Ну да, конечно, нужен он им всем! Ему мерещится. Это просто люди, люди, которые заняты своими делами, но ничем не могут помочь в поимке опасного преступника. Разве что этого сурового полицейского кликнуть на подмогу? Ну да, а потом Мирославу и Холмскому придет конец.
А Бенуа между тем уже неспешно покатил вперед. Впрочем, неспешно двигался он только в первую минуту, но тут же набрал скорость и скрылся в толпе. Жерар пустился было бегом, но разношенные шлепанцы чертова араба тут же свалились с ног, и, пока он подбирал их, преследуемый исчез бесследно.
Жерар выпрямился, тяжело выдохнул воздух и даже зажмурился. Последний раз он испытал точно такое же отчаяние безнадежности, когда увидел Валери рядом с этим желтоглазым мальчишкой и почувствовал, всем сердцем почувствовал, что между ними что-то происходит, что-то уже произошло. Наверное, благоразумнее было повернуться и гордо уйти прочь, забыть о ней, ведь он прожил без нее сорок пять лет – как-нибудь проживет остаток жизни! Но в том-то и дело, что за эту ночь, проведенную вдали от нее, он понял, что душу дьяволу заложит за то, чтобы утро наступило как можно скорее. Как это там поет Гару, то есть Квазимодо, в том слезоточивом, в том восхитительном мюзикле?
O Lucifer! Oh! Laisse-moi rien qu'une fois
Glisser mes doigts dans les cheveux d'Esmeralda[26]...
Вот именно! Все именно так! Он готов на все, чтобы касаться ее волос, чтобы смотреть в ее глаза – всегда, каждый день. Он готов на все, даже рисковать жизнью для спасения этого мальчишки, от которого она потеряла голову как девчонка.
Ничего. Она потеряла, а Жерар поможет обрести ее вновь. Понятно, что, пока этот мсье Холмский в опасности, она будет зациклена на нем. Значит, надо его спасти – и...
Осталось самое малое: найти, откуда спасать. Единственный человек, который мог бы привести его к Холмскому, исчез!
Матушка Пресвятая Богородица, за что наказуешь, как говаривал в минуты неудач отец...
Жерар в отчаянии рванулся – и ахнул от боли: полное ощущение, что налетел на нечто бетонное, вроде тумбы для афиш. Однако это оказалась низкорослая дама крепкого сложения, с коротко, чуть не под нуль стриженными белобрысыми волосами и небольшими, очень темными глазами. Этими глазами она с лютой неприязнью таращилась на Жерара и потирала плечо.
Подумаешь, плечо! А у него от удара о нее занемело все тело!
Но он был хорошо воспитанным человеком, к тому же сам налетел на даму, а потому начал пылко извиняться:
– Пардон, мадам! Экскюзе муа! Миль пардон![27]
– Пошел ты на... – процедила дама, отворачиваясь.
Ого! Да она русская! Соотечественников в Париже становится все больше и больше.
Жерар рассеянно смотрел вслед грубой незнакомке. Делать, кроме этого, все равно было нечего.
Дама подошла к стоянке такси и заговорила с одним из водителей. Перешла к другому, третьему... Не составляло труда понять, что она пытается взять машину, но никто не понимает, куда ей надо ехать. Значит, мсье Холмский не единственный из русских, кто пренебрегает изучением иностранных языков?
От мыслей о несчастном Холмском захотелось немедленно отвлечься, и Жерар воспользовался единственным доступным способом: направился к даме, чтобы помочь ей. И тут услышал, что она все-таки отличается от вышеназванного Холмского: общается с таксистами пусть не по-французски, но и не по-русски, а на отличном немецком языке.
Ну, это уж слишком. Ладно, несколько английских слов аборигены бы еще поняли, но учить речь бошей...
– Не могу ли я помочь вам, уважаемая фрау? – осведомился Жерар на языке, как принято выражаться, Шиллера и Гете.
Дама обернулась как ужаленная:
– Откуда вы меня знаете?!
Вопроса Жерар не понял. Да и не хотел понимать. Дама тотчас успокоилась:
– А, это опять вы... Вы говорите по-французски?
– Конечно, – кивнул Жерар, подаваясь корпусом вперед, чтобы самую компрометирующую часть своего тела – ноги в арабских шлепанцах – отодвинуть елико возможно дальше.
– Умоляю вас, – воскликнула дама, – объясните кому-нибудь из этих бестолковых таксистов, что мне надо на улицу Рульавантурер!
– Рульавантурер?! – удивился Жерар. И тут же до него дошло, что дама на немецкий лад безбожно коверкает два французских слова, сливая их в одно. – Быть может, вам нужно на рю л'Авентюр?
– Но ведь я так и говорю, – с апломбом пожала она плечами.
– Не совсем, – пробормотал Жерар и сделал знак одному из таксистов.
– Рю л'Авентюр! – вскричал тот радостно. – Конечно, я знаю рю л'Авентюр. А там куда ей нужно? Улица очень длинная.
Жерар перевел вопрос.
– Дом двадцать один, – сказала дама. – Вы знаете нотариуса Морана? Это его дом, мне нужно к нему.
Жерар покачнулся.
– Что же вы молчите? – она возмущенно уставилась на него. – Переведите!
