Итак, в материальном плане дела церкви в эпоху Реставрации шли неплохо, однако духовная сторона ее деятельности выглядела не столь блестяще. Светские власти всячески поощряли усилия церковных иерархов, стремившихся возвратить народ к религии. Еще в 1814 года префект полиции Беньо издал ордонанс, предписывавший прекращать работу в воскресенье и в дни церковных праздников; до пяти часов пополудни в эти дни запрещалось танцевать и слушать музыку. Кроме того, на жителей города возлагалась обязанность в день праздника Тела Господня украшать коврами фасады домов, мимо которых будет двигаться религиозная процессия. Тематика рисунков на этих коврах нередко была вполне языческой, так что на процессию взирали со стен домов Парис, Елена, Венера и прочие персонажи античной мифологии; к тому же участвовавшие в процессии военные музыканты аккомпанировали шествию весьма игривыми светскими мелодиями. Ордонанс префекта полиции запрещал в день процессии с 8 утра до полудня двигаться по улицам Парижа любым экипажам, кроме тех, которые направлялись в Тюильри к королю. Во время процессии запрещалось поджигать петарды и потешные огни, причем ответственность за поведение детей и прислуги ордонанс возлагал на родителей и хозяев.
В дни, когда по городу проходила религиозная процессия, перед палатой депутатов, палатой пэров, некоторыми министерствами, а с 1822 года даже перед префектурой полиции устанавливались временные алтари. При этом происходило явное смешение религии с политикой: на этих алтарях устанавливались бюсты королей Генриха IV и Людовика XVIII.
Религию активно «внедряли» в массы, тем не менее простой парижский люд оставался довольно холоден по отношению к вере. Рабочие отмечали праздники своих святых покровителей, однако скорее по традиции, чем из религиозного чувства. Согласно полицейским бюллетеням, народ чаще всего видел в предписаниях религии не что иное, как навязываемые властями правила поведения. Некоторые рабочие вопреки закону продолжали работать в воскресенье, и полиция ежемесячно штрафовала за это правонарушение от 100 до 200 человек (к концу 1820-х годов их стало меньше, однако не из-за изменений в нравах рабочих, а из-за большей снисходительности полиции). С точки зрения церкви, многие рабочие жили «во грехе»: обзаводились детьми, не вступая в законный брак, обменивались своими невенчанными женами. С другой стороны, народ все-таки относился к проповедям и религиозным процессиям куда более заинтересованно, чем либералы из образованного сословия, которых пугало и возмущало возрастающее влияние духовенства на политику. Отторжение интеллектуальной элиты от церкви было тем сильнее, чем навязчивее духовенство пропагандировало религию.
Священники чувствовали, что за три десятилетия, прошедшие со времен Революции, французский народ утратил веру, и размышляли о новых формах воздействия на паству. Разумеется, священники по-прежнему произносили проповеди, вели духовные беседы, причем предназначенные для самой разной аудитории: в соборе Святого Сульпиция – для студентов, обитающих по соседству в Латинском квартале, в церкви Святого Фомы Аквинского – для молодых аристократов Сен-Жерменского предместья, в богадельне Марии-Терезы – для бедных простолюдинов из квартала Сен-Марсель. Однако представители высшего духовенства сознавали, что этих традиционных мер недостаточно. Возвращать народ в лоно церкви, считали они, следует теми же методами, какими христианские священники несут свет веры язычникам. Поэтому с 1816 года миссионеры разъезжали по Франции, читали страстные проповеди, грозя грешникам ужасами ада, устраивали аутодафе «безбожным» сочинениям Вольтера и Руссо, водружали в символических местах – например, там, где во время Революции стояла гильотина, – гигантские кресты, три конца которых образовывали позолоченную лилию (это должно было подчеркивать близость католической церкви и монархии Бурбонов, чьей эмблемой как раз и были лилии). Впрочем, к столь экзотическим методам миссионеры прибегали в провинциях; в Париже, где они начали свою деятельность в ноябре – декабре 1821 года, дело не шло дальше богослужений и проповедей.
Для своего дебюта миссионеры избрали самую трудную аудиторию – двенадцатый округ, населенный по преимуществу студентами, и натолкнулись на активное сопротивление вольнодумной молодежи. Студенты нарушали религиозные церемонии выкриками, взрывами петард; злоумышленники тайком наливали чернила в кропильницы.
В приходах третьего округа освистали, а затем чуть не затолкали по выходе из церкви самого архиепископа Парижского монсеньора де Келена. Следующие миссионерские акции (в конце 1822 года в шестом округе, во время Великого поста 1823 года – в четвертом, в ноябре – декабре того же года – в восьмом округе) прошли уже более спокойно.
Особое место в истории религиозных церемоний эпохи Реставрации занял 1826 год. Согласно католическим традициям, 1825 год считался юбилейным – таким, когда папа дарует полное отпущение грехов всем католикам, принявшим участие в определенных религиозных церемониях и исполнившим определенные обряды. Поскольку Карл X не мог прибыть в Рим в течение 1825 года, он умолил папу сделать для Франции исключение и перенести юбилейные торжества на период с 15 февраля по 15 августа 1826 года.
