С самых первых дней эпохи Реставрации театр во Франции был неразлучен с политикой. Так, в начале эпохи Реставрации сцену наводнили «монархические» пьесы, призванные засвидетельствовать лояльность авторов и актеров новой власти: «День в Версале», «Вечер в Тюильри», «Мысли доброго короля», «Счастье доброго короля» и т. п. Во время войны в Испании (1823) на афишах появились такие названия, как «Дорога в Бордо», «Нет больше Пиренеев», «Праздник победы», «Прощание на границе» и прочие.
В начале Июльской монархии воскрешение бонапартистских симпатий привело к тому, что театральные афиши сразу запестрели заголовками с упоминаниями Наполеона: «Бонапарт в Бриеннской школе, или Маленький капрал», «Наполеон, или Шенбрунн и Святая Елена», «Наполеон Бонапарт, или Тридцать лет французской истории», «Гренадер с острова Эльба» и т. п.
Но связь театра с политической ситуацией бывала и более тонкой, опосредованной. Например, на французской сцене в первые годы эпохи Реставрации шли многочисленные водевили, посвященные возвращению солдата от шпаги к плугу, к мирному труду на земле. Огромный успех имела анонимная пьеса «Солдат-землепашец», поставленная в 1819 году на сцене Олимпийского цирка, и ее продолжение 1821 года – «Солдат-фермер, или Добрый помещик». Это же относится к водевилю Франсиса, Бразье и Дюмерсана «Босские жнецы, или Солдат-землепашец» (1821), а также к его продолжению – «Землепашец, или Все для короля, все для Франции!». Все эти представления, теша военное и патриотическое тщеславие французов, были призваны помочь им пережить поражение 1815 года и убедить, что мирный хлебопашец сегодня – фигура ничуть не менее почтенная, чем бравый солдат императора. Ведь многие отставные военные после падения Наполеона чувствовали себя ущемленными, так что за скверными стишками и простенькими сюжетами водевилей порой скрывалось важное политическое содержание. Именно эти пьесы, как показал в своем исследовании «Шовен, солдат-землепашец» (1993) французский историк Жерар де Пюимеж, закладывали основу героического и одновременно комического мифа о настоящем французе Шовене, крестьянине и солдате разом (сам Шовен вышел на сцену уже в следующую эпоху, при Июльской монархии, в водевиле братьев Куаньяров «Трехцветная кокарда», поставленном впервые в театре «Фоли драматик» 19 марта 1831 года).
Глава двадцать втораяРелигиозная жизнь
Католицизм в эпоху Реставрации. Ордена и конгрегации. Храмы старые и новые. Религиозные процессии и проповеди. Юбилейный год. Антиклерикальные настроения. Протестанты. Иудеи. Религиозное возрождение при Июльской монархии. Новые секты
Во время Великой французской революции священников, не присягнувших новой власти, сажали в тюрьму, а гражданам разрешали выражать свои религиозные убеждения только частным образом. В 1801 году первый консул Бонапарт подписал конкордат (договор) с римским престолом, согласно которому католическая религия признавалась вероисповеданием большинства французских граждан и они получали право исповедовать ее свободно и публично. При этом Бонапарт не скрывал своих сугубо прагматических целей – завоевать симпатии большинства населения, а также использовать церковь как средство держать народ в подчинении. Иначе говоря, в католичестве Наполеон видел одно из орудий своей власти: он лично утверждал кандидатуры епископов, а когда папа римский Пий VII стал проявлять несговорчивость, интернировал его и держал взаперти целых пять лет (1809–1814).
После возвращения Бурбонов ситуация изменилась. Статья 5-я Конституционной хартии 1814 года провозглашала право каждого француза свободно исповедовать любую религию, а статья 6-я уточняла, что государственной религией во Франции является католичество. Тем не менее Хартия 1814 года закрепляла за духовенством всех христианских конфессий (то есть не только католиков, но и протестантов) право на получение жалованья из государственной казны. В эпоху Реставрации церковь не только поддерживала монархическое государство, но и ощущала себя вправе требовать от этого государства помощи в деле служения Богу. Предполагалось, что представители церковной и светской власти будут совместными усилиями способствовать возрождению религии разными способами – строительством новых храмов, пышными богослужениями, благотворительностью.
На первых порах Бурбоны столкнулись со своеобразным «кризисом кадров» в католической церкви. В 1814 году, когда Людовик XVIII вернулся во Францию, архиепископом Парижским был Жан-Сиффрен Мори. Он был назначен на этот пост Наполеоном в 1810 году, но папа, который в это время был интернирован, не ввел его в должность, поскольку не желал давать инвеституру ставленнику императора. Король отправил Мори в изгнание, однако новый архиепископ у Парижа появился только через пять лет, в 1819 году. С 1814 по 1817 год епархией управляли викарии – помощники архиепископа. В 1817 году Людовик XVIII решил сделать Парижским архиепископом своего духовника – кардинала Александра-Анжелика де Талейрана-Перигора (дядю известного дипломата). Однако разногласия между папским престолом и французской церковью по поводу нового конкордата задержали утверждение нового архиепископа на два года. Когда Александр-Анжелик, наконец, смог приступить к своим обязанностям, ему было 83 года; через 2 года он скончался, и в октябре 1821 года вопрос об архиепископе встал снова. Теперь на этот пост был назначен 43-летний священник Ясент-Луи де Келен – один из самых деятельных помощников покойного архиепископа, бретонский дворянин, человек большого ума и твердого характера.
