паря, и удачно — его таращащееся лицо качнулось набок, густым каскадом пролив застоявшуюся кровь.
— Но тебе стоит признать, — продолжал я, и на моих губах появилась слабая улыбка, — что всё это довольно иронично. В смысле, ты всю жизнь унижался перед мучениками и Серафилями, надеясь, что они дадут тебе пройти прямиком через Порталы, когда придёт твоё время. А вместо этого твоя душа оказалась на долгие годы прикованной к такому еблану.
От этой мысли я рассмеялся, и хохотал намного дольше, чем следовало, с учётом моего положения. Когда смех наконец затих, я сморгнул с глаз влагу и увидел, что в паутину веток надо мной попался первый отблеск рассвета.
— Прости, — снова сказал я Конюху. — Вечно не мог удержаться, чтобы тебя не подначить.
— С кем ты разговариваешь?
Она стояла в обрамлении тонких завитков костра цепаря — стройная фигура в зелёном плаще, с любопытством наклонившая голову, закрытую мешком. Она говорила чистым голосом с лёгким акцентом, который я помнил по тем фразам, когда она перестала притворяться после излечения Брюера.
— Со старым другом, — сказал я. — Он мёртв.
— А-а. — Она подошла ближе, лишь чуть-чуть помедлив, чтобы взглянуть на труп цепаря. Когда она вышла за пределы видимости, на мои чувства набросились цветочные ароматы лета, которые я помнил по нашей последней встрече. Этого хватило, чтобы убедить меня, что она на самом деле здесь, а не порождена моим отчаянно надеющимся разумом.
Звякнули ключи, я почувствовал прикосновение её пальцев к моим запястьям, и кандалы упали. Я плюхнулся вперёд, застонав от облегчения, и от внезапной свободы глубокий вдох вызвал боль в груди. Когда я поднял взгляд, Ведьма в Мешке присела возле угасающего костерка. Маленькие чёрные ромбы её глаз смотрели на мертвеца у моих ног, а в голосе, доносившемся из мешка, слышалась задумчивость.
— Несколько лет он искал меня. Удивительно, но ему надо было всего лишь сидеть здесь и ждать.
— Доэнлишь, — сказал я, и она перевела на меня свой взгляд. — Это твоё имя? Твоё настоящее имя.
Похоже, вопрос почти не вызвал интереса, и её накидка лишь чуть шевельнулась от пожатия плечами.
— Это просто имя. У меня их несколько, как и у тебя.
— Звучит как титул, — настаивал я, и стиснул зубы, потирая затёкшие запястья.
— Его значение есть в книге, которую я тебе дала. — Я заметил в её голосе нотку лёгкой весёлости, и знал, что за тканью мешка она сейчас улыбается. — Не думал поискать там?
— Я был занят, — угрюмо нагрубил я в ответ, и с хрипом поднялся, опираясь на дерево.
Она смотрела, как я отходил от тела цепаря, и, когда заговорила, в её тоне снова прозвучала весёлость:
— Они все исчезли, все призраки, что досаждали ему при жизни.
— Ты тоже их видишь?
— Нет, но знала бы, будь они здесь.
Я кивнул, встречаясь со взглядом её спокойных глаз.
— Рад тебя снова видеть, — сказал я, и сам удивился, что так оно и было. — На самом деле я тоже тебя искал.
Мешок чуть смялся, но она так и сидела в тишине, глядя на мои неловкие попытки сформулировать просьбу. К счастью, Ведьма в Мешке пожалела меня:
— У тебя есть кое-что для меня, — заявила она.
Разумеется, я знал, что она имела в виду. Каэритская книга висела на моём боку плотным неудобным комком, который цепарь в своей жажде покончить со мной не заметил. Но, несмотря на все неудобства, что она мне причиняла, мысль о расставании с ней вызывала непривычно глубокое нежелание. Большую часть жизни я провёл, охотясь за собственностью других людей, и при этом сам никогда не обладал чем-то поистине драгоценным. Потеря тех немногих сувениров, что мне удавалось собрать, совершенно меня не печалила, с учётом всех неудач, которые они, похоже, приносили. Книга — совсем другое дело, поскольку её ценность была неизмеримой.
— Итак, — сказал я. — Это та цена, о которой ты говорила.
— Нет. Это плата за услугу, которую я уже оказала, как мы и договаривались. Цена за следующую будет намного выше, в соответствии с той услугой, о которой ты меня просишь.
— И о какой же?
Она наклонилась вперёд, и глаза за ромбами прищурились.
— Хватит пытаться меня отвлечь. — Она выжидающе протянула раскрытую ладонь. — Отдай мне книгу и средства для её расшифровки, или я уйду, и мы больше никогда не встретимся.
Я бы солгал, сказав, что отдал её без колебаний. Что сунул руку за пазуху, выхватил книгу, бросился на колени и протянул Ведьме в Мешке, обещая, что отдам ей всё, что попросит, лишь бы она спасла жизнь Эвадине. Но я так не поступил.
Я стоял, едва сдерживая гнев, и все мысли вертелись вокруг всевозможных оправданий, которые позволили бы мне уйти с этой встречи. Я бы отправился в другой порт, нашёл корабль и уплыл, а потом отыскал бы милый тихий уголок в какой-нибудь далёкой земле, где и составил бы свой перевод. И таким образом, вооружённый картой к курсу моей жизни — довольно длинной, судя по плотности текста — я в своей юношеской глупости воображал, что впереди меня ждут лишь беззаботные годы. Эвадина скоро умрёт, но разве не жаждала она мученичества? И разве её карательные приказы не завели меня на край могилы?
