Кладбище Невинно убиенных в центре Парижа (довольно небольшая территория на правом берегу Сены) долгое время было неотъемлемой частью жизни города. Изначально это был римский некрополь, устроенный, согласно имперской традиции, у дороги, ведущей в город. Париж рос, втягивая кладбище в свои пределы, и в конце концов оно оказалось в центре средневекового города. Один из парижских мифов XVI века утверждал, что земля кладбища Невинно убиенных обладает чудодейственными силами. Она так сильна, что «съедает труп» — всего за несколько дней от тела остаются лишь кости. Но и ей не удалось справиться с огромным количеством захоронений.
Вийон посвящал некоторые из своих стихов бродягам, замерзшим на набережных Сены в жестокие зимы. Умерших собирали вечерами, как мусор, их тела вывозили на кладбище Невинно убиенных и складывали в прилегающих к нему склепах-галереях. Помимо места погребения горожан кладбище было рассадником проституции и местом сбора воров, бродяг и разбойников. У некромантов и алхимиков присутствовал свой интерес — они тоже приписывали этой земле чудесные свойства и приходили сюда ночью для своих экспериментов. До сих пор недалеко от бывшего кладбища, на улице Монморанси, стоит дом знаменитого алхимика Николя Фламеля, расписанный алхимическими символами.
В XVIII веке состояние городских кладбищ ужасало городские власти. Помимо них, каждая церковь, часовня, аббатство, монастырь имели собственный погост в несколько сотен квадратных метров.
Кладбище Невинно убиенных располагалось в самом центре оживленного торгового квартала. Спрятаться от удушающего запаха, который оно распространяло, было невозможно; окрестные кухарки утверждали, что продукты, принесенные с рынка, портятся за пару часов. Мнения ответственных лиц разделились: одни ссылались на соображения гигиены, другие считали безнравственным тревожить покой умерших.
В 1745 году Академия наук и Академия медицины пришли к выводу: кладбище необходимо срочно закрыть. Однако никаких реальных мер принято не было. Прошло еще несколько десятилетий — и откладывать решение вопроса больше не представлялось возможным. В 1779 году в подвалах домов, стоявших на улице Ленжери, погасли все светильники, а один из хозяев заметил, что стена его подвала со стороны кладбища покрылась трещинами.
Фармацевт Каде де Во, инспектор по вопросам чистоты города, отдал распоряжение заложить камнями ближайшую к кладбищу подвальную дверь, укрепить стены и покрыть их толстым слоем штукатурки. Но сквозь камень продолжал просачиваться такой запах, что де Во, спустившийся в подвал для взятия пробы воздуха, потерял сознание. По стенам подвала сочилась какая-то едкая жидкость. Один из каменщиков, задев рукой стену, не вымыл ее, а просто вытер полой куртки. Рука распухла и стала болеть, а на коже появились гнойники: несчастного каменщика едва спасли. Наконец одна из стен подвала обрушилась под тяжестью недавно вырытой общей могилы на полторы тысячи трупов. Подвал очистили и засыпали слоем негашеной извести в шесть пальцев высоты, а затем загерметизировали все входы.
Между тем еще в 1765 году Парижский парламент запретил захоронение на городских кладбищах и выделил для этих целей за пределами города восемь новых участков; все деревья вокруг них были вырублены, чтобы ничто не мешало ветру рассеивать могильные запахи. Однако столичное духовенство так бурно воспротивилось покушению на его исконные прерогативы, что Людовик XV на некоторое время заморозил исполнение этого постановления.
Вольтер с возмущением писал в «Философском словаре» в статье «Погребение»: «Ни в Риме, ни в остальных частях Италии вы не увидите вокруг церквей этих ужасных кладбищ; у них зараза не соседствует с роскошью, а живые не ходят по мертвым… Это широкое замкнутое пространство совершенно зачумлено: живые тут часто умирают от заразных болезней и их закапывают так небрежно, что собаки иногда прибегают сюда погрызть кости покойников; от кладбища поднимаются тяжелые испарения; в летнюю жару и после дождей зловоние становится совершенно нестерпимым. Ведь совсем рядом с этой свалкой находятся Опера, Пале-Рояль, королевский Лувр».
Лишь в мае 1776 года во всех городах Франции кладбища были выведены из подчинения церкви. В 1780 году Парижский парламент издал особое постановление, предписывавшее полностью прекратить захоронения на кладбище Невинно убиенных. Кладбищенскую церковь снесли, а все останки вынули из земли (работы велись по ночам) и перевезли на новое подземное кладбище в местечко Пти-Монруж, за предместьем Сен-Жак. Там, на месте бывших каменоломен, возникли катакомбы Томб-Иссуар.
Название Томб-Иссуар — отголосок еще одной легенды. Когда-то к воротам Парижа пришли войска сарацина огромного роста и могучего сложения по имени Исорэ, чтобы отомстить за лучшего друга, убитого франками в Сицилии. Исорэ вызвал на бой самого смелого рыцаря. Совет, собравшийся в королевском дворце, решил вызвать отважного барона Гийома д'Оранжа. Пока Исорэ размахивал палицей, выкрикивая угрозы и оскорбления, Гийом горячо молился перед боем.
