з стоек с открытками, и та с грохотом обрушилась у него за спиной.
— Проклятая собачонка! — выругался Шерман, распахивая дверь и выскакивая на улицу.
— Это же надо так! — сказала Розали. — Прямо что твой боевик!
Она кинулась к двери.
— Идиот! — крикнула она вслед человеку в замшевой куртке, который быстрым шагом удалялся от лавки.
10
Роберт Шерман даже не мог вспомнить другого случая, когда бы он так разозлился. В крови бушевал адреналин.
Большими шагами он, кипя от ярости, устремился по улице дю-Драгон в сторону бульвара Сен-Жермен, глядя себе под ноги не только из опасения наступить на другую собачью кучку. Возможно, Рейчел не так уж ошибалась в своих представлениях о французских женщинах. Как дерзко и нахально вела себя эта маленькая продавщица! «Тут вам не бургерами торгуют! Неужели у вас там не учат приличным манерам?» Можно подумать, что он какой-то неотесанный дубина со Среднего Запада!
Он покачал головой. Она глядела на него своими темными глазами и беззастенчиво над ним смеялась. «Мы смотрим на это свободнее, мсье!» — возмущенно бормотал он себе под нос. Эта маленькая француженка задела его честь. Такое высокомерие! Как будто он скудоумный мелкий буржуа, а она, будучи француженкой, заведомо представляет свободомыслие! Liberia toujours[24], да? Собачьи кучки и плагиат — нет уж! Спасибо за такое свободомыслие!
— У-у, дура, стерва французская! — выпалил он злобно и чуть было не столкнулся с идущей навстречу женщиной, которая шла, нагруженная покупками, волоча за собой мальчонку.
Женщина посмотрела на него неодобрительно, и он услышал слова мальчика:
— Что это с дядей, maman?
Да, что это с ним? Роберт крепче прижал к груди книгу и пошел дальше.
Эта Розали Лоран даже не сочла нужным перед ним извиниться. Не извинилась, когда ему на голову упал колокольчик и когда на него набросилась ее собачонка. Два раза набрасывалась. Это же только представить себе! Хорошо хоть не покусала, как тогда в детстве, когда соседский фокстерьер напал на него и укусил за губу и он в первый раз в жизни потерял сознание. С той поры он не доверял маленьким собачонкам. Эти шавки особенно коварны. Хорошо, что он успел увернуться, а то пришлось бы делать укол от столбняка! Мысленно он так и видел перед глазами медицинскую сестру, почему-то удивительно похожую на владелицу лавочки, как она, насмешливо изогнув брови, щелкает пальцем по шприцу с вакциной сомнительного качества. «Мы на это смотрим свободнее, мсье!»
Отчего эта фраза особенно его раздражает? Может быть, из-за той безответственности и пренебрежительного отношения ко всем доводам разума, которые в ней слышатся? А что касается книжки, то это и вовсе переходит все границы!
Он совершенно случайно заметил ее в витрине, и его сердце забилось от смешанного чувства любопытства и досады. Зайдя в лавку, он, по известному стечению обстоятельств, чуть не упал, и то же самое повторилось, когда он поспешно ее покидал. Он мог получить серьезную травму. Не говоря уже обо всем остальном.
Но хозяйку писчебумажной лавчонки, которая не видит ничего плохого в том, чтобы щеголять в чужих перьях, это, кажется, нисколько не трогало.
Вместо извинений она крикнула ему в спину: «Идиот!» Он это прекрасно расслышал.
Правила безопасности в этом городе оставляют желать лучшего, подумал Роберт. И правила вежливости — тоже.
Он свернул на бульвар Сен-Жермен и автоматически зашагал дальше в сторону Сорбонны. Вообще-то, он собирался побывать там и ознакомиться с ее местоположением. На один из ближайших дней он договорится о встрече с деканом. Однако в настоящий момент Сорбонна почему-то не вызывала у него большого интереса. Неожиданно попавшаяся ему на глаза книга взволновала его не меньше, чем возмутительное поведение лавочницы.
Моцион пошел ему на пользу. Постепенно его шаг сам собой замедлился и сердцебиение успокоилось. Свернув с бульвара, он углубился в путаницу улочек Латинского квартала.
Приехав в Париж, он ожидал чего угодно. Он хотел взять тайм-аут, чтобы спокойно и без постороннего вмешательства обдумать все, что его сейчас волновало. Хотел осмотреться в этом городе, который для него был не более чем детским воспоминанием. Хотел, в память о матери, еще раз подняться на Эйфелеву башню. Хотел, конечно, зайти в книжный магазин «Шекспир и компания», чтобы всласть порыться там в книгах и подышать воздухом прошлых времен, когда литература еще была центром мироздания.
После тягостного расставания с Маунт-Киско и всех домашних неприятностей он надеялся провести здесь несколько дней в атмосфере летней безмятежности, может быть даже с мимолетным невинным флиртом. Да, и об этом он тоже подумывал! Он надеялся в городе на Сене снова ощутить ту легкость бытия, которая каким-то образом совершенно исчезла из его жизни. Он надеялся найти ответы на свои вопросы, обрести ясность, принять правильное решение. И все это под девизом, заключенным в словах его матери: «Париж — всегда хорошая идея!»
