Она как раз заканчивала уборку в квартире своих постоянных клиентов, двух сестер-старушек, ловко играющих на бирже и научившихся делать деньги из воздуха (как они сами и говорили со смехом), когда раздался телефонный звонок, и человек, представившийся Сергеем Воронковым, помощником следователя следственного комитета, спросил, куда он может подъехать, чтобы поговорить с Таней.
— Что-нибудь случилось? — спросила она, нервно стягивая желтые резиновые перчатки и окидывая взглядом только что отмытую кухню. — Кто-то пожаловался?
— Просто надо поговорить.
— Хорошо, записывайте адрес.
Она распрощалась со своими клиентками, худосочными элегантными дамами в шелковых халатах, желтом и фиолетовом, уютно расположившимися перед телевизором на пуховом диване, услышала эсэмэску, оповещающую, что на ее счет приплыли денежки за уборку, и с облегчением захлопнула за собой дверь квартиры. Она ненавидела всех тех, у кого убиралась. Мысленно она их обзывала самыми грязными словами, желала им кучу болезней, проблем, безденежья и развлекалась тем, что представляла себе их, богатеньких и сытых, бедными, униженными, убирающимися уже у нее, Тани, разбогатевшей, живущей в роскоши и довольстве. Все свои проблемы (отсутствие собственного жилья, хорошего образования и работы) она списывала исключительно на природную невезучесть. Да, ей просто не повезло, что она влюбилась не в того парня. Не повезло, что она дважды не поступила в институт (хотя не особо и хотелось, если разобраться). Не повезло, что нигде не задерживалась на одном месте — ее увольняли за то, что она не справлялась с работой, слыла человеком безответственным, подворовывала, халтурила, и все почему? Да потому, что ей не повезло родиться с такой вот дурной наследственностью, отсутствием талантов (вышивание — не в счет!) и патологической завистью. Так что все, что происходило с ней, было лишь результатом деятельности тех высших сил, которые и сотворили ее такой, она сама здесь ни при чем — против природы не попрешь!
Невысокая, хрупкая, с длинными каштановыми волосами и плоской грудью, болезненного вида, с колючим взглядом темных глаз, одетая в потертые джинсы и черную майку, она вышла из подъезда элитного дома, где проживала большая часть ее клиентов и где она мечтала бы жить сама, и сразу же увидела симпатичного молодого человека спортивного телосложения. Они как-то одновременно кивнули друг другу, как если бы узнали, хотя на самом деле видели друг друга впервые.
— Что это полиция заинтересовалась моей скромной персоной? — хрипловатым голосом спросила Татьяна, глядя на Сергея с недоверием и легким презрением.
— Я не из полиции, — он показал ей свое удостоверение помощника следователя.
— Да один хрен… — отмахнулась она. — Так что случилось-то?
— Послушайте, здесь неподалеку есть кафе, может, там поговорим?
Она пожала плечами, и они двинулись к подземному переходу.
Она заказала себе кофе без сахара и пирожное, тем более что молоденький следователь угощал.
— Я хотел бы поговорить с вами о человеке, с которым вы длительное время переписывались на сайте знакомств.
Татьяна почувствовала, как по макушке, под волосами, словно проползла змейка. Она даже почесала голову, поморщила нос. Мужчин, с которыми она переписывалась, было так много, и такое количество глупостей было написано ими всеми, что вспомнить хотя бы одного из них было трудно.
— Кто такой? — Она отхлебнула горячий кофе из чашки.
— Михаил Вершинин.
— Понятия не имею, кто такой. Вы думаете, что эти типы регистрируются под собственными именами?
— Не знаю. Вы мне скажите, — он улыбнулся ей.
— Михаилов много, я не знаю, кто вас конкретно интересует.
— Вот, посмотрите, — и Сергей протянул ей фотографию живого и здорового Вершинина, которую они взяли с мебельного сайта.
— А… Этот, что ли? Да, ну переписывалась я с ним, и что с того? Урод, как и все остальные. Повернут на сексе. Уверена, что у него есть жена, как и у всех них, сидит ночами и др…ит… Пардон.
— Он назначал вам встречу?
— А вам-то что? Это моя личная жизнь.
— Судя по вашей переписке с ним…
— Что? — Татьяна нахмурилась, и ложка, которой она отковыряла кусок мягкого бисквита, замерла. — Не поняла. Вы что, вскрыли мою переписку с ним? И кто же вам позволил?
— Скажите, где вы были двадцать пятого сентября между одиннадцатью и двенадцатью часами дня?
— Это я отлично помню. Убиралась у одной противной тетки, которая, вместо того чтобы приглашать меня раз в неделю, экономит, зарастая грязью, и зовет меня, когда уже по уши в… сами понимаете в чем.
— Вы можете назвать мне фамилию и адрес этой «тетки», как вы сами изволили выразиться?
— Жанна Владимировна Жукова. Я зову ее еще «ЖЖ».
Воронков записал.
— Дальше что?
— Михаил Вершинин убит. (Услышав это, Татьяна удивленно свистнула.) Мы опрашиваем всех его знакомых, как вы понимаете. Очерчиваем круг тех, с кем он общался, даже виртуально. Быть может, он при встрече рассказывал вам о чем-то таком, что могло бы привести нас к убийце или хотя бы к мотиву.
