Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь — страница 89 из 153

Между тем кормилицы в Париже были нарасхват: две трети всех младенцев, рожденных в столице, воспитывались в деревнях. В число этих детей входили не только подопечные Службы общественного призрения, но и те младенцы, чьи родители предпочитали нанимать кормилиц самостоятельно, без помощи городских властей. Деревенские женщины, годные для такой работы, постоянно приезжали в столицу за младенцами (в течение одного только 1820 года в городе с этой целью побывало около 6000 крестьянок). Те кормилицы, которых нанимала Служба общественного призрения, приезжали в город и уезжали обратно за счет Службы; больше того, для транспортировки младенцев было изготовлено полтора десятка специальных экипажей.

Помощь государства и благотворительных организаций требовалась не только больным, престарелым и детям, но и людям здоровым, которые по какой-либо причине не имели ни средств к существованию, ни возможности их заработать. Этим занимались упомянутые выше Конторы общественного призрения (именовавшиеся, как уже было сказано, сначала «конторами милосердия», а затем «конторами благотворительности»). Им помогали «дома милосердия», устроенные в каждом квартале (напомним, что округ делился на четыре квартала). В «домах милосердия», которыми руководили, как правило, дамы-благотворительницы, связанные с какой-либо религиозной конгрегацией, нуждающиеся могли найти бесплатную школу, бесплатную лечебницу (диспансер) и дешевую столовую; наконец, в холод бедняки просто могли здесь обогреться. Конторы общественного призрения финансировали не только бесплатные школы при «домах милосердия», но и другие, независимые бесплатные школы (в 1821 году в Париже их было 70); те же Конторы платили жалованье двум с лишним сотням врачей, которые лечили бедняков бесплатно.

Неимущие, претендовавшие на получение помощи от государства, делились на несколько разрядов. На временную помощь могли претендовать люди, заболевшие или потерявшие работу. Ординарная помощь оказывалась отцам или матерям семейств, имеющим на иждивении трех детей младше двенадцати лет, а также слепцам, людям старше восьмидесяти лет, инвалидам в возрасте от 65 до 80 лет. Экстраординарная помощь предназначалась людям, пострадавшим от воров, жертвам стихийных бедствий и т. п. Разумеется, находились предприимчивые люди, которые пытались получить помощи больше, чем полагалось по закону: они становились на учет сразу в нескольких Конторах общественного призрения; стремились попасть в списки неимущих, чтобы получить право покупать дешевый хлеб (в неурожайные годы) или провести несколько дней в бесплатной больнице. Судя по официальной статистике, больше половины (а в некоторые годы – до 80 %) жителей, претендовавших на вспомоществование, были не коренными парижанами, а уроженцами провинций, которые явились в столицу на заработки. Служба общественного призрения выплачивала неимущим в среднем около 3 франков в месяц; глубокие старики и люди, утратившие зрение, получали до 8 франков в месяц.

Разумеется, одной только этой помощи было недостаточно, поскольку минимальная сумма, необходимая для поддержания жизни, составляла в эпоху Реставрации около 17 франков в месяц.

Неимущих спасало то, что в Париже существовала еще и частная благотворительность, причем пример здесь подавал сам король. Из «цивильного листа» (то есть средств, предоставляемых ему парламентом) король выделял на нужды бедняков суммы, которые были равны всему бюджету Службы общественного призрения, а в кризисные периоды даже превышали этот бюджет. Например, во время неурожая 1816–1817 годов казна выделила беднякам 472 000 франков, а дары короля и королевского семейства равнялись 770 000 франков. Кроме того, в эпоху Реставрации особам, которые при всех предыдущих режимах хранили верность Бурбонам и были «разорены по политическим причинам», выплачивались из цивильного листа весьма значительные суммы: в 1819 году Людовик XVIII выделил трем с лишним тысячам таких роялистов около 2 миллионов франков; в 1830 году при Карле X число людей, которым оказывалась помощь, выросло до 12 тысяч, а сумма вспомоществования – до 5 миллионов франков.

Представители высших слоев французского общества, включая членов королевской фамилии, не чуждались реального участия в деятельности благотворительных обществ. Так, старший сын графа д’Артуа, племянник короля Людовика XVIII герцог Ангулемский согласился возглавить основанное в апреле 1819 года Королевское общество улучшения тюрем. Каждый год он собирал в своих покоях членов этого общества и выслушивал их отчеты о проделанной работе; более того, герцог лично посещал тюрьмы и больницы. Дамы, принадлежащие к королевской фамилии, приезжали на благотворительные представления и выставки, хотя относились к этому по-разному: жизнерадостной и общительной герцогине Беррийской такие посещения были в радость, а чопорная герцогиня Ангулемская участвовала в светской благотворительности неохотно. Однако и эта набожная особа в марте 1825 года почтила своим присутствием представление Олимпийского цирка в пользу пострадавших от пожара, случившегося в «Большом Базаре» – модном магазине на бульваре Итальянцев.

После 1830 года король Луи-Филипп и его супруга Мария-Амелия остались верны этой традиции, тем более что они активно занимались благотворительностью еще до вступления на престол. По свидетельству филантропа Бенжамена Аппера, в 1826–1836 годах они ежедневно получали от 600 до 800 прошений о помощи. До 1830 года герцог Орлеанский сам прочитывал все письма, ему адресованные, а став королем, возложил эту обязанность на барона Фена. Тот составлял списки нуждающихся, а королева принимала решения относительно размеров помощи.

