Вопреки всем преступлениям и порокам чиновников, пост префекта закрепился в традиционной администрации Парижа, сложившейся еще в галло-римские времена, позаимствованной, в свою очередь, от греко-римской «politia» — формы гражданской администрации. В VII и VIII веках в Римской империи графы служили французским монархам своего рода управляющими: поддерживали порядок, ловили преступников, заботились о поставках продовольствия по приемлемым ценам, следили за моралью общества (проще говоря, контролировали проституцию) и судили народ по закону. Эти функции управления оставались более или менее неизменными вплоть до 1789 года. Важно помнить, что власть префектов исходила от короля, а не делегировалась общиной.
Такой высокий пост неизменно сопровождала коррупция, и потому Людовик — невротический религиозный фанатик — поставил на него в 1261 году казавшегося неподкупным Этьена Буало (в некоторых документах его имя пишется как Буалевр). Первой задачей Буало было урегулировать городскую экономику (или хотя бы предпринять попытку), определить корпоративные границы гильдий и упорядочить «Livre de métiers» («Книгу промыслов») — перечень всего, что производилось, импортировалось, вывозилось и потреблялось Парижем XIII века. Для полицейского тех времен это была обычная задача.
Перепись Буало обнаружила более 120 гильдий, в которых состояло более 5000 членов, обучавших помощников или учеников и производивших товары от пива до ножей; гильдии иногда делились на подразделения — например, одно подразделение отвечало за брожение хмеля, другое за продажи и развоз, и так далее. Никто не считал странным, что карманники, наемные убийцы и попрошайки создали собственные гильдии, очень походившие на ремесленные, — и те и другие были заинтересованы в том, чтобы заработать побольше, а трудиться поменьше. В провинциях парижских ремесленников считали пьяницами и лентяями. Яростные столкновения, вызванные одним недобрым словом или задержкой заработной платы, были обычным явлением.
Под Буало действовал целый ряд «commissaries-enquêteurs» — малых магистратов, ведущих свою историю как минимум с VII века, и «sergents»[51] — жестких драчливых типов, занимавшихся рэкетом и дуэлями по найму. Типичный полицейский рейд происходил, как правило, ночью: группа приставов выезжала для проведения следствия о волшбе, завышении цен мясником или пивоваром или о прелюбодеянии.
В черном одеянии и в бархатном берете, вооруженный большим мечом, в сопровождении почетного караула, Буало выглядел весьма внушительно и в собственной резиденции Шатле, и при дворе. Жуанвиль описывал его «таким строгим, что никакой преступник, убийца или вор не посмел бы остаться в Париже из страха быть повешенным или высланным». Короля сильно заботили городские проститутки, в обычае которых было носить на поясе яркие ленты. Особенно оскорбляла чувства Людовика привычка «filles publiques»[52] в голос поносить священников, отказавшихся воспользоваться их услугами. Обычным оскорблением тех лет было слово «содомит». Даже Буало не удавалось изгнать гулящих дев из города, он не сделал этого отчасти из опасения вызвать уличные волнения. Так что префект и монарх довольствовались иллюзией того, что в Париже все в порядке.
К началу правления Филиппа IV городские преступники обнаглели до крайности. Строгие наказания ужесточались, но не из стремления к справедливости, а ради удовлетворения жажды толпы, требовавшей кровопролития и зрелищ. Воров, убийц и фальшивомонетчиков обычно вешали; прочих лишали зрения, пороли, клеймили каленым железом (не только плечи, но и щеки и лоб). Жесткого уложения о наказаниях не существовало, судьи руководствовались собственным пониманием происходящего. Никто из обывателей не решался выйти из дома после наступления темноты. Рядовые парижане не подчинялись закону и не зажигали по вечерам в окнах лампы (этот закон был первой попыткой властей осветить улицы), они баррикадировали двери и держали оружие под рукой.
В Париже действовала гражданская стража, патрулировавшая ночные улицы, но эти патрули не были официальными представителями префекта и не вели следствие, а лишь поддерживали порядок, соблюдение законов и старались предотвращать преступления. Тесная связь и даже намеренное смешение полицейских и судебных функций на десятилетия определили методы поддержания правопорядка в Париже: в отличие от британской полиции, занятой в основном ограничением прав и запретами, парижские полицейские (и, следовательно, французские в целом) одновременно обеспечивали порядок, выступали в роли советников, судей и шпионов. После кровопролития времен Коммуны Ив Гюйо прекрасно определил отношения свободы и контроля в Париже: «Парижанин может делать все, что пожелает, но до тех пор, пока находится под полицейским надзором».
Глава девятаяРазрушая храм
В глазах парижских обывателей XIII века самым крупным преступником из всех был, конечно же, король. К 1300 году жестокость и финансовая несостоятельность Филиппа Красивого почти полностью уничтожили экономическую стабильность региона. Хуже того, король нарушил хрупкий политический баланс внутри столицы: он ополчился на тамплиеров, которые около столетия назад прочно обосновались за стенами города (нынешняя восточная часть округа Марэ).
