Belleville Zoophilie, или «Бельвильская зоофилия». Это, конечно, не то, что многие хотели бы видеть в своей гостиной, но очень по-парижски – в мире найдется не много городов, где оценят такие публичные проявления животной любви, пусть даже в зоопарках.
Это было лишним напоминанием о том, что в наши дни самые креативные молодые художники Парижа работают в стиле книжных комиксов. Французы обожают bandes dessinées[255], или BD, и даже культурная среда стала признавать эту форму искусства, так что выпуск большого французского BD получает такой же серьезный и уважительный анонс в средствах массовой информации, как новая выставка Моне.
Рядом с оргией носорога молодой человек, взобравшись на лестницу, красил синей краской стены и окна невысокого здания. Я наблюдал за судорожными взмахами его кисти, и постепенно на фасаде проявился голубой слон. (Владелец соседнего café нервно поглядывал на него, словно боялся, что животное пройдется по его окнам.)
Прогулявшись дальше по улице, я заглянул к художнику по керамике Гаю Оноре. Он создавал скульптурные композиции городов мечты, один из которых был окрашен в белый и лимонно-зеленый цвета и казался идеальным французским nouvelle ville[256]. Для ценителей искусства, у которых на камине нет места для керамического города, художник предлагает расписные заварочные чайники.
А чуть дальше располагалась мастерская парижского Энди Уорхола, который выбрал тему «от фотографии – к картине», добавил ей французской изюминки и создал портреты поэта Артюра Рембо и певцов Жака Бреля и Жоржа Брассанса в стиле «поп-арт». Идея, может, и не оригинальная, но фотография Рембо определенно заслуживает того, чтобы стать иконой стиля.
Затем я зашел в темную студию, завешенную цветными полотнами ткани, причем некоторые из них были рассечены металлическими стрелами. Художница сидела в кресле, наблюдая за мной, пока я оглядывался по сторонам, и на мое приветствие ответила вопросом: «Bonjour?» Вскоре я понял, почему она выглядела такой растерянной, – это был галантерейный магазин, а то, что мне показалось металлическими стрелами, – обычными зип-застежками. Я извинился и вышел, хотя будь я концептуальным художником, то выкупил бы это место, галантерею и все остальное и продал бы Музею современного искусства как инсталляцию на тему застегнутого на молнию культурного истеблишмента Франции, отвергающего смелые идеи (кроме моей собственной, разумеется).
Поднимаясь вверх по улице Рампоно (Rue Ramponeau), я оказался на строительном пустыре, известном как Ля Форж. Здесь, на месте бывшей фабрики по изготовлению ключей, которая была скрыта за многоквартирным домом, находится сразу несколько студий. Когда-нибудь эту брешь в застройке улицы заполнят социальным жильем.
На стене соседнего здания художники, которые сейчас занимают Ля Форж, создали панно размером с шестиэтажный дом, изображающее ужасы городской деградации, – с кровью, черепами, смертной казнью и чем-то похожим на огромные волосатые человеческие ноги, топчущие этот апокалиптический пейзаж. Здесь же присутствовала и голова гориллы из Бельвильского зоопарка, поэтому я решил спросить у первого же художника, попавшегося мне на глаза, что все это значит. Очевидно, намек на городские джунгли? Нет, как объяснил художник, это дань уважения песне «Бруклинский зоопарк» в исполнении Ol’ Dirty Bastard[257]. Я залез в Google и узнал, что в этой милой песенке рэпер хвастается тем, что ему не страшен «ниггер», который толком не знает, как спустить курок пистолета. Да, конечно, это не источник вдохновения для города Моне, Мане и компании, но, наверное, кому-то из парижан надоело почивать на лаврах импрессионистов. И здесь не приходится говорить о чистом подражании – горожане-французы всегда боготворили американскую рэп-культуру, и, смешивая ее с собственным стилем bande dessinée, они создают нечто глубоко парижское.
В студиях, которые обосновались в зданиях старой кузницы, я увидел художников, работающих с аэрозолями, фотографов, коллажиста, модельера и даже традиционного художника, Пьера Шанделье, чья мастерская была увешана картинами на тему парижского быта – простоватый интерьер, странная мебель, кошки, цветы в горшках и вид на крыши, открывающийся из распахнутого окна. «Дети называют меня sous-Matisse, – сокрушался он, – “суррогат Матисса”». Шанделье определенно был старательным последователем великого Анри М, и его красочные пейзажи Парижа очень заинтересовали пару американских туристов. Похоже, больше всего их порадовало то, что художник предусмотрительно написал полотна небольшого формата, которые можно пронести как ручную кладь, тем более что по стоимости они были не дороже чемодана для их перевозки.
К сожалению, спор о том, кто же самый крутой художник квартала, оказался куда серьезнее разногласий в вопросе, как наносить краски – распылением или мазками. На момент написания книги группа художников, которые недавно получили разрешение городской администрации занять территорию, находилась в конфликте с теми, кто первым занял пустующие дома и оборудовал там свои студии. Новые постояльцы сменили замки, и некоторым пожилым художникам пришлось покинуть обжитые мастерские и переселиться в более скромные помещения. Утешает лишь то, что места хватит всем, поэтому есть шанс, что ситуация хуже не станет.
