По некоторым данным, людей, читавших «Конститюсьонель» накануне Июльской революции 1830 года, было в 20, а то и в 30 раз больше, чем подписчиков этой газеты. Огромную популярность газета сохранила и после Июльской революции: в 1831 году префект полиции докладывал, что каждый экземпляр «Конститюсьонель» прочитывается порой целой сотней читателей, тогда как один экземпляр роялистской «Котидьен» остается достоянием одного читателя или в лучшем случае одной семьи. О том, насколько влиятельными были оппозиционные газеты (и насколько маргинальными – газеты правительственные), свидетельствует проект одного публициста роялистской ориентации – аристократа Феликса де Мерода. Он с горечью констатировал, что каждая оппозиционная газета является «подлинной трибуной, с которой каждое утро произносятся речи, обращенные к тысячам слушателей», правительственные же газеты такой большой аудиторией не располагают. Поэтому де Мерод предложил следующее: постановить, чтобы каждая из оппозиционных газет предоставляла в распоряжение правительства свою последнюю страницу; на ней «порядочные люди, поддерживающие власть» будут опровергать те «клеветы и лживые утверждения», которыми эти газеты наполняют остальные свои страницы… Излишне говорить, что этот утопический проект не осуществился, и парижане продолжали наслаждаться «клеветами» в свое удовольствие.
Статистика весьма красноречива: в декабре 1824 года самая читаемая правительственная газета «Журналь де Пари» выходила тиражом чуть больше 4000 экземпляров (а официальный «Монитёр» имел тираж еще меньший – 2250 экземпляров), в то время как у газеты либеральной оппозиции «Конститюсьонель» тираж равнялся 16 250 экземплярам, а у газеты аристократической оппозиции «Котидьен» – 5800. Через два года разрыв между официальными и оппозиционными изданиями стал еще больше: тираж «Конститюсьонель» вырос до 21 000 экземпляров, а тираж «Журналь де Пари» упал до 1500 (четырехтысячным тиражом теперь выходил «Монитёр»).
Подчеркнем, что в описываемую эпоху во Франции тираж позволял довольно точно судить о минимальном числе читателей, поскольку получать газеты можно было только по подписке, заплатив в редакциях деньги вперед – за три месяца, за полгода или за год (первая французская газета, продававшаяся в розницу, по 5 сантимов за номер, начала выходить гораздо позже, в 1863 году). Однако реальное число читателей, как ясно из сказанного выше, было зачастую гораздо больше.
В эпоху Реставрации подписка на ежедневную газету стоила недешево: 72 франка за год, 30 франков за полгода и 15 – за 3 месяца; после 1827 года из-за увеличения налогов все эти цифры выросли (годовая подписка – до 80 франков). Официальный «Монитёр» стоил еще дороже – 112 франков. Именно потому, что подписка стоила дорого, парижане прибегали к различным хитростям для того, чтобы читать газеты, не будучи на них подписанными. Так, привратницы утром принимали газеты из рук почтальонов и читали их до тех пор, пока не просыпались жильцы-подписчики.
Такая форма, как подписка, широко использовалась и при издании книг, в особенности многотомных научных трудов; прежде чем приступить к печатанию, книгопродавец выпускал проспект и распространял его среди потенциальных клиентов, с тем чтобы получить деньги вперед.
Парижане живо интересовались политикой, но, разумеется, читали они не только политические статьи. В 1820–1830-е годы читающая публика обожала романы; потребность в них была так велика, что, например, в 1833–1835 годах во Франции каждый день выходил новый роман. Однако книги эти были довольно дороги. Один том формата ин-октаво стоил 7,5 франка, а в большинстве случаев романы выходили в двух томах; искусство нагонять объем (с помощью просторного набора или диалогов с короткими репликами) было уже хорошо известно издателям. Из-за дороговизны многие парижане, даже состоятельные, вообще не держали в доме книг, а те чиновники и адвокаты, которые имели личную библиотеку, пополняли ее не романами, а профессиональной литературой.
Потребность парижан в беллетристике обеспечивали периодические издания. На рубеже 1820–1830-х годов в столице выходили многочисленные журналы (еженедельные или ежемесячные), на страницах которых печатались стихи, рассказы, нравоописательные очерки. Возник даже особый тип изданий, повторно печатающих (полностью или в отрывках) ранее опубликованные произведения. Один еженедельник такого рода откровенно назывался «Вором», другой – «Пиратом». Впрочем, «воровство» происходило, как правило, с согласия авторов и никем не преследовалось.
Художественная литература постепенно отвоевывала для себя площадь и в политических еженедельниках. Неполитическим материалам традиционно отводилась нижняя часть газетной полосы, которая у нас именуется «подвалом», а во Франции называлась «фельетоном» (в старинном значении – треть печатного листа). Эти «фельетоны» появились в газетах с самого начала XIX века: закон позволял увеличить газетную полосу на треть печатного листа, не платя дополнительного налога, и газетчики воспользовались этим для удлинения страницы. Поначалу в «подвалах» печатались литературные и театральные рецензии, научно-популярные статьи, а на рубеже 1820–1830-х годов газетчики стали помещать здесь новеллы и даже отрывки из новых романов.