Эти земли были закрытым мирком, дожившим в том или ином виде до 1820 года, когда последние следы его были принесены в жертву современности. Останки огромной башни тамплиеров можно увидеть в северной части Марэ на площади дю Тампль. А все владения ордена занимали территорию между нынешними улицами дю Тампль (в 1235 году — Вии Милитии Темпли), де Бретань и де Пикарди. Рыцари-тамплиеры осели в окрестностях столицы в XI веке, построили приют для бедноты, больницу для раненых монахов-воинов и членов нищенствующих орденов, вернувшихся из крестовых походов. К XII столетию и с разрешения короны огромное владение, простиравшееся до Менильмонтана и Шаронна, — Вилла Нови Темпли — превратилось в важнейший образовательный и культурный центр, составивший реальную конкуренцию Парижу. К концу XIII века рыцари накопили огромный капитал, привлекавший неослабевающее внимание властей.
Орден тамплиеров был основан в 1118 году, когда девять первых рыцарей приехали в Иерусалим и предложили королю Балдуину II обеспечить безопасный проезд пилигримов по его землям, чем до того занимались рыцари-госпитальеры ордена Святого Иоанна. Они недолго пожили в мечети Масджид-аль-Акса («самая дальняя мечеть» по-арабски) — третьей святыне исламского мира после Мекки и Медины. Мечеть эта была построена на развалинах храма царя Соломона и считалась центром мира (арабские и европейские карты мира тех времен подтверждают это единогласно). Имя ордену рыцари взяли от «Templum Domini», христианского храма, занявшего место под куполом мечети Скалы (невероятный акт вандализма, которым восторгался весь христианский мир — превратить мусульманскую мечеть в святыню католицизма).
Рыцари приносили обет бедности, но в грядущих десятилетиях, а потом — столетиях, собрали огромное богатство. Сделали они это, став банкирами, финансируя крестовые походы в Святую Землю и эффективно управляя ими. Отказавшись оплатить одну из безумных экспедиций Людовика Святого в Египет, они нажили в лице монарха непримиримого врага. Алчность и тщеславие тамплиеров были общеизвестны. Их собственные походы в Святую Землю, по словам одного историка, были одновременно «разрушительны» и «бесчестны» (что лишь подтверждает мнение специалиста по истории средневековья Жака Ле Гоффа — единственная польза от крестоносцев в том, что они привезли в Европу абрикосы).
Филипп пользовался широкой поддержкой населения, ненавидевшего тамплиеров, когда объявил ордену войну. Рыцари были известными гордецами; а факт, что святые воины — содомиты, никого не удивлял, так как это считалось «обычным пороком» монахов и солдат. Поэт Гюйон де Прованс высказывал мнение большинства парижан, когда ставил рыцарям в вину их «orgueil» (гордость) и называл тамплиеров «cruels et méchants» (жестокосердными злодеями).
Взаимоотношения между тамплиерами и жадным Филиппом поначалу складывались довольно мирно: в 1292 году стороны обменялись письмами, и король подтвердил «привилегии» ордена. Первый намек на усложнение ситуации относится к 1296 году, когда король приказал собрать с города в свою пользу сто тысяч ливров. Приказ, согласно обычаю, до сведения горожан довел префект Парижа, который был обязан собрать сумму налогов вне зависимости от того, справедлива она или нет. Рыцари отказались платить и после двухлетних препирательств в парламенте (существовавшем лишь с 1250 года и подчиненном королю) выиграли дело.
В узком кругу король выказал свою ярость, но на публике держал лицо. Однако финансовый «гений» монарха вновь и вновь ставил столицу на грань банкротства. В 1305 году укрывшемуся в Большой башне Тампля от бунта королю надоело ждать. До того он частенько пользовался гостеприимством великого магистра Храма Жака де Молэ, и тот поведал Филиппу о сокровищах, которые его люди привезли из Иерусалима и с Кипра и хранили под башней. Филипп поклялся завладеть богатствами рыцарей.
Филипп привлек на свою сторону слабого и безвольного папу-француза Климента и сумел обратить гнев парижской толпы против рыцарей, распространив слухи, что рыцари отреклись от Христа, плевали на распятие, приносили человеческие жертвы, предавались оргиям, были содомитами, практиковали суфизм, поклонялись демону по имени Бафомет и имели тесные сношения с Хассаном ас-Сабахом — главой клана ассасинов (одурманенных гашишем наемных убийц, жертвовавших собой без малейшего колебания и с невероятной жестокостью бившихся против захватчиков-христиан). По городу ходили слухи, что тамплиеры устроили «в пещере, вырытой под землей, темное святилище, где хранили идола в форме человека, покрытого человеческой кожей и с карбункулами вместо глаз».