Выплаты из собственных денег королевской семьи доходили до 4000 франков в месяц, но придворная благотворительность к этому не сводилась. Дочери Луи-Филиппа шили «приданое» для новорожденных младенцев неимущих матерей. Королева Мария-Амелия играла со своими гостями на бильярде (ставка равнялась 50 сантимам), а выигранные суммы шли на нужды бедняков. Сестра Луи-Филиппа госпожа Аделаида во время эпидемии холеры 1832 года раздала нуждающимся более 500 000 франков, а в ноябре 1840 года послала пострадавшим от наводнения жителям Лиона 50 000 франков (к которым прибавились 25 000 франков от королевы Марии-Амелии). Госпожа Аделаида тратила на благотворительность шестую часть своего ежегодного дохода в 800 000 франков; она покровительствовала приютам для сирот и основала школу взаимного обучения.

Многие парижские дамы и господа брали пример с особ королевской крови. Так, герцогиня де Монморанси основала на улице Богоматери в Полях заведение под названием «Брошенные дети», где воспитывались сто пятнадцать сирот. Бывший ювелир из Пале-Руаяля Эдм Шампьон по прозвищу «добрый человек в коротком синем плаще» зимой раздавал горячий суп нескольким сотням безработных бедняков на Жеврской набережной.

В повести «Дело об опеке» (1836) Бальзак изобразил одного из таких благотворителей, судью Попино, который в 1816 году, когда на Францию обрушились неурожай и голод, был назначен в своем квартале председателем Чрезвычайной комиссии по оказанию помощи беднякам. Бальзак пишет: «Взбираясь на чердаки, сталкиваясь с нищетой, наблюдая жестокую нужду, постепенно толкающую бедняков на предосудительные поступки, короче говоря, постоянно видя их житейскую борьбу, он проникся к ним глубокой жалостью. <…> Попино стал членом благотворительного комитета и человеколюбивого общества. <…> Он давал работу безработному люду, устраивал убогих в богадельни, разумно распределял свою помощь между теми, кому грозила беда; он был советником вдов и покровителем сирот; он ссужал деньгами мелких торговцев. Никто ни в суде, ни в городе не знал этой тайной стороны жизни Попино. <…> Чтобы не стать жертвой собственного мягкосердечия, Попино завел настоящую бухгалтерию. Все нужды квартала были зарегистрированы, занесены в книгу, каждый горемыка имел свой счет, как должник у купца. Когда Попино сомневался, стоит ли помогать тому или иному человеку, той или иной семье, он обращался за сведениями к полиции. <…> Летом с четырех до семи утра, зимой с шести до девяти в приемной толпились женщины, дети, убогие, и Попино внимательно выслушивал каждого».

Каждое утро бальзаковский судья-филантроп принимал по две-три сотни человек, выяснял трудности и невзгоды каждого и, справившись со своими реестрами, выделял необходимую помощь или отказывал в ней, если выяснялось, что проситель предан пороку. В ту эпоху считалось, что благотворители обязаны не только материально поддерживать нуждающихся, но и заботиться об их нравственном воспитании.

Помимо частных лиц благотворительностью занимались также филантропические общества – как религиозные, так и вполне светские. К числу первых принадлежала конгрегация Пресвятой Девы, которая была основана еще в 1801 году отцом Дельпюи. Либеральные публицисты середины 1820-х годов утверждали, что в эту клерикальную организацию входит вся политическая верхушка государства и что она практически играет роль тайного правительства Франции. Между тем, хотя в конгрегации в самом деле состояли многие влиятельные люди, главным направлением ее деятельности была именно благотворительность. Члены Конгрегации входили в Католическое общество душеполезных книг, Общество душеполезных ученых занятий и Общество добрых дел. К числу этих добрых дел принадлежали посещение больных, помощь заключенным и даже «религиозное и нравственное образование юных трубочистов». С конгрегацией была связана также Ассоциация Святого Иосифа, которая оказывала помощь набожным рабочим, недавно прибывшим в Париж: им предоставляли бесплатное жилье (до тех пор, пока они не найдут работу), а также давали возможность по вечерам и в воскресенье слушать бесплатные лекции и питаться в «благотворительном» ресторане с умеренными ценами. Ежегодно эта Ассоциация оказывала помощь примерно шести-семи тысячам рабочих.

В конгрегацию и связанные с нею общества входили люди набожные и консервативные. Но благотворительностью занимались и либералы. В 1821 году под председательством известного филантропа герцога де Ларошфуко-Лианкура было создано Общество христианской морали, которое объединяло людей либеральных убеждений. Члены Общества, в котором в 1822 году состояла сотня человек, а в конце эпохи Реставрации – целых четыре сотни, платили годовой взнос в размере 25 франков. Для более эффективной работы Общества были созданы комитеты, названия которых говорят сами за себя: Комитет борьбы за запрещение игорных домов и лотерей, Комитет инспекции и надзора за домами умалишенных и местами заключения, Комитет призрения сирот, Комитет милосердия и благотворительности, Тюремный комитет (он предоставлял неимущим обвиняемым бесплатных защитников и искал способы облегчить участь заключенных). В Общество христианской морали входили все наиболее значительные мыслители, публицисты, юристы либеральной ориентации; при Июльской монархии многие из них стали видными государственными деятелями. Характерно, что с 1823 года в Обществе состоял и герцог Орлеанский (будущий король Луи-Филипп) вместе со своим старшим сыном.