– Скажите, – обратился Тимур к врачу, следуя с нею к машине, – у вас лежат и нормальные? Я заметил нескольких женщин, лица у них…
– В нашем заведении здоровые люди не лежат, – категорично заявила врач. – Я знаю, о ком вы говорите, это самоубийцы. После того, как их спасают, сразу привозят сюда. Жить и выживать – это нормальное состояние, а вот когда человек пытается лишить себя жизни, его психика требует коррекции. Если бы люди знали, куда они попадут после попытки самоубийства, уверяю вас, они бы не решились на такой отчаянный шаг. Или убивали бы себя наверняка. Кстати, некоторые идут на самоубийство в надежде, что их спасут. Да, и такое случается. Подобные состояния никак нельзя отнести к норме.
Тимуру не давали покоя беглецы. Направляя автомобиль к трассе, думал, что и он, попав в психушку, попытался бы убежать. Даже пошел бы на убийство, уж очень ему не понравилось здесь. Сложилось впечатление, что, попав сюда, человек остается в психушке навечно. Но чтобы решиться на такой дерзкий побег, прежде всего надо было хорошо его продумать. «Надзирательница психов порассказала много интересного о беглеце, – рассуждал про себя Тимур. – Он боролся с собой, следовательно, у психа работали мозги. Так как же он действовал? Предмет… Что за предмет попал в руки узнику психушки? Чем он мог убить врача? Не ногтем же! Представь, Тимур-джан: сидишь ты тут месяц, два, три. У тебя ничего нет. Ни телика, ни радио, ни газет. Тебе приносят жратву и колят каждый день, заставляют пить таблетки, отчего ты становишься вялым и бесполым существом. Нечем заняться, из развлечений есть только одно – думать. И ты думаешь… о чем? Конечно, о свободе. Так тебе приходит в голову устроить побег. Где же ты возьмешь нож?» Вдруг Тимур вспомнил рассказ зэка, как, находясь в зоне, тот заточил ручку ложки до острия бритвы. Это был способ защиты, способ выжить. Да-да, обыкновенную алюминиевую ложку! Почему бы нет? И фантазия Тимура разыгралась, словно в момент побега он находился в палате…
Два года назад, 28 декабря
Он давно выжидал удобного случая, сидя в одиночке под замком и затачивая алюминиевую ложку, которую стащил у раздатчиков еды. Люди часто невнимательны, эту особенность и использовал. Когда ему однажды принесли еду, спрятал ложку, раздатчики вернулись собрать пустые тарелки, а он к еде не притронулся. Почему? Ложку забыли дать. Раздатчики дали, подождали, пока он поест, забрали посуду и ушли. А он неделями затачивал ручку ложки, используя все подряд: железную кровать, решетку на окне, раковину. За стеной часто слышал женские всхлипывания. Поскольку на этаже они были одни, он постепенно познакомился с ней. Переговариваясь, понял, что она не сумасшедшая, а вполне нормальная, как и он. Его засадили в психушку родные, кому ж это понравится? Он неистовствовал, санитары обвязали его длинной простыней, перевели в одиночку. Бежать – пульсировало в висках, бежать – идея захватила, стала навязчивой. И вот он был готов бежать. Выведал у санитарки, орудующей шваброй, что отметить наступление Нового года, до которого остались считаные дни, медработники решили в другом корпусе. Но ведь дежурный врач все равно вернется, обязательно вернется, чтобы сделать контрольный обход, не заходя в палаты. А санитары? Вряд ли они покинут праздничный стол ради двух пациентов. Даже если и придут, останутся внизу, а ему только бы вырваться из одиночки.
Часов в одиннадцать вечера он принялся звать:
– Доктор, мне плохо! Доктор!
Ему отвечала тишина. Так он понял, что никого не было в корпусе. Он выдерживал паузы, прислушивался к звукам и шорохам в корпусе, снова звал.
– Что случилось? – наконец послышались шаги и голос.
Он повалился на пол, скорчился, имитируя судороги, бился головой об пол, хрипел. Врач неосторожно открыл дверь – он обязан помочь пациенту, ведь налицо были все признаки эпилепсии. Доктор наклонился к больному, обдавая его водочными парами. Одно мгновенное движение, и рукоять ложки вонзилась в горло врачу. Теперь захрипел доктор и бессознательно побежал по коридору, зажимая на горле рану, из которой хлестала кровь, заливая халат и пол. Доктор бежал за помощью, пытался кричать, но изо рта вырывались лишь хрипы. Недалеко от лестницы доктор упал, судорожно ерзал ногами по полу, надеясь встать. Он еще надеялся. И слышал шаги.
Пациент одиночки подошел к доктору, который был в сознании, встал над ним, наблюдая с холодным равнодушием за судорогами смерти. Рука доктора, зажимавшая рану, была в крови по локоть, второй он шарил по полу, словно что-то искал. Его глаза видели убийцу, глаза молили и тускнели. Пациент взял доктора под мышки и потащил к своей палате. Рука, зажимавшая рану на горле, безвольно упала на линолеум, оставляя кровавый след. Из шеи пульсировала кровь…
Доктор был еще жив, когда убийца бросил его в палате на пол и прикрыл дверь. Связка ключей торчала в замке. Так без хлопот открыл палату соседки. Она сидела на кровати, поджав ноги, испуганно вскинула на него глаза, дрожала.
– Идем, мы свободны, – сказал.