Юбилей дал возможность французской церкви предстать во всем блеске и величии, а также послужил новым поводом для усиления борьбы против «пагубных учений и соблазнительных сочинений, отравляющих общество» (выражение из текста пастырского послания архиепископа Парижского). Период с февраля по август 1826 года должен был, по замыслу монсеньора де Келена, превратиться для парижского духовенства в одну непрерывную «миссию», а для народа стать временем покаяния и молитвы.
В начале Великого поста 1826 года было объявлено, что вожделенные индульгенции получат те католики, которые в течение двух недель (подряд или с перерывами) вознесут молитвы четырежды в четырех разных храмах или трижды – в приходской церкви, в присутствии местного кюре. Кроме того, архиепископ объявил, что состоятся четыре большие религиозные процессии, и призвал представителей светской власти принять в них участие.
Юбилейные торжества начались 15 февраля с богослужения в соборе Парижской Богоматери. Карл X не присутствовал на этой мессе, но зато и он сам, и члены его семейства вскоре побывали в дюжине столичных церквей. Кроме того, 17 марта король принял участие в первой процессии, маршрут которой проходил по левому берегу Сены – из собора Парижской Богоматери в церковь Сорбонны и церковь Святой Женевьевы.
Процессия была обставлена с большой помпой; стены домов на всех улицах, по которым она проследовала, были обтянуты синими тканями с белыми бурбонскими лилиями. Впереди процессии шел отряд жандармерии, за ним – ученики всех семинарий в стихарях; затем следовало духовенство всех парижских церквей и капитул собора. Раку с мощами святого Петра и святого Павла несли четыре священника, за которыми следовали: архиепископ Парижский со своими викариями, члены Орлеанской фамилии, герцогини Ангулемская и Беррийская, герцог Ангулемский со своим придворным штатом, король со своим придворным штатом; далее шли маршалы, пэры, депутаты и чиновники. Процессия останавливалась для молитвы перед временными алтарями, установленными около Городской больницы, в церкви Сорбонны и в церкви Святой Женевьевы.
Следующие две процессии прошли по торговым и густонаселенным кварталам Парижа в апреле. Четвертая процессия, последняя и самая блистательная, состоялась 3 мая 1826 года. Начальной ее точкой снова был собор Парижской Богоматери, а конечной – площадь Людовика XV. Промежуточные остановки были сделаны в церкви Сен-Жермен-л’Осеруа на одноименной площади, а также в церквях Святого Роха и Успения Богоматери на улице Сент-Оноре.
На площади Людовика XV был воздвигнут временный алтарь и выстроена полукруглая галерея, где во время богослужения находились королевская фамилия, члены дипломатического корпуса и другие приглашенные. Архиепископ возложил на алтарь реликвии, принесенные из собора Парижской Богоматери; трижды было исполнено песнопение «Parce Domine, parce populo tuo» («Смилуйся, Господи, над народом твоим»), и собравшиеся всякий раз преклоняли колени. Затем архиепископ Парижский освятил первый камень памятника Людовику XVI, за установление которого палата депутатов проголосовала еще в 1815 году, а Карл X под аккомпанемент артиллерийских залпов заложил этот камень в землю. Кстати, и самой площади с этого времени было официально присвоено имя Людовика XVI (впрочем, название не прижилось, и площадь по старинке продолжали именовать площадью Людовика XV, как раньше, а после Июльской революции ей вернули революционное название площадь Согласия).
Власти предполагали, что совмещение религиозной процессии с закладкой памятника привлечет симпатии народа, однако, если верить оппозиционным публицистам, идея эта себя не оправдала. Стендаль писал: «Сочувствие к Людовику XVI, о котором Талейран сказал, что он проявил столько же мужества, сколько проявляет роженица, ослабевает с каждым днем». Вдобавок, продолжает Стендаль, парижанам, любящим яркие мундиры, не понравился мрачный внешний вид священников; дамы сочли юных семинаристов совсем некрасивыми, а сами семинаристы, которым полагалось набожно опускать очи долу, не могли украдкой не бросать взглядов на красавиц в окнах домов.
Менее пристрастные очевидцы описывают процессию 3 мая более сочувственно. Так, Д.Н. Свербеев отмечает: «В назначенный день для парижского духовного торжества и всеобщего молебствия, большой золотой ковчег с хранившимися в нем мощами вынесен был канониками парижского собора Notre Dame de Paris, в сопровождении архиепископа, нунция папы, кардинала и всего духовенства. За ними следовали король Карл X, старец еще здоровый, дофин и его супруга, до фанатизма набожная дочь венценосной жертвы революции, весь двор, министры, депутаты от двух палат и все ревностные католики и католички, обитатели Сен-Жерменского предместия. Величественное это шествие происходило после обедни в самый жар. Все, начиная от короля, шли с обнаженными головами тихим, мерным шагом, и все, вышед из собора, равно как и король, обошли через Тюльери мимо церкви св. Магдалины и по бульварам значительное пространство города, останавливаясь для короткой литии у каждой церкви, и сопроводили свят