Мой гнев нарастал не только из-за страха потерять книгу, но ещё от глубокого самоуничижения, что я не расшифровал из неё ни единого слова. Я говорил себе, что это из-за отсутствия времени по дороге из Ольверсаля, да и последующие деньки тоже выдались занятыми. Но всё это было ложью. После того, как я узнал об истинной природе книги, я едва прикасался к ней, разве только чтобы привязать к своему боку. И, хотя признать этого я не мог, меня пугала перспектива узнать то, что записано на этих страницах. Когда-нибудь я, может быть, и нашёл бы в себе силы открыть её, но время уже вышло.
— Ты знала? — вежливо спросил я Ведьму в Мешке, доставая книгу из повязки. Руководство Беррин по переводу крепилось к ней шнурком, и, передав оба тома Ведьме в Мешке, я смотрел, как она провела по нему пальцами. То ли от страха, то ли от нервного удовольствия, сложно сказать. — Ты знала, что там? — настаивал я, пока она убирала книги в ранец.
— Я знала, что она будет представлять собой огромную ценность для тебя и для меня. Так и должно быть, если смещено равновесие от смерти к жизни. У… природы того, что я делаю, есть структура, ты бы назвал это сетью, которую нельзя перестроить такой обыденностью, как материальные богатства. Чтобы её изменить, требуется что-то настоящее, что-то от души и сердца.
— Ты ведь тоже есть на этих страницах, да? И не только сегодня, или когда мы встречались в прошлый раз. Вот почему она тебе нужна. В нашу следующую встречу у тебя будет преимущество.
— В нашу следующую встречу… — Её голос стих, а потом резко сменился таким неожиданным и громким смехом, что я вздрогнул. — Ты всё ещё думаешь, как вор. Меряешь преимущества и недостатки, словно это какая-то игра. — Она снова рассмеялась, на этот раз тише и куда горше. — Если это и так, то мы — очень незначительные фигурки на доске.
Всё больше загадок, но мне не очень-то хотелось и дальше её расспрашивать. Я знал, что ей нечего ответить, по крайней мере, сейчас. А ещё я почувствовал, что внезапное отсутствие книги на боку принесло только лёгкость, а не сожаления о потере. И всё же я не мог удержаться от ещё одного вопроса, поскольку некоторые просто нужно задать.
— Почему я? — спросил я. — Почему какой-то неизвестный каэритский писарь из прошлых веков решил записать пророчество о моей жизни? Я всего лишь незаконнорожденный сын шлюхи, ставший грабителем и убийцей, потому что другого места в этих землях для меня не было. Я — пария, которого сторонятся и керлы, и знать. Этим землям и этим людям от меня никакой пользы, и мне остаётся лишь заслужить уродливую смерть и безвестную могилу, сражаясь в их войнах.
— Жизнь парии может оказаться не менее значимой, чем жизнь короля, — ответила она. Её голос теперь звучал тише, и в том, как опустились её плечи, я заметил усталость. — Каждая жизнь важна, но некоторые… важнее. Ты, как выясняется, стал ключом к тайнам этой книги, и с этим ключом мой народ откроет и другие тайны. У нас так много книг, не прочитанных ещё с Падения. А теперь бесценное знание, заключённое в них, снова будет принадлежать нам. Ты должен гордиться.
Она выпрямилась, и ткань мешка, закрывавшая рот, затрепетала, когда ведьма сделала вдох.
— Итак, к насущному делу, — сказала она, поднимаясь на ноги.
Я не стал спрашивать о том, откуда она знает, что я от неё попрошу, как и выяснять, какую высокую цену это за собой повлечёт. Как говорил Райт, некоторые пути необходимо пройти.
— Там довольно далеко, — предупредил я. — Думаю, на дорогу до порта уйдёт весь день. И по пути придётся украсть телегу, чтобы спрятать тебя и пробраться в дом лорда обмена. Там сидит большая толпа дураков, которые устроили бдение ради выздоровления капитана. Будет лучше, если они не увидят…
Я ошеломлённо замолчал, увидев, как она взялась за край мешка и осторожно подняла его. Ветерок разметал её волосы, на миг закрыв лицо, а потом оно полностью открылось.
Я мог бы несколько страниц потратить на поэтические рассуждения о женщине, представшей перед моим взором, но довольно будет сказать, что она была настолько прекрасной, что это уже представляло собой опасность. Такая красота заставляет мужчин и, рискну предположить, многих женщин видеть в человеке то, чем хочется обладать, драгоценный предмет, которым надо лишь владеть и никогда не делиться. С одного взгляда я убедился, насколько мудро с её стороны было все эти годы носить мешок. В отличие от Райта и цепаря на её лице не было узора из родимых пятен, а только одна маленькая красная отметина между бровей, напоминавшая рубин тем, как она выделялась на гладкой бледной коже.
— Когда я впервые стала путешествовать по этим землям, — сказала она, откидывая назад спутанные локоны, — я быстро поняла, что твой народ слишком много внимания уделяет внешности. Пойдём?