Жерар с усилием обрел дар речи и исполнил ее требование.
– Нотариуса я такого не знаю, а дом найду, – ответил таксист.
– Этот парень очень бестолковый, – сказал Жерар, повернувшись к даме. – Боюсь, что он завезет вас куда-нибудь не туда. Позвольте мне довезти вас. Умоляю, доставьте мне это удовольствие!
Он открыл перед ней дверцу и помог сесть. Потом убрал в багажник ее небольшой саквояж и запрыгнул на переднее сиденье, предупредительно повернувшись к своей спутнице.
Он обожал ее! Он обожал эту бритую, крашеную, приземистую уродину так, как ни одну женщину в мире, и даже его страсть к прекрасной длинноногой Валери меркла перед тем всепоглощающим чувством благодарности, которое он испытывал к этой особе.
Она открыла ему, где живет Моран!
– Давно я не слышал такого прекрасного немецкого языка! – воскликнул он, не зная, как еще выразить обуревавшие его эмоции. – Вы немка? Вы из Германии?
– Я немка... наполовину, но приехала из России, – с усилием улыбнулась она. – Вы очень любезны, спасибо.
– О, у вас какие-то дела к нотариусу? – Жерар попытался изобразить на лице самое легкомысленное выражение. – Надеюсь, это приятные хлопоты? И даже если речь идет о наследстве, то оно достаточно велико?
Он и сам не знал, почему сморозил такую глупость. Все-таки последнее время его мысли были так или иначе заняты именно делами наследства – ну, вот и сорвалось с языка.
Лицо дамы захлопнулось, словно дверь.
– Вы правы, – проскрежетала она с теми интонациями, с какими нежелательным посетителям сообщают: «Никого нет дома!»
Жерар насторожился.
Почему? Он и сам не знал, но что-то словно просвистело вдруг в воздухе: образно выражаясь, вражеская стрела. Эта женщина приехала из России к Морану. А вдруг...
Что вдруг? Почему он решил, что это может быть каким-то образом связано с событиями последних дней?
У него не было времени подумать.
– Вот он, дом двадцать один! – радостно возвестил таксист. – Слышите, мсье? Приехали!
Жерар расплатился, выбрался из такси, помог выйти спутнице, достал из багажника ее сумку... Он был готов нести эту сумку и за каменную ограду, ограждавшую дом, но дама протянула руку и выхватила у него свои вещи.
– Вы очень любезны, – рявкнула она. – Ауффидерзеен!
– Ауффидерзеен... – уныло отозвался Жерар.
Дама подошла к калиточке и позвонила. Заворчало переговорное устройство. Жерар весь превратился в слух и услышал что-то вроде «Голдфингер».
Калитка открылась. Может, это был пароль?
Дама вошла, но перед этим обернулась, и Жерар едва успел сделать вид, что удаляется своим путем со всей возможной скоростью.
Когда он обернулся, калитка уже закрылась.
Ну вот. Зря он расточал любезности этой кошмарной особе. Ну, узнал, где живет Моран, – и что дальше? Вещее чутье, которое внезапно пробудилось у него, словно у охотничьего пса, вставшего на след, гласило... нет, просто-таки кричало, что Мирослав и Холмский находятся там, за этой каменной оградой, в доме Морана. Видимо, здесь его секретная квартира. И какие темные делишки он обделывает в этом тайном месте, не ведомо никому. Наверное, такие же крупные и мелкие мошенничества, как с этим делом о наследстве Габриэля Филиппофф... Эх, Себастьен, ну какой бес тебя попутал? А ведь известно: коготок увяз – всей птичке пропасть. Ты начал лгать, ты занялся подлогом, потом похищением людей... неужто и до убийства дойдешь?
Жерар нервно метался перед домом.
Что делать? Как туда попасть?! Конечно, он может явиться к Себастьену на правах старого клиента, но что проку с такого визита? Прийти, поговорить начистоту, сказать, что все знает? Но не кончится ли это тем, что он окажется в одном подвале с Дени и Мирославом... или в одной могиле с ними?
Черт, да что же делать?! Нет, надо идти в полицию. Деваться некуда!
– Разувайся. Быстро! – произнес рядом чей-то негромкий голос.
Разуваться?!
Жерар резко обернулся и увидел прямо перед собой револьверное дуло. Сморгнул недоверчиво, поднял глаза... Араб, да ведь это тот самый араб, которого он видел на вокзале разговаривающим по телефону! И полицейский рядом! И те двое в штатском!
– Мерд![28] – тихо, яростно выругался один из штатских. – Стой смирно. Обыщи его, сержант.
Полицейский похлопал Жерара так проворно, что тот и ахнуть не успел. Собственно, что там особо похлопывать было? Достал из кармана рубашки паспорт, из джинсов деньги, ключи да носовой платок.
И снова послышалось рявканье:
– Тебе же сказали: разувайся немедленно!
Жерар, как во сне, скинул с ног шлепанцы.
Полицейский подхватил их и протянул человеку в штатском:
– Вот, господин Метивье.
Тот прижал стоптанные тапки к груди, как величайшую драгоценность на свете, но глаза его, устремленные на Жерара, сверкали по-прежнему люто:
– Кто такой? Предъяви документы!
Тот только и мог, что кивнул в сторону полицейского.