Наконец, в середине 1830-х годов подлинную революцию в газетном деле произвел Эмиль де Жирарден – в прошлом редактор «Вора», а затем издатель «Газеты полезных знаний» – 32-страничного ежемесячника, где публиковались юридические и административные документы и практические советы («Газета» стоила в четыре раза меньше, чем аналогичные издания конкурентов, и за год достигла огромного по тем временам тиража в 132 000 экземпляров). В 1836 году Жирарден основал ежедневную газету «Пресса», которая была вдвое дешевле всех остальных парижских газет (годовая подписка стоила не 80, а 40 франков); дефицит средств покрывался за счет рекламодателей. Н.И. Греч писал в своих путевых заметках: «Эмиль Жирарден говорит: когда у меня двадцать франков на какое-нибудь предприятие, я употреблю осьмнадцать франков на объявления, а два франка на самое дело. Зато все стены и заборы Парижа оклеены его афишами об издании дешевого журнала la Presse».
Рекламные объявления печатались в газетах и в прошлые годы, однако Жирарден резко расширил их потенциальную аудиторию благодаря тому, что начал печатать в своей газете не только политические статьи и новости, но и романы с продолжением; они получили название «романы-фельетоны», так как печатались внизу газетной полосы.
Новация Жирардена имела большой успех, и у него сразу появились соперники. В том же 1836 году газета «Век» тоже уменьшила годовую подписку до 40 франков и тоже начала печатать романы с продолжением; в результате за 4 года ее тиражи выросли с 10 000 до 33 500 экземпляров, а в 1845 году у этой газеты было почти 35 000 подписчиков (в то время как у «Прессы» всего 22 500). Романы-фельетоны спасали и «воскрешали» газетчиков, растерявших читателей. Вот один из примеров: газета «Конститюсьонель» постепенно теряла былую популярность и в 1840 году имела всего 6000 подписчиков. Однако все переменилось после того, как редакции удалось заключить контракт с популярнейшим романистом Эженом Сю, который к этому времени уже успел опубликовать в виде романа-фельетона на страницах другой газеты, «Журналь де Деба», знаменитый роман «Парижские тайны». В 1844 году «Конститюсьонель» начала печатать другой роман Эжена Сю – «Вечный жид», и тираж ее сразу подскочил до 20 000 экземпляров. Постепенно романы-фельетоны заполнили страницы всех главных политических еженедельников Парижа, и результат не замедлил сказаться: с 1836 по 1847 год их совокупный тираж вырос с 80 тысяч до 180 тысяч экземпляров.
Изобретение романа-фельетона оказалось полезным и для газет, и для беллетристики: публикации романов с продолжением привлекали к газетам тысячи новых читателей, но и сами романы благодаря этому существенно расширяли свою аудиторию. Средний тираж книжного издания романа не превышал тысячи, а чаще даже 800 экземпляров (исключение составляли только произведения самых популярных авторов, таких как Вальтер Скотт или Поль де Кок). Газетные публикации вывели изящную словесность на новый уровень: теперь к ней приобщались десятки тысяч читателей. Их интерес к беллетристике был так велик, что издатели еще до появления полного книжного варианта романа, но уже после газетной публикации стали публиковать сочинения романистов в виде 16-страничных брошюр (livraisons), из которых читатели потом сами составляли полный текст. Это позволяло людям скромного достатка покупать роман частями, как бы в рассрочку, и потому такая форма книжной торговли имела большой успех.
Подписка на газеты или покупка книг была не единственным способом приобщения парижан к печатной продукции. Тем, кто не мог или не хотел тратить такие значительные суммы, Париж 1820–1840-х годов предоставлял еще одну возможность: в городе существовали заведения, именуемые кабинетами для чтения. За небольшую плату желающие могли прочесть газеты или книги прямо в этих кабинетах, а за плату чуть большую – на определенный срок забрать их на дом.
Несколько кабинетов для чтения возникли в Париже еще во второй половине XVIII века, так как книги и газеты уже тогда были слишком дороги для рядового потребителя. Но в эпоху Реставрации количество этих кабинетов выросло до пяти сотен, что поражало всех наблюдателей – и французов, и иностранцев. Их оценка была единодушной: «из всех новинок, какие существуют в Париже, кабинет для чтения, бесспорно, есть вещь самая поразительная»; «на каждом перекрестке, в пассажах, на мостах, на набережных, на всех улицах вы найдете заведения, именуемые кабинетами для чтения»; «кабинеты для чтения ждут вас в каждом квартале города; в летнюю пору почти во всех местах, отведенных для прогулок, почти во всех парках обнаружите вы женщину под огромным зонтиком, а перед ней лоток, на котором разложено богатейшее собрание газет».
Чтение газет в саду Тюильри. Худ. Ж.-А. Марле, ок. 1825