Отправляясь на такси из аэропорта Орли в Париж, он ожидал чего угодно, рассеянно подумал Роберт Шерман, усевшись на колченогом стуле в маленьком уличном кафе, которое вряд ли было отмечено в путеводителях по городу. Но никак не рассчитывал, что встретит в витрине писчебумажного магазинчика в районе Сен-Жермен синего тигра.
Сказка про синего тигра была для него с детства такой же родной и знакомой, как плюшевый медвежонок Вилли. Когда он был маленьким, мама каждый вечер рассказывала ему эту историю на сон грядущий. Он очень любил ее и готов был слушать снова и снова, заранее зная, что скажет каждый персонаж. Если мама спешила с папой вечером в гости и пыталась сократить рассказ, Роберт тотчас же замечал обман. «Мама, ты забыла сказать, что они встретились в гроте Четырех Ветров», — напоминал он ей. Или: «Мама, сумка с рисовальными принадлежностями была не зеленая, а красная». Он не позволял упустить ни одной детали, следил за каждой мелочью. Многие годы сказка про синего тигра прочно входила в ритуал засыпания, и даже когда на его книжной полке появились другие книги, она оставалась у него самой любимой. Дойдя до того места, где Элоиза верхом на тигре летела над Парижем и ее развевающиеся на ветру золотистые волосы промелькнули в небе, как метеор, мама всегда делала небольшую паузу и обменивалась с ним многозначительным взглядом. «При виде летящего метеора можно загадать желание, — говорила она. — Так что давай загадаем!» И они, взявшись за руки, молча загадывали какое-нибудь желание.
Удивительно, как сильно детские впечатления потом, годы спустя, продолжают влиять на наше сознание, подумал Роберт. До сих пор он, взрослый мужчина почти сорока лет, высматривает летом на небе падающие звезды. На Манхэттене их, конечно, трудно заметить, потому что небо там залито отражением городских огней и подернуто дымкой от выхлопных газов, так что звездных ночей почти не бывает.
Роберт пригубил толстую белую чашку, которую поставила перед ним на круглом столике вместе со стаканом водопроводной воды приветливо улыбающаяся хорошенькая девушка с прической «конский хвост», и автоматически улыбнулся ей в ответ.
Не все француженки стервы, мысленно поправил он себя, откидываясь на спинку стула и подставляя лицо солнечным лучам.
Взглянув на книгу, он вдруг вспомнил, как в детстве спросил однажды, есть ли книжка про синего тигра. Но мама отрицательно покачала головой и сказала, что эта сказка принадлежит только им двоим и она ему подарит эту сказку. А много лет спустя она исполнила это обещание.
У Роберта сжало горло при воспоминании о том, как в толстом коричневом конверте, который после смерти мамы вручил ему нотариус, он обнаружил среди разных бумаг, документов и старых фотографий рукопись в голубом переплете.
На переплете было написано: «Синий тигр», а под названием — «Посвящается Р.». К рукописи мама прикрепила скрепкой записку, на которой ее округлым почерком было написано: «Моему дорогому Роберту на память о многих вечерах, которые мы провели за „Синим тигром“. Они мне бесконечно дороги».
Он давно уже перестал быть маленьким мальчиком, но при виде рукописи, которая была последним приветом от его матери, у него на глазах выступили слезы.
В конце концов он перерос тот возраст, когда детям рассказывают на ночь сказки. Тогда, вероятно, она записала для него эту историю слово в слово так, как рассказывала. Он растроганно листал страницы, напечатанные на старомодной пишущей машинке, и после долгого перерыва снова прочитал эту сказку. Это было радостно и печально. Как всегда бывает радостно и печально возвращение к давно любимым местам, где ты вдруг понимаешь, что ничто не остается неизменным.
Он невольно вспомнил тогда, что его мать в свой последний час сказала: «Я ухожу в такую далекую страну, куда не долетишь даже на самолете». Но только получив в руки напечатанную сказку, он понял, что эти слова имеют отношение к одному месту из сказки.
И вот теперь, всего несколько часов назад, он очутился перед витриной писчебумажного магазина, в чужом городе на другом континенте, и вдруг видит — там лежит эта книга! Книга, которой вообще-то просто не может быть, потому что эту историю знали только два человека, а ее единственная рукопись находится за шесть тысяч километров отсюда, в коричневом конверте.
Он прямо обомлел от неожиданности.
В растерянности он сделал еще несколько шагов, затем вернулся, чтобы выяснить, в чем тут дело.
Попросив посмотреть книжку детского писателя — в лавке висел большой плакат, приглашавший на публичное чтение, с портретом пожилого господина с бородкой и седыми, зачесанными назад волосами, — он еще думал, что речь идет о какой-то другой сказке, которая случайно носит то же название. Но затем он начал читать и с первых же строк понял, что это та самая история, которую ему завещала мама.
Он почувствовал себя ограбленным — да, ограбленным, это было самое подходящее слово! — как человек, который, вернувшись домой, видит, что в квартире побывали воры. Его охватила бессильная ярость.