Началась битва. Исорэ замахнулся палицей, но барон ловко увернулся от удара и бросил в противника копье. Исорэ отпрыгнул в сторону и вновь занес палицу. Барон едва успел прикрыться щитом, выхватил из ножен меч и ударил великана в грудь, но меч сломался о крепкие доспехи. Тогда Гийом закричал: «Господь, помоги мне!» — и тут из-за облаков появилась белая голубка, которую Гийом по дороге на поле битвы освободил из силков. Она спикировала Исорэ на бороду, вцепилась в нее как следует и стала клевать глаза. Барон успел ударить Исорэ по шее сломанным мечом и обезглавить острым кинжалом. Сарацины пустились наутек, а счастливые парижане похоронили великана и устроили народные гуляния. «Томб» переводится как могила, а Иссуар — искаженное имя сарацинского гиганта.
Генеральный инспектор карьеров Шарль-Аксель Гийомо осушил галереи, укрепил их своды и поставил ограничительную стену. 7 апреля 1786 года катакомбы были освящены, и под вечер того же дня крытые черным саваном телеги в сопровождении священников и певчих начали перевозить кости. За 15 месяцев удалось перевезти все. После сноса церкви Невинно убиенных каменные эпитафии, кресты и саркофаги были установлены во дворе, перед входом в катакомбы. А в 1788 году прямо на месте исчезнувшего кладбища открылся овощной рынок.
В 1787-1814 годах постепенно были ликвидированы и остальные кладбища. В катакомбы Томб-Иссуар были перенесены останки более шести миллионов парижан. Со временем в катакомбах оказались останки деятелей королевской эпохи: министров Людовика XIV — Фуке и Кольбера. После Реставрации монархии сюда были перенесены останки Дантона, Лавуазье и Робеспьера, с Сен-Этьен-дю-Мон — Марата. С кладбища Сен-Бенуа сюда переместились кости сказочника Шарля Перро. Литературный мир также представлен в подземельях костями Рабле (прежде захороненного в монастыре Святого Августина), Расина и Блеза Паскаля (ранее они покоились в Сен-Этьен-дю-Мон).
В начале XIX века за городской чертой появились три новых крупных кладбища: Восточное (Пер-Лашез), Северное (Монмартрское) и Южное (Монпарнасское). Они были просторны, а главное, располагались вдалеке от жилых кварталов. Особенно прославилось своим живописным расположением кладбище Пер-Лашез, быстро ставшее одним из непременных мест паломничества приезжих путешественников. Открытое 21 мая 1804 года на холме Мон-Луи, который городские власти приобрели для этой цели у частного владельца Жака Барона, оно официально называлось Восточным, но постепенно это название было вытеснено другим, нынешним.
С Мон-Луи открывался замечательный вид на Париж. Именно с этого кладбищенского холма смотрел на Париж студент Растиньяк, герой романа Бальзака «Отец Горио», и бросал городу вызов: «Посмотрим, кто победит: я или ты!»
В подземных галереях Монсури, как гласят городские легенды, время от времени появляется фантастическое существо, имеющее удивительную подвижность. Его появление не предвещает ничего хорошего — встреча с ним якобы предвещает смерть или потерю близкого.
Сторож церкви Валь-де-Грас в неспокойное революционное время 1792 года имел привычку спускаться в подземные галереи, используя лестницу, ведущую вниз из церковного подвала. Целью его прогулок были погреба, где хранились бутылки с горячительными напитками, изготовляемые монахами находящегося поблизости аббатства. Поскольку ни плана, ни приблизительной схемы каменоломен у него не было, то, спустившись однажды под землю, назад он больше не вернулся. И лишь 11 лет спустя его скелет был найден в подземной галерее около стены, испещренной царапинами.
Последнее время репутация у парижских катакомб — далеко не самая лучшая. Особенно сильное негативное впечатление на отношение французов к подземному миру оказал показанный около 10 лет назад по первому каналу телевидения и впоследствии неоднократно повторенный репортаж на эту тему. В этом сюжете подземные галереи были представлены местом встречи загадочных религиозных сект, языческих бдений, сексуальных оргий. Несмотря на то что все сцены были инсценированы специально для этого репортажа (ради обеспечения высокого рейтинга передачи), за катакомбами окончательно закрепилась репутация места опасного и странного.
ПАРИЖ — ОБИТАЛИЩЕ ДЬЯВОЛА
Еще в XV веке распространились истории и легенды о том, что в Париже живет сам сатана. Они так пугали провинциалов, что те старались лишний раз в столицу не соваться.
Как известно, дьявол к филантропии не склонен и никому не помогает даром. В обмен на услуги он требует себе человеческую душу, заключая с ее хозяином сделку по всем правилам, с обязательным составлением договора. Процессы колдунов и ведьм в Средние века оставили потомству некоторые образцы таких договоров на продажу души. Один из них приводится в книге «О призвании колдунов и колдуний», изданной в Париже в 1623 году. Договор был заключен между патером Лоисом (Людовиком) Гофриди и врагом рода человеческого.
«Я, патер Лоис, отрекаюсь от всех и каждого духовных и телесных благ, какие мне могли бы быть даны и ниспосланы от Бога, от Девы и от всех святых, а в особенности от моего покровителя Иоанна Крестителя, и от святых апостолов Петра и Павла, и от святого Франциска. Тебе же, Люцифер, коего я вижу и лицезрею перед собою, я отдаю себя со всеми добрыми делами, которые я буду творить, за исключением благодати святых тайн, из сострадания к тем, кому я буду оные преподавать, и сего ради я все сие подписываю и свидетельствую».