Огонь «алхимической философии» в XX век пронесли сюрреалисты под предводительством Андре Бретона. Это движение родилось на свет в Париже в 1924 году и стремилось возбудить «революцию умов»: изменить мировоззрение человечества так, чтобы мир вступил в новую эру. Сюрреалисты были религиозны, но питали ненависть к христианству: верили во Вселенную, где все противоречия сливаются воедино — в единую материю, описанную алхимиками. Пусть сюрреалисты не восхищались красотой собора, они были вынуждены признать, что Нотр-Дам наделен символизмом, и не только с христианской точки зрения.
Языку алхимии сюрреалисты учились по самым разным источникам — весьма примечательно, что еще в юности Андре Бретон прочел Гегеля, Джордано Бруно и Рембо. Однако никто не был таким привлекательным и загадочным, как их современник Фульканелли. Существование реального Фульканелли не доказано, хотя достоверно, что карточка с этим именем появлялась в «Ле Шат Нуар»[38] на Монпарнасе и в других модных местах того времени. Самая знаменитая его книга, раскрывающая тайны собора Нотр-Дам, называлась «Загадки соборов» и была опубликована в 1926 году в Париже.
Был ли Фульканелли выдуманным героем или ловким шарлатаном, мы не знаем, но его книги написаны весьма талантливо, полны туманных отсылок и таинственных намеков. Он стал легендой мира парижского оккультизма и психологических (духовидческих) экспериментов, культовой фигурой для сюрреалистов (ходили слухи, что Бретон тайно встречался с этой таинственной личностью и Фульканелли поведал ему о своей способности путешествовать во времени). Фульканелли сказал, что собор Нотр-Дам есть альфа и омега Парижа и «памятник концу времен».
В современном Париже обитает небольшое, но заметное число парижан, завороженных языческой магией жителей Лютеции и Парижа, существовавшей на заре христианства в этих местах. Книжные лавки, торгующие оккультной литературой, сегодня процветают. Самые преуспевающие и всегда полные покупателей (например «La Table d’Erne-raude» на улице Юше в доме 21) расположены на левом берегу Сены, в тени собора Нотр-Дам. В глазах приверженцев магических учений это вовсе не выглядит случайностью. Земля, на которой воздвигнут храм, издревле почиталась как священная: здесь друиды творили свои таинства, язычники поклонялись богам. Образы древних богов и верований, продолжавших жить в предрассудках обывателей или практиках тайных обществ, нашли отражение на фасаде и в интерьере собора. Праздник Шутов — четырехдневная сатурналия, отголосок языческих ритуалов — носил явно оргиастический характер и проходил в соборе, при этом часто заканчивался убийством или групповым сексом, и власти терпели это вплоть до второй половины XVI века.
Поэт Ален Жуффруа в 1992 году написал короткую работу о магической значимости Нотр-Дама, отдавая в ней должное Фульканелли. Жуффруа был секретарем Андре Бретона и хорошо знал нравы парижских сюрреалистов. Бретон и Жуффруа в компании приятелей ходили по церквям, чтобы посреди службы вслух засмеяться, оскорбив священнослужителей. Жуффруа в своей книге о Нотр-Дам вспоминает визит в старую церковь в Финистере в Бретани: престарелый Бретон сравнил ее с аквариумом.
Через несколько лет после того, как Жуффруа выпустил свою книгу в свет, я встретил его и расспросил о том, какие рассказы ходили в среде сюрреалистов о соборе. Он ответил, что в городе, который кажется неизменным, перемены происходят ежесекундно. И нет тому примера лучше, продолжал он, чем Нотр-Дам: в зависимости от точки зрения в разные времена собор являлся то символом надежды, то знаком трансценденции, то Храмом Разума, служил то штабом инквизиторам, то приютом паломникам, то убежищем магам, то церковью императорам…
…или обычной приманкой для туристов. Все зависит от точки зрения[39].
Глава седьмаяЛюбовники и ученые
К 1223 году, когда умер Филипп-Август, Париж стал культурной столицей Западной Европы. Репутацию эту город заслужил не высоким уровнем жизни, а интенсивной интеллектуальной работой. При короле о городе заботились, укрепив его оборону, но для чужаков он продолжал оставаться мрачным, полным болезней и распрей.
Несмотря ни на что, город притягивал ученых, торговцев, политиков и поэтов, стекавшихся в прославленный Париж — столицу наук и искусства. Собрания городских библиотек, великолепные витражи, скульптуры и архитектура религиозных сооружений, разбросанных на Ситэ к югу от холма Святой Женевьевы и к западу от Сен-Жер-мен-де-Пре, были так же знамениты, как велики сами ученые мужи. Улицы были грязными, но архитектурные сооружения — величественными. Руины знаменитой церкви Сен-Поль-де-Шан, построенной в 1107 году на улице Сен-Поль в Марэ, — самого популярного религиозного сооружения XII столетия — можно видеть и сегодня. На площади перед Лувром можно лицезреть руины церкви VI века Сен-Жермен-л’Оксеруа, которая была скрыта под напластованиями пяти веков религиозного строительства. Прилегающие к площади улицы Претр-Сен-Жермен-л’Оксеруа и Арбр-Сек существуют с XIII века и более или менее сохранили изначальный облик. Они лежат на границе религиозного центра средневековой столицы Франции.
