заговорить, — ответил просящий. — Но если говорить будешь ты, есть шанс, что он тебя услышит.
С этими словами он коротко кивнул и пошёл лечить очередную душу, которая могла дожить до рассвета.
— Ебучая отравленная стрела, — сказала Тория, стиснув зубы. Она подошла к голове Брюера и несмело положила руку на его покрытый по́том лоб. — Его только чтоб свалить понадобилось бы по меньшей мере четыре человека.
— Да уж. — Я смотрел, как подёргиваются губы Брюера и думал, что вдруг где-то в лихорадочном сумбуре разума он всё же пытается огласить завещание. Удивительно, что за все годы заключения я ни на йоту не переживал бы о его смерти, а через несколько месяцев совместной свободы стою и глотаю слёзы. А ещё маленькая постыдная часть меня не радовалась перспективе с утра тащить его тело до могилы.
— Приведи благородного, — сказал я Тории, хватая одеяло и бросая его на торс Брюера. — И захвати мешок с доспехами.
— Зачем? — она озадаченно прищурилась.
Я стащил ноги Брюера с койки, и он низко, громко застонал.
— Это плата, — сказал я, и закряхтел, пытаясь его поставить. — И ни слова просящим или капитану. А особенно — Эйн.
Коническое укрытие Ведьмы в Мешке по-прежнему стояло под ветвями той высокой берёзы. Я остановил телегу у входа, возле недавно потушенного костерка, от которого тонкими завитками поднимался дым. Укрытие прикрывала шкура какого-то зверя, окаймлённая жёлтым от слабого света свечи изнутри. Я переживал, что здесь будет толпится куча других желающих воспользоваться особенными талантами каэритки, но, по всей видимости, сколько бы клиентов не пришло к ней после битвы, с наступлением ночи их число сократилось.
К раздражённому фырканью старой тягловой лошади добавились всё более страдальческие стоны Брюера. Я слез с телеги, осознав, какая неуверенность перед предстоящей задачей меня охватила. «Чего тут бояться?», спрашивал я себя, уставившись на мерцающие очертания входа. «Она может ему помочь, или не может».
И всё же я колебался, и на переднем плане в голове нависли воспоминания о цепаре. А ещё я всё увереннее чувствовал, что если бы Эвадина об этом услышала, то определённо косо посмотрела бы на то, что я ищу помощи у каэритской ведьмы.
— Несём или нет? — спросила Тория с задней части телеги. Она держала руку Брюера — когда тряская телега выехала из лагеря, тот перестал лежать неподвижно и начал метаться слишком сильно.
Но решение уплыло из моих рук — вход в укрытие открылся, и появилась его обитательница. Во мраке две ромбовидные дыры на мешке казались бездонными, а глаза не отражали ни отблеска от факела сэра Уилхема. Он отправился с нами довольно охотно — чтобы попробовать сбежать, если представится возможность, решил я. Впрочем, пока навстречу попадалось довольно много солдат, по большей части в состоянии агрессивного опьянения, и это подавляло любые подобные мысли.
Ведьма в Мешке прошла мимо меня и заглянула за борт телеги на раненого, не обращая внимания на моё приветствие.
— Отравленная стрела, — сказал я, когда она продолжала молча смотреть. — Мы не знаем, какой яд. — Я замолчал, глядя, как изменилась форма мешка, когда она наклонила голову и придвинулась поближе к Брюеру. Я услышал, что она несколько раз принюхалась, а пото́м выпрямилась, и чёрные дыры глаз повернулись ко мне.