Не веря в магическое слово «свободны», молодая женщина поднялась, шагнула к выходу. Заметив свежую кровь на линолеуме, отступила с коротким вскриком. Тогда он взял ее за руку и увлек за собой:
– Ты хочешь навечно здесь остаться? Идем.
Его пальцы были в крови, но страшнее звучало слово «навечно», поэтому она безропотно повиновалась воле молодого человека, не успев толком рассмотреть его. Оставил ее на минуту под лестницей, вернулся с простыней, разорвал на ленты и привязал к ногам тапочки себе и ей. Затем они вышли в ночь…
– Вы заснули? – тормошила врач за плечо Тимура. – Приехали.
– Извините, просто задумался.
Они вышли из машины, врач спустилась в кювет:
– Вот это место.
С обеих сторон трассы раскинулось чистое поле, гулял ветер. Тимур постоял над кюветом, где по рассказу были обнаружены два сгоревших тела, а нынче все пространство занимала жухлая и сухая трава. Он предложил вернуться в машину – холодно, ветер сильный. Не торопился уезжать, уговорил врачиху выпить глоточек шампанского и конфетку съесть. Сам лишь пригубил, ибо он за рулем, – рисовался перед дамой. Когда она опустошила половину бутылки под разговоры о тяжелом писательском труде и о самопожертвовании медицинских работников, вернулся к «нашим баранам»:
– Скажите, вы на все сто процентов уверены, что это они сгорели? У них сохранились лица, еще что-нибудь? Как определили, что это ваши пациенты?
– Внешних признаков не сохранилось, трупы нашли обуглившимися. Но улик, указывающих на них, было достаточно. Неподалеку от трупов валялась пустая канистра из-под бензина и тапочка из пары, какие носила наша пациентка. Отпечатки на канистре совпали с кровавыми отпечатками на двери и принадлежали больному, который убил дежурного врача, затем помог бежать женщине из соседней палаты. Они облили себя бензином и подожгли. Видимо, постарались вымокнуть в бензине.
– А где же они канистру взяли?
– Да в деревне. Где ж еще?
– Ну, еще глоточек шампанского?
– Мне еще работать…
– Мне тоже. Да это же легкий напиток, выветрится, – наливая в пластиковый стакан, уговаривал Тимур. – И все же странно. Они зашли в деревню, украли канистру, потом отошли далеко, когда бушевала метель, практически были раздеты, и подожгли себя? Почему не сделали этого в деревне или сразу за деревней?
– Трудно сказать. Вы забываете, что это были больные люди, с тяжелыми психическими расстройствами. Может, надеялись уйти, хотели погреться, с этой целью и прихватили канистру, а сгорели случайно, по неосторожности.
– Логично, – согласился Тимур, хотя она его не убедила. – А что, кто-то заявил о пропаже канистры?
– Нет. Да здесь в каждом дворе канистры есть. В них держат воду, бензин, масло подсолнечное – все жидкое. Пропажа слишком пустяковая, чтобы о ней заявлять в милицию. И бензин добыть несложно, тут гаражи без сигнализации, зачастую взломать замок не проблема при желании.
– Понял. Куда ведет дорога?
– В ту сторону – к городу, а в эту – в соседнюю деревню.
Он поставил локоть на руль, подбородком уперся в ладонь и, пока врачиха томно поглощала конфетки, размышлял: «Есть некоторая неясность, а вернее, ясно, что трупы были. Это факт, не подлежащий сомнению. Но есть и дама, и мистер Икс. Получается: сгорели он и она, и действуют против Марка он и она. А если психи все же спаслись? Ну, предположим такое. Значит, фактические покойники не те люди, которые сбежали из больницы… Ну почему отказываться от этой версии? А на их месте кто тогда оказался? Нет, правда, дама загорала в психушке, сбежала с психом, потом сожгла себя? Нет уж, если вырвался из ада, то будешь кровь пить, чтобы согреться, грызя шею партнера зубами, но дойдешь до безопасного места. Свихнуться можно! Здесь все к умопомешательству располагает». Тимур тряхнул головой, прогоняя чехарду в мозгах, и подлил шампанского врачихе:
– Тихо здесь. Наверное, ничего не случается.
– Хулиганы, бывает, безобразничают, да их везде полно, а вообще спокойно.
Он отпил из пластикового стаканчика, впервые в жизни не наслаждаясь любимым напитком, так как трупы – или не трупы – не давали покоя уже из любопытства. Наверное, только профессионала могут запутать отпечатки и тапочка, а Тимуру улики до фонаря. Есть данность: усопшая хапнула бабки. В самом деле, не могло же привидение притопать в банк, зачем ему бабки на том свете? Ах, да, мошенница! Но почему она так долго выжидала, аж несколько лет? Почему не хапнула при жизни папаши Марка, если выкрала паспорт еще тогда? Нелогично. А подписи? Они же похожи, как две капли. А похищение Алисы? А стрельба по Марку? А конверты из ада? Кстати, психушка похожа на ад – таково мнение Тимура.
Он решил прорабатывать пока версию, что им удалось спастись. Ну почему нет? Отсюда вывод: должно было еще что-то случиться, ведь откуда-то взялись два трупа, но которые, когда эти люди были еще живы, жили здесь же, а теперь зависли неизвестно где. Эти два трупа как-то надо было беглецам доставить сюда, чтобы выдать за себя. «Что, шизики кокнули их, а потом несли на себе? – сам себе возразил Тимур. – Ну, с боль