Ну да, теперь, когда он знал ее получше, он не удивился тому беспорядку и грязи, которые царили в ее жилище. Постель не убрана, по полу разбросаны несвежие колготки, носки, на спинке кресла повис голубой кружевной бюстгальтер, в углу комнаты в напольной вазе кустарного производства, коричневой, в белых разводах, торчали распушенные стрелы камыша.
Стянув с себя кроссовки, Татьяна повалилась на кровать, обхватила живот руками, свернулась в калачик и застонала.
— Может, «Скорую» вызвать?
— Но-шпу найди, будь другом. Пузырек на полке, рядом с кулинарной книгой.
Воронков подумал, что эту свою фразу она наверняка произносила не раз, обращаясь к каким-то новым своим знакомым. И таблетки оставляла возле кулинарной книги, служащей ориентиром. Уж подружка Томка точно знала, где находится пузырек с но-шпой.
Воронков несколько раз спросил Татьяну, не вызвать ли «Скорую помощь» или врача, и, получив отрицательный ответ в форме мычания или злобного кряхтенья, собрался было уже уйти, как вдруг заметил на круглой полированной ручке платяного шкафа странный предмет, который совершенно не вписывался в убогую и пошловатую обстановку комнаты. Длинный и элегантный черный зонт с костяной округлой ручкой орехового оттенка, украшенный белой шелковой бабочкой и прикрепленным к ручке мужским головным убором — маленьким стилизованным цилиндром. Очень странная вещь. Как зонт ее использовать невозможно. Значит, это либо часть артистического костюма, либо деталь рекламного аксессуара. Зонт-джентльмен.
Но где он видел уже подобный зонт?
— Татьяна, а что это за зонт такой странный? Сами купили или подарил кто?
— Какой еще зонт? — Она повернулась со стоном, увидела зонт и зашипела от боли.
— Да тут… один кадр оставил… Обещал вернуться, но так и не вернулся.
Воронков на всякий случай сфотографировал зонт, и когда уже выходил из квартиры (кстати, на редкость тихой, если учесть, что помимо Татьяны здесь проживало еще две семьи), вспомнил, что точно такой же зонт он видел в кладовке квартиры Кати Рыжовой, той самой квартиры, где был убит Вершинин. Но почему же он сразу не вспомнил об этом? Вещица-то запоминающаяся, странная, бессмысленная какая-то, нефункциональная, абсолютно бесполезная. Зонт-джентльмен притулился в самом углу полутемной кладовой за обувными коробками и свернутым, в пятнах, старым матрацем.
Он отправил снимок Седову, написал: «Помнишь, где видел?» Через некоторое время получил ответ: «Кладовка Рыжовой. Кабинет Ивана Халина. В прихожей Вершининых». Сергей: «В комнате у Татьяны А.». Седов: «Отлично. Молодец».
12Седов. Иван
Иван Халин потонул в собственных показаниях, запутался, сначала все отрицал, мол, никакой квартиры он на Руставели не снимал, а потом, когда Седов сообщил ему о том, что в квартире, где произошло убийство, обнаружены отпечатки его пальцев (чистый блеф!), вообще замкнулся, замолчал. Про алиби можно было и вовсе не спрашивать — сразу было понятно, что его нет, иначе выдал бы сразу, где он был и с кем. Алиби ему обеспечит жена, наверняка подтвердит, что Иван целый день провел дома. Но разве можно верить жене?
Его можно было допрашивать еще долго, пока он был, что называется, «теплым», то есть напуганным и уже готовым расколоться, и Валерий так и поступил бы, если бы ему не позвонили и не сообщили потрясающую новость: в канализационном колодце, что находится неподалеку от дома на Руставели, обнаружен нож в пятнах крови. Вот это Седов считал настоящей удачей! Поэтому он так быстро отпустил Халина и помчался в лабораторию, куда повезли улику. Он хотел сам, собственными глазами увидеть орудие преступления. Процент того, что этот нож не имел отношения к убийству Вершинина, был, по его мнению, нулевым. Оперативнику, который нашел нож, он лично собирался подарить бутылку армянского коньяка.
— Алик, дай-ка мне посмотреть на него! — Войдя к Алику Гарину в лабораторию, он сразу же увидел на столике запакованный в прозрачный пакет нож.
Алик, допив чай, подошел к Валерию, поздоровался с ним за руку, затем натянул перчатки и принялся разворачивать пакет.
— Хороший нож, я бы даже сказал — классный! Знаменитые ножи «самура» японской фирмы…
Нож был средней длины, на вид острый и явно кухонный. С ручкой сливочного цвета, возможно, из слоновой кости. Металлическая его часть была в крови, несколько бурых капель было и на ручке.
— Алик, ты знаешь, мне нужны пальчики! И как можно скорее! Мы топчемся на месте, подозреваем всех подряд, но прямых улик нет!
— Да ты не кричи, старик! Еще голос сорвешь! — засмеялся Алик, глядя на Седова из-под кудрявой челки. — Постараюсь! Ты же меня знаешь.
Конечно, Седов был рад, что нашелся нож. Это была радость особенная, связанная с его профессией, но не больше. Седов же мужчина находился весь день в напряжении, потому что не мог дозвониться до жены. Ее телефон не отвечал. И когда он получил эсэмэску с незнакомого номера со странноватым текстом, разволновался еще больше.
