Самоуспокоенность властей казалась необъяснимой. Отчасти из-за слепой веры информаторам из числа республиканцев войска не получили приказа выйти на улицы города, хотя уже повсюду шумели многочисленные демонстрации. 22 февраля толпа студентов и рабочих, распевавших под проливным дождем «Марсельезу» и скандировавших «Долой Гизо!», хлынула на Елисейские поля и площадь Согласия. Баррикады появились не только в традиционно бунтарских районах, но и по всему городу. Утром 23 февраля вожаки нескольких революционных клубов и тайных сообществ объявили, что пришло «время действий». К обеду мужчины и уличные мальчишки начали забрасывать солдат камнями. Ранним вечером у ворот Сен-Мартен произошли кровопролитные столкновения.
Режим Луи-Филиппа оказался колоссом на глиняных ногах. «Король-буржуа» проживал со своей женой Марией-Амалией и пятью детьми во дворце Тюильри — воплощении спокойствия и домашнего уюта. Режим Луи-Филиппа провозглашал как истинное счастье дом, семью и здоровье, представляя тем самым полную противоположность идеологии бонапартизма, превозносившей героине-скую смерть во славу Франции. Неудивительно, что при Луи-Филиппе не появилось никаких значительных монументальных сооружений. Было возведено несколько церквей, да и те скромных размеров (Нотр-Дам де Лоретт на рю Шатодюн — прекрасный тому пример). К тому же Луи-Филипп был вовсе не простым семьянином, а королем с весьма высокими запросами. Парижане сознавали это и презирали монарха; да, жители столицы стремились к высоким запросам, и презирали монарха за то, что и он являлся таковым (Петэна столетие спустя презирали за то же самое).
Первой реакцией Луи-Филиппа на поднимающуюся революционную волну стала отставка Гизо. Большинство горожан (в том числе ярый монархист Бальзак, заметивший, что это был первый шаг короля к изгнанию) посчитали отставку премьер-министра трусливым и глупым поступком; поговаривали, что король в своем упрямстве и нежелании взять на себя ответственность уподобился Карлу X. Ситуация вышла из-под контроля, когда по обе стороны Сены появились баррикады. Примерно в 10 часов вечера того же дня толпа с факелами попыталась ворваться в здание министерства иностранных дел на бульваре Капуцинов — штаб-квартиру Гизо и место скопления ненавистных иностранцев. Во время штурма как минимум пятьдесят бунтовщиков были застрелены, их тела погрузили на телеги и повезли по городу под крики: «Отомстим Луи-Филиппу!».
К волнениям присоединились радикальные газеты. Сотрудники «Le National» и «La Réforme» напечатали плакаты с призывами снять голову с Луи-Филиппа и расклеили их по всему городу. В отчаянии, с просьбой взять ситуацию под свой контроль, король обратился к алжирскому мяснику, маршалу Бужо. Тот поклялся, что расстреляет десять тысяч или даже больше бунтовщиков и восстановит в городе порядок. Однако его солдаты были не слишком уверены в правомерности таких действий и один за другим начали дезертировать, передавая свое оружие бунтовщикам. В Париже было сооружено уже около 1500 баррикад, на которых часто стояли женщины, разбрасывавшие вокруг стекло и битый фарфор, чтобы повредить копыта лошадям кавалеристов. За баррикады можно было проникнуть сквозь узкий лаз сбоку. Солдат короля и государственных служащих осмеивали, их забрасывали дерьмом, валяли в грязи, били камнями.
Поняв, что город его ненавидит, король тайно, под именем «мистер Уильям Смит», бежал в Англию. Толпа, громившая дворец Тюильри, среди прочего разломала трон — пьяные хулиганы топтали его обломки во дворе. В конце концов останки престола сожгли у подножья Июльской колонны. Правление последнего короля Франции завершилось.
Что бы там ни говорили о баталиях и героизме, «февральская революция» оказалась полным провалом. Предводители бунтовщиков, среди которых был поэт Альфонс де Ламартен, с балкона ратуши объявили об учреждении Второй республики. Новые власти незамедлительно начали программу преобразований: объявили всеобщее избирательное право для мужчин, отменили рабство во всех французских колониях и учредили десятичасовой рабочий день. Однако ярые парижские радикалы, жившие в восточных районах города, отказались принять так называемую буржуазную республику, оставаясь крайне опасными элементами. Новые власти в «июньские дни» 1848 года, когда Париж снова взорвался разрозненными уличными боями и штурмами баррикад, жестоко обошлись с этими группами, раздавив всякое сопротивление. На сей раз проигравшими стали радикалы и пролетарии. Более 1500 «красных» были убиты. Улицы, окружающие рю Бланш, источали зловоние гниющих трупов, долго лежавших без погребения. Тысячи бунтовщиков были брошены в тюрьмы или высланы в Алжир.
Страх перед угрозой анархии заставил общество поддержать консервативное правительство и выборы апреля 1848 года стали тому доказательством. В декабре того же года Франция избрала Луи Наполеона Бонапарта — племянника первого и величайшего императора — президентом республики. Многие считают этот жест местью католической провинциальной Франции своей столице — Парижу. Наполеон воспользовался представленной возможностью и восстановил католичество в дореволюционных правах, даровав неслыханные дотоле привилегии крестьянству. Политическая элита Парижа сначала отказалась принимать нового Наполеона всерьез. Хуже того, она упорно отказывались видеть опасность в грандиозных замыслах и неуемных амбициях нового правителя, который вскоре вновь вернет в столицу имперские мечты.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯКОРОЛЕВА МИРА1850–1900 гг.
