— У нас по-прежнему есть план? — наседала Тория, наклонившись над разделявшим нас трупом. Её лицо казалось суровым и напряжённым. — Я говорила серьёзно: в следующей битве я сражаться не буду.
— Я знаю, — ответил я. — И да, у нас всё ещё есть план, но по нему мы должны оставаться солдатами, по крайней мере какое-то время. — Я немного подумал, а потом достал из кошелька соверен и бросил ей. — Вот тебе плата, если это успокоит твои тревоги.
Её лицо сосредоточенно сморщилось, она посмотрела на монету, а потом на меня.
— Она купит несколько месяцев, не больше. Элвин, у нас с тобой быстро заканчивается верёвка.
На языке у меня уже вертелись всё новые умиротворяющие слова, но тут, к счастью, наше внимание отвлёк громкий скандал дальше по берегу. Поднявшись, я увидел, как Уилхем наносит сильный удар в грудь жилистому солдату по имени Тайлер. На хмуром лице аристократа смешались гнев и скорбь.
— Отвали от него, грязная шавка! — прорычал он. Тайлер, намного более слабый, сначала сжался от страха, а потом воспрял духом, когда к нему подбежали несколько товарищей и помогли ему подняться из грязи.
— Нет у тебя прав руки распускать! — крикнул в ответ Тайлер, и его помощники одобрительно загалдели. — Нихуя ты теперь не лорд!
— Брось, — одёрнула меня Тория, когда я направился вперёд. — Пара тумаков этому павлину не повредит.
— Вряд ли дело закончится тумаками, — ответил я. — А я не затем вытаскивал его с поля, чтобы смотреть, как он умирает.
Пока я подходил, Тайлер со своими дружками двинулись вперёд, и он взялся за кинжал, а остальные сжали кулаки. Моё подчёркнуто весёлое приветствие заставило их остановиться, но не отступить.
— Так что тут стряслось?
Тайлер злобно зыркнул на меня, а остальные вели себя осторожнее. Меня довольно часто видели в обществе капитана, и это говорило о том, что я пользуюсь некоторой благосклонностью, хотя никакой реальной власти это не давало.
— Писарь, отвали, — прошипел Тайлер, но голос приглушил и глаза отвернул. Видимо, он знал, из какого я теста, а я знал, из какого он. Как и я, он присягнул роте в Каллинторе, но я лишь смутно помнил его лицо, а это значило, что он из тех, кто любит держаться в тени.
Я молча смотрел на него секунду-другую, видя, как он не хочет смотреть мне в глаза, а потом повернулся к Уилхему. Аристократ стоял без оружия, но к бою был готов и поднял кулаки, явно зная, как ими пользоваться. Позади него на берегу лежало тело крупного мужчины. Приглядевшись, я увидел блеск доспехов, хотя и покрытых грязью. Значит рыцарь. Что-то на обмякшем теле мужчины вызвало узнавание, и я подошёл ближе, вглядываясь в бледное перепачканное лицо. Смерть крадёт многое из того, что делает лицо узнаваемым, и мне пришлось некоторое время хмуро всматриваться, прежде чем я понял, откуда знаю эти широкие, угловатые черты.
— Сэр Элдурм, — пробормотал я. «Значит, он всё-таки нашёл славу, но не награду».
Я должен был почувствовать облегчение. Одним врагом за спиной меньше. Одной петлёй, ожидающей моей шеи, меньше. А вместо этого я мог думать лишь о часах, проведённых с ним в его покоях, о времени, когда я составлял письма женщине, которая не могла или не стала бы любить его так, как он того желал. И даже хотя Гулатт проткнул бы меня в мгновение ока, я чувствовал, что он заслуживал лучшего конца, чем утонуть посреди бунтовщиков в конце уже выигранной битвы.
Оглянувшись через плечо, я уставился на Тайлера взглядом, который и он и я отлично знали: обещание последнего предупреждения.
— Съебись, — холодно и отчётливо сказал я ему. Он бросил взгляд на своих сторонников, но их прежняя агрессия уже испарилась, уступив место желанию отыскать чего полегче среди других трупов. Тайлер осмелился ещё раз кисло зыркнуть на меня и ушёл прочь.
— Капитан сказала, что вы были друзьями, — сказал я Уилхему, когда тот повернулся к телу Гулатта. — Вы трое, в молодости.
Уилхем ничего не ответил, только сухо кивнул, снова уставившись на бледное, заляпанное грязью лицо мёртвого рыцаря.
— Ладно, — сказал я, взял Гулатта под руки, стиснул зубы и вытащил его из воды. — Давайте за ним присмотрим.
Это случилось на другой день пополудни. Эвадина собрала роту, чтобы все послушали её поминальную молитву по мёртвым. Всего мы наполнили четыре братских могилы, сложив в них восемьсот сорок три трупа. Всех пересчитали, и я своей рукой внёс каждого в ротные журналы. Поименованы среди них были лишь редкие аристократы и пара десятков воинов, знакомых сержанту Суэйну и другим просящим. Большинство же положили в землю без каких-либо записей, помимо номера в журнале, который мало кто когда-нибудь увидит.
О сэре Элдурме Гулатте я записал, как и подобает, что он героически погиб в последней атаке. А потом его положили к остальным, в полном доспехе, и руки в латных перчатках скрестили на навершии меча, лежавшего на груди. Уилхем в лепёшку разбился, отчищая и полируя каждый кусочек доспехов мёртвого друга, и весьма резко отреагировал на предположение Тории, что за его меч толковый покупатель отдаст немалую цену. А я счёл примечательным, что мы не нашли среди мёртвых ни следа сержанта Лебаса или кого-либо из воинов Гулатта. Если они пережили битву, то их лояльность, по всей видимости, завершилась с кончиной их лорда. Я решил, что они уже уехали в поисках нового нанимателя, или же направляются обратно в Рудники, чтобы умолять нового владельца вернуть их на прежние должности.