Воронков и сам уже понял, что сработал грубо и даже очень, но слово-то не воробей.
— Вы встретились, между вами произошел конфликт, предполагаю, что он вас обидел, может, унизил… И потом постарался загладить свою вину деньгами, так было дело?
Она сидела, глядя на него в упор, соображая, что сказать и как себя вести.
— Но там в переписке ничего нет о том, что он мне дал денег. Просто дал и все. Принял меня за проститутку. Мы встретились с ним в гостинице, где-то на окраине, было темно, он привез меня туда на машине. Все произошло очень грубо и быстро, он достал деньги и швырнул их мне на кровать. Вот, собственно говоря, и все.
Она произнесла это, на время забыв, что перед ней следователь. Это было кокетство, ей хотелось, чтобы этот парень представил себе ее, голую, на кровати, униженную, растрепанную, чтобы он тоже, как и тот Михаил, ее захотел. Ей вообще было важно, что мужчины ее хотели. Желание мужчин означало, что она привлекательна, красива, что они видят в ней источник наслаждения. Она ничего другого не умела в жизни — только ублажать мужчин.
— Кто еще был с Михаилом? Сколько их было?
— В смысле? Что вы имеете в виду? Что вы себе напридумывали? Он был один…
— Но судя по вашей переписке, Михаил встретил вас не один. Вот, почитайте сами!
И Сергей достал приготовленный заранее листок с фотографией страницы сайта.
Татьяна отодвинула от себя кофе и блюдце с пирожным, схватила листок и принялась читать.
Это в каком же состоянии она была, что написала такое? И, главное, зачем? Она не помнила этого. Может, намешала водку с пивом, когда к ней пришла подружка Томка и они вместе с ней отправились на встречу с этим типом?
— Ну… не знаю… Может, пошутила… Или перепутала его с кем. Честно, не помню. Да, я могла написать, что я не проститутка и все в таком роде, но угрожать заявить на него? Нет. Он просто козел, и все. Мне незачем было все это писать… Я не собиралась никого сажать.
— А может, вы просто забыли? Может, вы с ним встретились, он угостил вас чем-то таким… может, подмешал вам в водку или вино наркотик, вы отключились, потом появились его друзья… А утром вы проснулись в гостинице, поняли, что произошло… И после решили сыграть на этом, может, позвонили ему и попросили денег?
Нет, с ней, конечно, разные истории случались, и под кайфом бывала не раз, и разные вольности себе позволяла, и деньги иногда брала, если предлагали, особенно, если подходил срок платить за квартиру… Но все эти случаи как-то не увязывались у нее с Михаилом. С ним она встречалась один раз, и все было более-менее, без извращений. Но деньги он ей дал.
— Вспомнила! Он, когда давал мне деньги, сказал, чтобы я получше питалась, что у меня кости одни… что мне надо поправиться. Еще ляпнул что-то про анорексию, посоветовал купить мяса и масла. Вот. Да-да, так все и было. Но никакой групповухи! Во всяком случае, я этого не помню.
— Татьяна, вот вам моя визитка, если вспомните что-то про Михаила, позвоните. И, пожалуйста, не покидайте город, пока идет следствие.
— Ну да, конечно, типа убийцу нашли. Вы что, совсем, что ли? И как же его убили? Застрелили? Отравили? Я что, похожа на убийцу?
Ей так захотелось выпить, что она готова была еще поговорить с этим молодым несмышленышем, чтобы только он угостил ее водкой.
— Что-то вы быстро сворачиваете разговор, — сказала она с вызовом. — Вы бы угостили даму чем покрепче. Водочкой, например, глядишь, я и вспомнила бы чего. Он же мебельщик. Да?
Воронков заказал сто граммов водки и селедку с луком. Татьяна отлучилась «попудрить носик», Сергей достал из кармана клейкую ленту и, убедившись, что его никто из посетителей кафе не видит, снял отпечатки пальцев Татьяны с чашки и с ложки.
Да уж, не такой он представлял себе Татьяну, жертву насилия. Опустившаяся молодая женщина с припухлостями под глазами, видно, что пьющая, да и к мужскому полу неравнодушная. Скорее всего, она уже и не помнила всего того, что с ней произошло, или в памяти сохранились лишь обрывки воспоминаний, к которым не хочется возвращаться. Если бы подобных инцидентов не было в ее жизни, то и реакция на его предположения, будто бы она пережила с Михаилом жуткие часы боли и унижения, была бы другой. И возмущалась она бы не так, а более эмоционально, как и подобает женщине порядочной и чистой.
То, что произошло в последующие полчаса, не хотел бы помнить и сам Воронков. Выпив водки и закусив селедкой, Татьяна почувствовала себя плохо, ее вырвало прямо на скатерть, она схватилась за живот…
— Да она больная, разве не видите? — поморщилась официантка, принимая деньги от Сергея и наблюдая, как уборщица собирает с пола все то, что исторгла из себя эта неприятная особа. — Разве ей можно пить? Да у нее язва или что-нибудь в этом роде. Да и селедку ей тоже нежелательно.
Умыв Татьяну, Воронков повез ее к ней домой. Она снимала комнату в Трубниковом переулке. Поднялись, Татьяна открыла дверь и впустила Сергея в комнату.