В 1820-е годы в Париже кабинетов для чтения было «едва ли не столько же, сколько кафе и ресторанов». Когда некто Шазо открыл кабинет, предоставляющий посетителям только газеты и журналы, уже через месяц у него было 80 клиентов, хотя рядом, в том же пассаже Шуазеля, работали еще три кабинета для чтения. Благодаря этим заведениям издатели получали рынок сбыта для своей продукции, так как кабинеты для чтения приобретали 4/5 объема всех тиражей. Напротив, писатели видели во владельцах кабинетов для чтения своих конкурентов: они предполагали, что их книги расходились бы гораздо лучше, если бы парижане не имели возможности взять их «напрокат»…
Самыми скромными были кабинеты для чтения на открытом воздухе: в саду Тюильри, на аллеях Елисейских Полей стояли столы под зонтами или деревянные беседки, где гуляющие могли пробежать глазами сегодняшнюю газету. Напротив, в роскошных кабинетах для чтения с зеркальными стенами и удобными креслами к услугам посетителей имелись богатейшие книжные собрания с тщательно составленными печатными каталогами. Между этими двумя полюсами располагались заведения среднего уровня, куда приходили и любители чтения, и любители тепла, ценившие возможность провести день в натопленном помещении. Скромные кабинеты для чтения предлагали клиентам от 600 до 1500 названий, средние – 2–5 тысяч книг, а богатые кабинеты порой владели книжными собраниями в 20 000 или даже в 30 000 томов. Порой кабинеты для чтения открывались при книжных лавках: книгопродавцы надеялись таким образом привлечь новых клиентов и получить дополнительные источники доходов.
Тарифы в кабинетах для чтения были чрезвычайно гибкими. Здесь можно было оплатить однократное посещение, причем клиентам предлагались на выбор разные возможности: плата за чтение одной газеты (5 сантимов), за чтение всех имеющихся газет (20 сантимов), за чтение всей имеющейся в кабинете печатной продукции, от газет до книг (30 сантимов). Можно было абонироваться на месяц вперед, тоже на разных условиях: заплатить за чтение всех газет (3 франка) или за чтение всех газет и всех книг (4 франка). Такие абонементы давали право знакомиться с газетами и книгами в кабинете для чтения, но можно было купить и другой абонемент, позволявший читать газеты и книги дома; разумеется, цены при этом были выше: 2 франка за чтение в течение месяца одной политической газеты в день ее выхода и 1,5 – за чтение вчерашней газеты; 3 франка за возможность в течение месяца брать на дом только романы и 5 франков – за возможность знакомиться на дому с книгами разных жанров: мемуарами, историческими трудами, путевыми записками и, конечно, романами. Те, кто брал книги на дом, оставляли в кабинете для чтения залог – например, 5 франков за абонемент на романы. Если в число взятых книг входили особенно новые и популярные сочинения, залог мог быть увеличен. Величина залога зависела также от характера клиентуры: например, некий Констан Летелье брал с клиентов-англичан по 15 франков залога при выдаче им четырех-пяти томов, а если книг было больше, залог мог доходить и до 30 франков. Книги выдавались на определенный срок, а с клиента, запоздавшего с их возвратом, брали двойную цену.
Кабинеты для чтения открывались в 7 или 8 утра, а закрывались в 10 или 11 вечера. Как правило, они были открыты ежедневно, и лишь немногие работали в воскресенья и в праздничные дни по сокращенному графику (до полудня или до 2 часов дня).
Распоряжались в кабинетах для чтения, как правило, женщины. Порой это были содержанки, которым бывшие кавалеры покупали такую читальню в качестве отступного. Дамы вроде красотки Антонии, выведенной в новелле Бальзака «Деловой человек» (1845), предоставляли пожилым родственницам вести счета и записывать в журнал выданные книги и газеты, а сами вставали за конторку лишь для того, чтобы привлекать клиентов своей эффектной внешностью и кокетничать с ними. Но встречались и такие владелицы кабинетов для чтения, которые прекрасно разбирались в предоставляемой ими литературной продукции и охотно обсуждали с посетителями новинки изящной словесности. Такой была, например, Мальвина Вермон – хозяйка кабинета для чтения на площади Одеона, а также ее соперница с Утиной улицы госпожа Кардиналь, обладательница богатейшей коллекции старых и новых романов.
Любитель книг. Худ. Т. Жоанно, 1841
Кабинеты для чтения, как и все прочие парижские торговые заведения, зависели от квартала, в котором располагались. Так, в Латинском квартале они были, как правило, соединены с книжными лавками и приспособлены к нуждам бедного студенчества; клиентам здесь предоставляли не только книги и газеты, но заодно стол, бумагу, чернила и перья. Интересам клиентов соответствовал и подбор книг – преимущественно по географии и истории, медицине и праву. В одном из кабинетов для чтения на улице Сорбонны хранились все диссертации, защищенные на медицинском факультете этого университета. Совсем иным был подбор книг в немногих кабинетах для чтения аристократического Сен-Жерменского предместья: здесь клиентам предлагали не столько научные труды, сколько романы и поэтические сборники, мемуары и путевые заметки. Аристократы, конечно, предпочитали наслаждаться чтением у себя дома, а за книгами нередко посылали слуг.