Территория епархии, подведомственной архиепископу Парижскому, совпадала с департаментом Сена и делилась на три архидиаконские епархии. Первая из них, епархия Парижской Богоматери, включала в себя приходы островов Сите и Сен-Луи, а также всего правобережного Парижа внутри территории, ограниченной стеной Откупщиков. Во вторую архидиаконскую епархию, носившую имя Святой Женевьевы, входили все левобережные приходы. Наконец, третья, епархия Сен-Дени, объединяла приходы двух округов, находившихся за пределами стены Откупщиков (Сен-Дени и Со). Только 12 из 37 парижских приходов (по одному на каждый округ) возглавлялись кюре, во главе остальных стояли викарии (помощники кюре). Разница в церковных званиях не влияла на отношение прихожан к своим священнослужителям, но зато сказывалась на жалованье, которое они получали из казны: кюре причиталось от 1100 до 1600 франков в год, викариям – от 750 до 900.
Большой проблемой для церкви был преклонный возраст большинства священников; было ясно, что необходимо готовить им смену. Во время Революции посвящения в сан были крайне редки, да и в последующие годы их число оставалось гораздо меньшим, чем число священников, уходивших из жизни. Поэтому монсеньор де Келен, став архиепископом, уделял много внимания строительству нового здания семинарии на площади Святого Сульпиция. Оно строилось десять лет (1820–1830) и обошлось в 2 100 000 франков; большую часть этой суммы предоставила администрация департамента Сена. Средства на содержание семинаристов поступали из благотворительных фондов, причем аристократы, заинтересованные в возрождении католической религии, охотно жертвовали деньги на эти цели. Благодаря стараниям архиепископа к 1830 году общее число священников в Париже выросло с 459 до 624 человек, а число тех, чей возраст превышал 60 лет, напротив, сократилось с 269 человек до 240. Более того, в некоторые приходы на должность кюре были назначены аббаты младше сорока лет. Эта тенденция к омоложению приходских священников и к улучшению их образования сохранялась и при Июльской монархии; в 1845 году в помещении бывшего кармелитского монастыря на Вожирарской улице была даже открыта Высшая церковная школа.
Священник. Худ. П. Гаварни, 1839
Семинарист. Худ. И. Поке, 1841
Помимо священников, служивших в приходских церквях, в Париже на законном основании действовали члены различных религиозных орденов и конгрегаций. В их число входили, например, конгрегация Святого Сульпиция, которая ставила своей целью воспитание молодых священников, и конгрегация Иностранных миссий, которая воспитывала миссионеров, призванных проповедовать христианство язычникам. Те же цели преследовала конгрегация Миссионеров Святого Духа, которая с 1816 года нанимала дом на улице Богоматери в Полях, а в 1823 году вернулась в собственное здание на Почтовой улице, откуда выселила Нормальную школу (учебное заведение, где готовили учителей). Конгрегации Лазаристов до Революции принадлежала территория монастыря Святого Лазаря; во время Революции ее экспроприировали и распродали, поэтому в эпоху Реставрации лазаристы получили от государства в качестве компенсации особняк Лоржа на Севрской улице.
Перечисленные конгрегации, запрещенные и распущенные во время Революции, были вновь узаконены еще во время Империи. Между тем во Франции существовали и другие религиозные общества, которые правительство эпохи Реставрации не легализовало, однако и не препятствовало их деятельности. Это относится прежде всего к ордену иезуитов (официальное название – Общество Иисуса), который был запрещен во Франции еще в 1773 году. Иезуитов обвиняли в чрезмерно активном вмешательстве в дела светской власти, и «демоническая» репутация продолжала сопутствовать членам ордена и через много лет после полного их изгнания из Франции. Тем не менее в самом начале эпохи Реставрации они при покровительстве архиепископа обосновались в обители на Почтовой улице (по соседству с конгрегацией Миссионеров Святого Духа) и открыли в южном пригороде Парижа (Монруже) свой новициат – заведение, где послушники «проходили искус» и готовились к переходу на следующую ступень в орденской иерархии.
В эпоху Реставрации возникали и совсем новые религиозные организации. Так, в 1816 году Людовик XVIII официально разрешил деятельность конгрегации Французских миссионеров, которую основали два аббата: Розан и Форбен-Жансон. В конце 1821 года правительство возложило на эту конгрегацию почетную обязанность – вернуть зданию бывшей церкви Святой Женевьевы его первоначальное назначение (во время Революции здесь был устроен Пантеон – усыпальница великих людей).