ставляла власть политическая, опиравшаяся на богословие, а Париж возвысился благодаря власти мирского интеллекта, главным образом бурлившего вокруг холма Святой Женевьевы.
Именно здесь, в среде ученых мужей, собравшихся со всей Европы, формировалась мысль нового тысячелетия. Студентов и преподавателей университета интересовали отнюдь не постулаты, официально утвержденные церковью, а вопросы, ответы на которые еще не были найдены. В этом окружении, часто в горячих спорах и диспутах, рождались идеи и учения, определившие ход европейской мысли на века вперед. Становление университета шло неспешно и определялось более экономикой города и настроением общества, нежели развитием интеллектуальной жизни города. Абеляр, например, обрел популярность благодаря не доктринам, которые преподавал своим ученикам, а лекциям на открытом воздухе на рю дю Фуарр (в переводе «Соломенная улица» — намек на навесы, которые строили студенты) у подножья холма Святой Женевьевы. Но мысль об объединении всех школ и учителей не приходила тогда в головы ни студентов, ни преподавателей.
Да и набор дисциплин мало отличался от того, чему учили во времена Римской империи: стандартный trivium — из грамматики, риторики и диалектики (ограниченной обычно одобренными церковью Платоном и Аристотелем) и quadrivium — из музыки, арифметики, геометрии и астрономии. Левый берег Сены почти полностью был отдан для жизни и учебы студентам и отделен от остального мира различными версиями разговорной латыни.
Вместе с числом парижских интеллектуалов увеличивалось количество образованных ремесленных мастеров — mercatores, — проживавших в определенных районах города, в отличие от безграмотных ремесленников, чьи лавки были беспорядочно разбросаны по всему городу. Наряду с образованием братств, объединявших людей по общности интеллектуальных и профессиональных интересов, в гильдиях формировалось сознание горожан, отделявших себя от провинциального индивидуализма коллективным трудом. А когда мастера, объединившиеся в гильдии, расселились вокруг учебных заведений и монастырей, Париж начал обретать истинно городскую форму и сущность.
Новый Париж стал городом-космополитом. Перенаселенная округа Кафедральной школы Парижа обозначила необходимость назначить studia generale, т. е. места обучения студентов разных стран — как это уже сделали образовательные заведения Болоньи и Салерно. Новые места встреч студентов и преподавателей образовали позднее Universitas magistrorum et scholarium, при котором в XIII веке существовало четыре факультета: богословский, церковного права, медицинский и гуманитарных наук. Студентов поделили на «нации». В XIII столетии студентами «Франции», помимо французов, считались испанцы и итальянцы; «Англии» — англичане и немцы; «Пикардии» — жители Голландии, Фландрии, Фламандии и Люксембурга.
Университет стал прибежищем молодых интеллектуалов, часто вступавших в конфликт не только с простыми парижанами, но и с властями столицы. О горожанах студенты отзывались презрительно, прозвали их «Жак-Простак». Кличка намекала на то, что все горожане — глубоко провинциальны и стремятся удовлетворять лишь собственные животные прихоти. Первые известные историкам студенческие волнения зафиксированы в 1229 году в Сен-Марселе в пригородной таверне из-за высоких цен на вино. Возмущенные студиозусы были сильно биты соседями хозяина таверны, сбежавшимися на выручку товарищу. Школяры вернулись на следующий день уже вооруженные и с толпой, жаждущей расколотить пару голов. Драка переросла в широкомасштабное уличное сражение, охватившее весь район и изрядно напугавшее прохожих. В конце концов в драку пришлось вмешаться королевским гвардейцам, были убиты и покалечены многие студенты. Возмущенные студенты и преподаватели на время покинули город. Конфликт удалось уладить лишь после того, как власти обещали университету защиту.
Студентов с трудом, но терпели: все-таки они везли в город деньги и поднимали престиж Парижа в Европе. Летописец Жак де Витри жаловался, что утомлен обилием иностранных лиц и манер, встречавшихся по всему Парижу, особенно вокруг университета на левом берегу Сены.
«Англичане — хвастливые пьяницы, — описывал жизнь молодого университета де Витри, — французы, имея в виду всех, кто не рожден на острове Ситэ, — гордецы, слюнтяи и неженки; немцы сплошь дики и вульгарны; норманны суетны и хвастливы; пуатийцы — предатели; бургундцы глупы и жестоки; бретонцы ветрены и непостоянны; сицилийцы — тираны; ломбарды — жадины и злодеи; римляне — мятежники».
Преувеличивал ли де Витри острого слова ради, мы не знаем, но улицы левобережья в округе университета были местом опасным и беспокойным, а объявивший себя столицей мира Париж — городом изменчивым и непостоянным.