«Валерий, здравствуйте, меня зовут Ольга Дмитриевна, я знакомая вашей жены Сашеньки. Она где-то оставила свой телефон, но связалась со мной, чтобы я предупредила Вас об этом. С ней все в порядке, она работает, вечером заедет за Машенькой и вернется домой».
Седов тотчас перезвонил этой Ольге Дмитриевне. Он сразу понял, кто это, вспомнил все, что рассказывала о ней Саша. Голос у этой дамы был приятный, масляный, глубокий. Быть может, сообщение, которое она отправила Седову, и было сумбурным, по телефону же она говорила очень гладко, точно подбирая слова, и все, что она произносила, звучало крайне убедительно.
— …так что вы не переживайте, с Сашенькой все в порядке…
— Скажите, а почему же она не позвонила сразу мне?
— Она сказала, что не помнит вашего номера наизусть.
— А ваш номер она запомнила?
— Нет, конечно, откуда?! Она позвонила мне с телефона моего сына, Игоря, в доме которого она и работает.
— А вы не могли бы дать мне его номер, чтобы я позвонил ему, а он бы дал трубку моей жене?
— Но Игорь на работе, почти в ста километрах от дома, в котором работает ваша жена, Валерий.
— Но как же тогда она звонила с его телефона?
— Утром он был в доме, Сашенька показывала ему эскизы, а потом он уехал на работу.
— А как там Маша? — Он, стыдясь собственных расспросов, переменил тему.
— Она еще спит. И мой внук Даник тоже. Я накормила их борщом и телячьими котлетами, так что не переживайте, с девочкой все хорошо.
— Спасибо вам, Ольга Дмитриевна.
— И вам тоже спасибо — у вас такая талантливая жена! Спасибо, что позволили ей проявить себя!
После разговора с этой Ольгой Дмитриевной у Валерия остался какой-то нехороший осадок в душе. Ему было стыдно за то, что он продемонстрировал чужому человеку свое недоверие жене, выказал свое раздражение. А ведь Саша просто потеряла телефон или где-то забыла. Ничего криминального, к счастью, не произошло. Машенька с Ольгой Дмитриевной, Саша работает, а почему же ему, Валерию, так неспокойно? Неужели он никак не примет тот факт, что Саша выпорхнула из дома, что она вернулась на работу, что она имеет на это полное право. Больше всего он боялся признаться себе в том, что потерял свою власть над ней, власть, которую придумал он сам и которой, конечно же, не существовало. Просто жена сидела дома по уходу за ребенком, вот и все! Некоторые женщины были бы рады вообще всю свою жизнь сидеть дома и растить детей, другие созданы для другого. Вот как Саша, к примеру.
Но почему же на душе так скверно? Да еще результатов экспертиз ждать! А в голове такая каша!
Кроме того, он не закончил допрос Халина. Сейчас этот любитель женщин наверняка дома, с женой, клянется ей в вечной любви, а сам трясется от страха — ведь это он снимал квартиру, в которой убили человека. Почему молчит и не признается в том, что встречался там с Ларисой Вершининой, женой убитого? Неужели не понимает, что в квартире полно их следов и их любовная связь будет доказана? Хотя, конечно, он напуган. И как, находясь в таком состоянии, взять и признаться в том, что убит муж любовницы? Это все равно, что признаться в убийстве! Алиби — вот чего ему не хватает! Крепкого и надежного алиби.
Вот почему Седов, понимая, что у Халина всего два варианта — либо сбежать, либо договориться обо всем с женой, отправился к нему — продолжить допрос.
Версия насчет мести жены, уставшей от измен мужа, была шита белыми нитками. История с посудомоечной машиной была сколочена наспех и грубо. Вера Халина топила своего мужа по всем законам трагикомедии — это был смех сквозь слезы. Как тут было не взять отпечатки ее пальцев? Мало ли что…
Отсутствие алиби у Ивана позволило Седову надеть на него наручники и привезти обратно в следственный кабинет.
— У вас здесь курить можно? — спросил Иван, которого колотило от нервного озноба.
— Вообще-то нет, но я открою окно — курите, — Седов снял с него наручники.
— Спасибо. — И он, достав сигарету, щелкнул зажигалкой и жадно втянул в себя дым.
Седов посмотрел в окно. Половина десятого вечера. Где Саша? Почему не звонит? Не дает о себе знать? Может, позвонить еще раз Ольге Дмитриевне?
— Скажите, откуда у вас этот странный зонт?
— Какой еще зонт? — испуганно встрепенулся Иван, быстро моргая (Седов обратил внимание на то, что веки у него красные). Он явно не ожидал такого вопроса.
— Ну, такой, прикольный, как принято сейчас говорить. Черный зонт с белой бабочкой, мужским цилиндром… Заметил в вашем кабинете.
— Друзья для прикола подарили.
— Какие друзья?
— Да я уж и не помню… Может, выиграл конкурс на корпоративе? Правда — не помню. Он у нас уже много лет.
— Для какой цели вы снимали квартиру у гражданки Рыжовой?
— Я встречался там с Ларисой Вершининой, — произнес Халин с убитым видом. — Но не знал, что он за нами следит.
— А с чего вы взяли, что он следил за вами?