А между тем сами здания, кажется, получают удовольствие от того, что их так активно используют, и наслаждаются солнечным светом после долгих лет пребывания в тени многоквартирных домов. Переход между двумя крыльями старой кузницы сегодня являет собой виноградную аллею, и, как мне показалось, эта аллея готова дать свой первый урожай.
День открытых дверей в квартале художников оказался отличным времяпрепровождением, и я наконец получил представление о том, как жили парижские художники, прежде чем на них обрушились внимание массмедиа и большие деньги.
Художники – особо охраняемый вид
Далеко не все парижские художники вынуждены селиться в пустующих домах. Если прогуляться по некоторым районам Парижа, в особенностях городской архитектуры можно обнаружить физическое доказательство того, сколь престижное место занимает искусство в жизни парижан. Во многих домах вдоль Левого берега Сены на верхних этажах огромные окна – это и есть специально оборудованные мастерские художников. То же наблюдается и на бульварах вокруг Пигаль, где в проектах многоквартирных домов были заранее предусмотрены гигантские стены из стекла, чтобы художники получали не только мягкий северный свет, но и вдохновляющий вид на Монмартр. Эти шикарные ателье были предназначены для художников, уже сколотивших небольшой личный капитал или имеющих щедрых спонсоров, но в конце XIX – начале XX века город стал строить и более скромные студии.
Мой старый друг, скульптор Лельо, жил на Вилле Мальбэ, что стоит на крошечной мощеной аллее в Четырнадцатом округе. По одну ее сторону тянутся гаражи, а напротив – мастерские художников. Студия Лельо располагалась в одном из невысоких зданий со стеклянным фасадом и была сделана из панелей, которые сохранились от павильонов Парижской выставки 1889 года. Основой маленького домика, малопригодного для жизни, были три стены и крыша, которую поддерживало соседнее здание. Лельо сам построил туалет и подсоединил его к канализационной трубе, которая вела непонятно куда (в 1980-х, когда застройщики выкупили окрестные земли, они, к своему ужасу, обнаружили древний, не отмеченный на плане септик в самом конце аллеи).
Жилые помещения, где в 1960-х на какое-то время обосновались жена Лельо и двое их детей, состояли из двух опасных мезонинов, один из которых был с таким низким потолком, что выпрямиться в полный рост там было невозможно. Кухня вмещала лишь раковину и плиту, в ванной была только душевая кабина, а пол представлял собой бетонное покрытие, уложенное прямо на парижскую землю. Все это отапливалось печкой со звонкой металлической трубой, выходящей через крышу.
Когда мы познакомились, Лельо жил и работал в студии один, постепенно загромождая свободное пространство тотемами из дерева и глины, так что со временем в комнате осталось место только для кровати и стола.
Излишне говорить, что к нему в мастерскую регулярно наведывались журналисты-искусствоведы, фотографировали его работы – для них он был воплощением настоящего парижского художника.
С завидным постоянством застройщики пытались выкупить ряд студий, намекая муниципалитетам, что художники всего за несколько франков в месяц будут счастливы в новых домах (с достойным водопроводом) в отдаленных пригородах. К чести городских властей, они не сдавались на уговоры застройщиков, и Лельо проработал в студии до конца своих дней.
Виллу Мальбэ теперь окружают современные дома, но в других районах Парижа сохранилось несколько нетронутых деревенек художников.
Одна из лучших – Сите Флёри на бульваре Араго. Это поселение из тридцати студий, возведенных из строительных материалов бывшего Павильона еды на Парижской выставке 1878 года. В свое время здесь жили Гоген и Модильяни, а в 1970-х деревушку удалось спасти от застройщиков благодаря кампании, организованной местными художниками. Сегодня Сите Флёри имеет статус памятника истории, и это обеспечивает идеальные условия содержания. Все домики окрашены в два оттенка коричневого (красное дерево – для дверей и оконных рам, бежевый – для фасада), а грубо отесанные деревянные балки и уютные, засаженные деревьями дворики придают коттеджам особое очарование, заставляя даже самых ленивых и неумелых брать уроки рисования, чтобы претендовать на такое жилье. В Сите до сих пор проживают исключительно художники, хотя, подглядывая в окна с опрятными книжными шкафами и изысканно обставленными гостиными, невольно думаешь о том, что не все они столь активны, как мой друг Лельо.
В других похожих деревеньках, которые были проданы в частную собственность, как, например, Сите де Фюзен на Монмартре, где писали Ренуар и Тулуз-Лотрек, любую освободившуюся студию моментально расхватывают охотники за лофтами. Новые постояльцы, не имеющие никакого отношения к искусству, вскоре начинают жаловаться на беспокойных соседей – кто звонко пилит дерево, кто наносит на холсты краску с экспрессионистской страстью, – но в то же время хвастаются перед друзьями своим богемным окружением. Парижские агентства недвижимости даже придумали особую категорию для тех, кто желает купить студию художника, – это клиенты, которые ищут