Глава восьмаяСвятые, поэты, воры
Тринадцатое столетие стало веком крайностей. С одной стороны, правление Филиппа-Августа благодаря военным победам, жесткому управлению и завоеванным территориям стало поворотным временем в истории Парижа и Франции. Никогда еще политический авторитет страны не был так высок. С другой стороны, то был век фанатичной веры в Бога. Общество начала XIII столетия, имитируя установившийся еще во времена Лютеции божественный порядок, делилось на высокородных господ, клириков и крестьян. Однако под напором среднего класса парижан, интересы которого разительно отличались от потребностей правящей верхушки, эта иерархия начала дробиться. Первым порывом монархии, столкнувшейся со смещением приоритетов в обществе, стало обращение к авторитету христианства, четко проявилось в правлении Людовика IX — Людовика Святого, канонизированного в 1297 году. Этот монарх был аскетом, его догматизм и жестокость (именно он ввел в Париже инквизицию и финансировал ряд кровавых и провальных походов в Святую Землю) более подошли бы современным серийным убийцам, нежели королю Франции.
Несмотря на религиозный пыл монарха и демонстративное пренебрежение ко всему земному, Париж при Людовике IX процветал. В 1242 году король приказал построить Сен-Шапель, и Париж получил одну из самых красивых и загадочных церквей, поражающую воображение изящной работой по камню и росписью с изображением звездного небосвода. Взгляд, брошенный на низкий потолок нижней часовни, и сегодня заставляет почувствовать мистическую связь духовного и земного. Ничто так не являет связь материального и духовного миров, которая определяла умонастроения XIII века, как Сен-Шапель.
После смерти Людовика Париж начал медленно терять былое величие. Отчасти это происходило из-за небрежения преемника Людовика Святого Филиппа III, прозванного «Le Hardi»[43]. Большую часть своего времени он проводил вдалеке от Парижа, участвуя в различных военных походах. Оскудение обострилось при Филиппе IV, взошедшем на трон в 1285 году и сильно унизившем город.
К этому историческому моменту Сена делила Париж на три четко разграниченных района: Le quartier d’Outre — Grand-Pont (квартал за Большим мостом), Le quartier d’Outre-Petit-Pont (квартал за Малым мостом) и Le quartier de la Cité (Ситэ), названия вскоре сократились до La Ville, L’Université и La Cité (Ла Билль, Университэ[44], Ситэ). Районы существовали вплоть до разделения Парижа на 20 округов несколько столетий спустя. В Ла Билль находились торговые кварталы и дома самых состоятельных семейств Парижа: Барбе, Бурдонов, Попенов, Бонн-Филль, Пиз де О. Жили в Ла Билль и не самые богатые парижане, с менее звучными и более прозаическими и весьма распространенными фамилиями: Ле Гран, Ле Гросс или Буланже[45], но они не могли позволить себе арендовать больше одной комнаты или спали в одном помещении со слугами и домашними животными.
Ла Билль входил в Фобур Сен-Дени, здесь и по сей день множество улиц сохранились почти неизменными — взять, к примеру, улицу Мале Пароле[46] (сегодня это улица Мовез Пароле — улица Скверных Слов) или рю де Ломбар (ломбардцы в те времена, как известно, были менялами). В Ла Билль работали около сотни итальянских банкиров (так называли ростовщиков, которых частенько изгоняли из города, если только они, подобно богатейшему человеку Парижа Гандольфо Арселли, не покупали себе право на постоянное проживание в столице).
Район Университэ сильно отличался от Ла Билль. Правобережье перестраивали в соответствии с требованиями властей и торговцев. Здесь возводили солидные административные здания, везде, где возможно, прокладывали прямые дороги, строили перекрестки, облегчавшие движение транспорта и перемещение товаров. Левый же берег Сены развивался в соответствии с потребностями коллежей, церковных приходов, монастырей и монашеских орденов, здешних обитателей мало интересовал город, лежавший за пределами района. Даже торговля левобережья подчинялась академическим нуждам. Единственный в городе магазин чернил Асцелины де Ройе располагался на улице Сен-Виктор, а все восемь книжных лавок Парижа размещались на территории от улицы Нев-Нотр-Дам, пролегавшей буквально в тени великого собора, до улицы Скотобоен (нынешняя Муфтар) — главной улицы, ведущей к Латинскому кварталу.
Считалось, что политический и религиозный центр города сосредоточен вокруг собора — на Ситэ. Величавое и роскошное здание Отель-Дье, знаковое для города место, стояло здесь же, напротив Нотр-Дам, а проживали в нем тридцать монахов и двадцать пять монахинь. Левый берег был соединен с островом Ситэ Малым мостом, а правый — двумя: Большим и де Мибрай (или «Половинчатым»), сходившимся с Малым мостом и обеспечивавшим прямое сообщение между левым и правым берегами Сены. Перебраться с одного берега реки на другой даже в эти времена было подобно переезду из одной страны в другую, от одного образа жизни к совсем иному. Бывали даже случаи, когда люди отказывались переселяться на другой берег, утверждая, что учиться на противоположной стороне нечему и смотреть не на что.