Городу еще только предстояло стать великим мегаполисом, облеченным политическим влиянием, пока же этому мешали внешние факторы: в основном неуемная энергия англичан, в том столетии не раз приводившая островитян под парижские стены. Внутренний аппарат управления был испорчен излишней близостью к монархии, а восшествие на трон череды слабых королей Капетингов, одержимых религией, деньгами или собственной значимостью, ослабляло его все сильнее. Эти правители не считали нужным уделять внимание менявшемуся городу, его населению или бюджету.
Филипп-Август, однако, приложил значительные усилия к улучшению повседневной жизни: образовал полицию, построил систему канализации. Выглянув из окна Лувра (ставшего к тому времени королевским дворцом), Филипп был столь шокирован ударившим в нос зловонием, что, по свидетельству его врача, немедленно решил вычистить Париж. Неподъемная задача для города, по улицам которого ходил домашний скот: системы канализации не существовало, а большинство жителей столицы избавлялись от нечистот, попросту выбрасывая их на улицу.
Но это был священный город: в нем насчитывалось более двадцати церквей, собор и главный университет Европы. Взошедший на трон после Филиппа Людовик VIII умер в 1226 году в военном походе на юго-запад то ли от дизентерии, то ли от отравления. Его преемнику Людовику IX было всего двенадцать лет отроду. Своей набожностью и бесконечными молитвами король уже в том возрасте снискал славу самого благочестивого из рода Капетингов. Он часто постился и стал словно прозрачным от постоянного голода и воздержания, чем пугал приближенных. Его правление во многом отбросило Францию назад, а единственной «заслугой» стало введение в стране инквизиции. Людовик считал себя мистиком и был полным профаном в делах мирских. Его критиковали за уступку Англии огромных территорий согласно Парижскому соглашению 1259 года. Однако Людовика окружали талантливые и верные советники, чьими стараниями Париж и Франция достигли процветания.
При Людовике начал формироваться эстетический образ Парижа. Например, в церковь Сен-Шапель, построенную Людовиком Святым, желавшим иметь возможность молиться в любое время дня и ночи, поместили самые важные реликвии Европы, в числе которых оказались терновый венец и частица креста, на котором был распят Христос. Церковь Сен-Шапель была образцом европейской религиозной архитектуры и церковного искусства. Парижская поэзия бурно развивалась, хотя, как правило, подражала, а иногда просто копировала песни поэтов Миди — Юга Франции. В обществе возродился интерес к классической литературе, особенно к Овидию. Умонастроения в культурных кругах Парижа тех времен весьма показательно отражаются в истории Абеляра и Элоизы. Строго говоря, хронологически события относятся к XII веку, хотя и стали известны всей Европе только к середине XIII столетия и считались предостережением от смешения возвышенной философии и плотских желаний.
История эта преисполнена отвратительных оправданий жестокости и содержит множество мазохистских элементов, представляющих интерес для психоаналитика. Сюжет ее стал популярен во времена Ренессанса, да и сам Абеляр был портретом мыслителя тех времен, разрываемого страстными поисками истины, с одной стороны, и плотским вожделением — с другой. С назидательной целью легенду включили в длинную поэму «Роман о розе», которую начал писать Гильом де Лоррис, а закончил Жан де Мэн между 1275 и 1280 годами. Эта поэма явилась своего рода пособием по «искусству любви» (наследуя в этом отношении сочинениям Овидия) и философским осмыслением множества практических аспектов любви и брака. Чосер перевел на английский язык первую часть поэмы и большой отрывок второй, а подлинные письма Абеляра и Элоизы, по слухам, находились в Италии и принадлежали Петрарке.
История любви Абеляра и Элоизы развивалась в относительно толерантном обществе Парижа 1100-х годов, но широкую известность обрела в 1250-х годах, когда Университет Парижа завоевал авторитет и определял, что есть вера, а что — ересь. Парижских интеллектуалов драма Абеляра и Элоизы привлекала сочетанием философских и теологических рассуждений с изощренными формами принуждения и запрета. Ее до сих пор считают точной картиной интеллектуальной жизни города во времена Людовика IX.
Между тем вовсе не стоит называть ее историей любви.
Провинциал Пьер Абеляр приехал в Париж в 1106 году, чтобы изучать логику и философию. Париж только-только достиг пика славы интеллектуальной столицы. Со всей Европы стекались студенты в Парижскую соборную школу, чтобы постигать логику, философию и теологию под руководством архиепископа Парижского Пьера Ломабара, моралиста Пьера ле Шантре, богослова Пьера ле Ман-жера и прочих не столь ярких в тени холма Святой Женевьевы светил