Самые роскошные кабинеты для чтения располагались в богатых кварталах на правом берегу Сены. Здесь посетителей ожидали книги и газеты, отпечатанные не только во Франции, но и за границей; эти кабинеты одновременно являлись литературными и политическими клубами. Самым знаменитым из них было заведение Галиньяни на Вивьеновой улице, где собирались приезжие англичане. Основатель этого заведения, Джованни Антонио Галиньяни (1757–1821), родился в Италии, последнее десятилетие XVIII века провел в Лондоне, а в 1801 году открыл в Париже магазин и кабинет для чтения, где можно было найти газеты на самых разных языках. В 1819 году английский путешественник обнаружил в читальном зале этого магазина 43 французские газеты, 14 немецких, 6 американских, 7 швейцарских и итальянских, 5 голландских и 17 британских. Английский адвокат Джеймс Симпсон побывал у Галиньяни в 1815 году и пришел в восторг: «Уплатив 3 шиллинга за две недели, здесь получаешь возможность читать все крупнейшие лондонские газеты и все свежайшие парижские публикации. Здесь находишь сведения обо всех представлениях, празднествах и прочих событиях общественной жизни. Здесь отыскиваешь объяснения всему, что способно поставить англичанина в тупик. Галиньяни прожил многие годы в Лондоне и превосходно понимает отличия между двумя городами, а книги продает по баснословно дешевой цене».
В «Книжной лавке иностранцев» на углу улицы Мира и Новой улицы Святого Августина читателю предлагали «все литературные и научные журналы и периодические издания Старого и Нового Света»; каталог этого заведения, включавший 25 000 названий, издавался не только по-французски, но и по-английски. В каталоге издателя Бодри, чья «Европейская книжная лавка» располагалась на набережной Малаке, в 1824 году значилось 1200 названий на английском языке, а у Теофиля Барруа (на набережной Вольтера, а затем на улице Ришелье) можно было найти в продаже книги на языках всего мира, от персидского и японского до русского.
Другой роскошный кабинет для чтения располагался на улице Грамона. Один из его просторных залов предназначался исключительно для чтения и для ученых занятий, а во втором («литературном», или «светском») посетители могли беседовать, обсуждать прочитанное.
Самой рафинированной формой кабинетов для чтения были так называемые литературные кружки, посетители которых могли не только читать и обсуждать газеты и журналы, но также слушать публичные лекции и музыку, играть в шахматы и на бильярде. В этих изысканных читальнях-салонах выбор литературы был чрезвычайно богат, но зато и цены несколько превышали средний уровень.
Не меньше 25 кабинетов для чтения на любой вкус располагалось в таком центре парижской торговли, как Пале-Руаяль; современники даже говорили, что в Пале-Руаяле больше книжных лавок, чем лавок модных, – а для Парижа такое сравнение значило очень много. В лавочках Деревянной галереи можно было отыскать памфлеты и запрещенные сочинения, в кафе «Ротонда» – получить за 5 сантимов самую свежую газету.
Меньше всего кабинетов для чтения было в рабочих кварталах: в эпоху Реставрации у здешнего населения не было ни сил, ни времени для чтения. Лишь при Июльской монархии, когда в газетах начали печататься авантюрные романы-фельетоны из жизни парижского простонародья, эта часть столичного населения стала активно приобщаться к чтению. Впрочем, рабочие-типографы всегда имели «профессиональную» привычку читать газеты. Известно, что в эпоху Реставрации оппозиционную «Конститюсьонель» в типографиях ежедневно читали вслух; печатники были самыми «политически подкованными» людьми и охотно делились своими знаниями с рабочими других специальностей.
Характерно, что наряду с разрешенной литературной продукцией в большей части кабинетов для чтения можно было прочитать злободневные антиправительственные памфлеты и оппозиционные брошюры, а также запрещенные за материализм и безбожие произведения философов века Просвещения (Гольбаха, Мелье, Кондильяка, Гельвеция). Не меньший успех среди клиентов кабинетов для чтения имели вольнодумные и эротические романы XVIII века (от «Нескромных сокровищ» и «Монахини» Дидро до романов Кребийона-сына и маркиза де Сада). Наконец, в кабинетах для чтения непременно имелись запрещенные за безнравственность сочинения Пиго-Лебрена, в частности скандальный роман «Дитя карнавала» (1792). Издатель Барба выпускал его огромными тиражами, и это принесло ему большую прибыль, но стоило многочисленных штрафов и даже тюремного заключения. Кабинеты для чтения вообще предоставляли посетителям множество малопристойных сочинений под пикантными названиями: «Клементина, сирота обоего пола», «Нимфы Пале-Руаяля» и проч. Они, как правило, выходили анонимно или под псевдонимами; например, под именем «Фавероля, драгунского капитана в отставке» скрывалась образованная дама, баронесса Броссен де Мере. Разумеется, в тех же заведениях были представлены и другие разновидности романов: «готические» (сочиненные англичанкой Анной Радклиф или французом Дюкре-Дюминилем), исторические (переводы шотландца Вальтера Скотта, сочинения его французских подражателей), комические (Поль де Кок).