Когда мы положили Гулатта к остальным, Эвадина подошла к Уилхему, они взялись за руки и встали над павшим другом. А потом я услышал шёпот Уилхема:
— Эви, я всегда думал, что это он будет нас хоронить.
В ответ она лишь сжала руку Уилхема, а потом отдала приказ закопать тела. Когда закрылась последняя могила, она выстроила роту в шеренги для проведения погребальных ритуалов. Её проповедь на этот раз вышла необычной, поскольку состояла из цитат одного Свитка мучеников — из вопросов, заданных мученицей Алианной королю язычников, который позже казнил её за то, что она отвергла его предложение о браке.
— «Разве кровь разделяет нас, великий король? Нет, ибо кровь в моих венах красна, как и твоя, и, поверь, так же горяча. Может, дело в языке? Нет, ибо со временем все языки можно изучить, и лишь редкие души неспособны к учению. Нас разделяет вера. Вера, которая закрывает моё сердце от твоего, ибо не могу я любить того, кто не способен любить. Лишь те, кто принял Ковенант между Серафилями и смертными — сердцем, телом и душой — могут поистине любить».
Капитан замолчала, глядя на свежевырытую землю, скрывавшую трупы. Ветер смахнул волосы с её лица, открыв прежнюю красоту без шрамов и недостатков. Хотя Эвадина скрестила мечи с самим Самозванцем, а потом вступила в жестокую схватку с рыцарями-предателями, но не получила ни единой царапины.
Я увидел, как она сделала вдох, чтобы ещё что-то сказать, но эти слова, какими бы они ни были, навеки утрачены, поскольку тут ей пришлось обернуться на звук приближающихся лошадей. С юга на вершину холма поднялась небольшая группа рыцарей и остановилась в сотне шагов от нас. Посереди них развевалось королевское знамя.
— Наше дело здесь закончено, — сказала нам Эвадина. — Ступайте и отдохните остаток дня. Сержант Суэйн, за мной, пожалуйста.
Рота начала расходиться — одни направились к своим палаткам, другие немного поразвлечься, а я задержался посмотреть, как Эвадина с сержантом шагают в сторону рыцарей. Все они были в ливреях роты Короны, и мои глаза различили медного орла на кирасе рыцаря впереди группы. Мне показалось странным, что сэр Алтус и другие рыцари облачены в полные доспехи. Сражаться здесь уже было не с кем.
Эвадина и Суэйн остановились, поприветствовали их поклоном, а сэр Алтус поднял забрало и развернул свиток. Я видел, как напрягся сержант в ответ на это явное оскорбление, ведь рыцарь-командующий не стал спешиваться и отвечать на поклон. С формальной чопорностью подняв свиток, сэр Алтус начал читать — слишком короткие слова и слишком далеко, не разобрать. Закончив, он наклонился и протянул документ Эвадине. Она его приняла и не спеша прочитала, а рыцарь-командующий принял позу, показавшуюся мне излишне напряжённой. Прочитав свиток, Эвадина заговорила. Я уловил лишь вопросительную интонацию, но не содержание. Что бы она ни спросила, от вопроса чело сэра Алтуса сильно нахмурилось, и он выдал в ответ несколько рубленых слов. Я их снова не разобрал, в отличие от сержанта Суэйна, который вспыхнул от гнева:
— Что за никчёмная шавка это сказала? — крикнул он. С потемневшим от смертельного напряжения лицом он бросился к рыцарю-командующему, держа руку на мече. Остальные королевские рыцари тут же встрепенулись и двинули лошадей вперёд, руки в латных перчатках потянулись к мечам и булавам.
— Стоять! — крикнул я роте, подняв руку. — Равнение на капитана!
Брюер предсказуемо отреагировал первым, выхватив фальшион и издав громкий рык, который тут же эхом пронёсся по шеренгам. Просящие не выкрикивали команд, но рота всё равно с бессознательным автоматизмом собралась в отряды, которые выстроились в упорядоченную линию. Нарастал сердитый гул, все поднимали оружие. Поле Предателей не принесло много денежных богатств, но оказалось щедрым на оружие и доспехи. Я раздобыл себе отличную алебарду вместо секача, так же поступили и многие другие, а немало кому достались мечи и топоры.
Стальная чаща блестела в полуденном солнце — мы встали перед рыцарями. Я видел, как они обменивались взглядами, представлял себе их нервные лица за забралами. Мы уже сражались с такими и знали, что они вовсе не непобедимые. А ещё нас было больше, по меньшей мере десять на одного. Но в тот день не случилось второй битвы на Поле Предателей, к моему большому сожалению, поскольку мне казалось, что это лучший шанс свести счёты с сэром Алтусом Леваллем.
— Тишина в строю! — раздался чистый и пронзительный голос Эвадины, с ноткой сердитой укоризны, которая приглушила наш уродливый гул. Она окинула нас запрещающим взглядом, задержав его на нескольких лицах, включая и моё. Её ярость была такой, что мне пришлось сдерживать желание покаянно поклониться. Вместо этого я твёрдо встретил её взгляд, увидев, как она прищурилась, прежде чем обернуться к рыцарю-командующему.