А если наша кровь течёт
Где бы то ни было потоком,
Мы за нее предъявим счёт
Тиранам хищным и жестоким.
Мы приберечь её должны
До бурь земных или небесных.
Сегодня мир сильней войны
Для всех людей простых и честных.
Пьер Дюпон. Песня французских рабочих (1851)[85]
Вот плоды твои, о кровожадная Коммуна.
Да, ты стремилась уничтожить Париж!
Парижский памфлет «Развалины Парижа» (1871)
Когда так яростно твои плясали ноги,
Париж, когда ножом был весь изранен ты.
Артюр Рембо. Парижская оргия, или Париж заселяется вновь (1871)
Глава тридцать перваяИмперия кретина
Даже самые наивные из буржуа видели, что к концу 1840-х годов Париж находился в глубоком кризисе. В прошлом катастрофы относили на счет Бога или сил природы (неурожай 1846 года крестьяне считали следствием действия высших сил). Но нынешний кризис столицы по утверждению свободомыслящих граждан, считавших, что они понимают новую жесткую динамику капиталистического города, был связан исключительно с экономикой; перепроизводство и дикие финансовые аферы времен Луи-Филиппа заставили город сражаться с самим собой — богатые и бедные глядели друг на друга через баррикады.
В ветшавшем Париже периодически строили новые здания, абсолютно не вписывавшиеся в городскую инфраструктуру, чудом существующую и едва подлатанную со времен Средневековья. Треть горожан теснилась в маленьких квартирках пятиэтажных домов на узких улочках восточных кварталов правобережья. Лишь одно из пяти зданий столицы имело водопровод. В Сену, Бьевр и Менильмонтан продолжали сливать сточные воды. Ровных дорог не существовало. Центр города, остров Ситэ, кишащий инфекциями, был темным грязным лабиринтом улиц, будто нарочно созданным для роста преступности.
Все житейские противоречия середины XIX столетия сошлись в пассаже Денфер в Ситэ Казо, который и сегодня можно увидеть неподалеку от бульвара Распай в XIV округе. Этот пассаж состоит из двух рядов четырехэтажных зданий, вытянувшихся вдоль мощеной улицы. Сооружение было задумано и построено неким Пежори в 1855 году.
Отсутствием пышных украшений и аскетическим шармом он символизирует стремление к гармонии и спокойствию посреди шума городского центра. Париж быстро расползался в размерах во всех направлениях. Ситэ Казо, напротив, был и остается островком покоя среди беспокойного моря вселенной.
Интересно, что Ситэ Казо появился, когда Париж стоял на перепутье. С одной стороны, население города выросло с 786 000 жителей в 1831 году и в 1848-м превысило миллионную отметку. Промышленность развивалась невероятными темпами. Помимо того, город уже традиционно служил финансовым, торговым, культурным и политическим центром страны, что только способствовало дальнейшему его формированию. Бальзак называл столицу «бегущим потоком» идей, торговых сделок и культурных событий в полном соответствии со званием «королевы городов» или даже «королевы всего мира».
Размах изменений в Париже этого периода соизмерим с прокладкой новых широких улиц с высаженными по сторонам деревьями, давшей свободный проезд экипажам и открывшей впечатляющие виды всякому отдыхающему. Однако путешествие из Парижа в другие европейские города было не таким уж легким. Вальтер Беньямин писал, что даже в 1847 году дилижанс, отправлявшийся каждое утро из Парижа в Венецию, прибывал к месту назначения только через шесть недель. Железная дорога, оживившая экономику первого конкурента — Англии, во Франции развивалась медленно, отчасти из-за изменчивой политической жизни Парижа, отчасти из-за недоверия французов к англосаксонскому изобретению.
Тем не менее, как только в 1837 году власти объявили, что во все уголки страны следует проложить железнодорожные пути, их сеть начала расти с невероятной быстротой, а парижане впервые смогли воспользоваться поездками за город и в крупные промышленные центры Франции. Рост сети железных дорог заодно подстегнул операции на финансовой бирже, которые привели к кризису 1840-х.
Развитие транспортных путей в Париже с 1850 по 1914 г.
Новые технологии требовали нового слова в архитектуре. Первые железнодорожные вокзалы Парижа (вокзал Сен-Лазар появился в 1836-м; Северный вокзал начали строить в 1846 году, но кардинально перестроили в 1860-м) приводили в восхищение современников конструкциями из стекла и металла, наполняющими огромное пространство светом. Сначала парижане путешествовали с неохотой — отчасти из страха (скорость новых механизмов считали смертельно опасной), отчасти из-за дороговизны билетов. Но долго ждать не пришлось — в столицу потянулись транспортные потоки из провинций. Из Парижа можно было доехать до Брюсселя, Лондона и Амстердама. Пассажиропоток, почтовые, торговые, внутренние и международные перевозки обслуживались квалифицированным персоналом. Ради качественного сервиса улицы вокруг вокзалов заполнили гостиницы,