Макс вернулся от своего мысленного экскурса в прошлое к настоящему и, немного подумав, сказал:
— М-да… Так же, как вообще придумываются такие истории. Где-то что-то увидишь или услышишь, идея носится в воздухе, ты гуляешь в Булонском лесу и вдруг начинаешь сочинять историю. Всегда должен быть определенный момент, который дает толчок твоей мысли, а дальше она развивается сама собой. — Он еще раз задумался. — Это может быть чье-то высказывание или разговор…
Он умолк.
— А что дало толчок вашей истории?
— Ну, что дало… — На секунду он было подумал, не сказать ли ей правду, но тотчас же отбросил эту мысль. — Я бы сказал, это был добрый старый Монсиньяк, — бросил он, не вдаваясь в лишние подробности. — Без его настойчивых требований книжка точно бы не состоялась.
Она засмеялась, как ему показалось, несколько смущенно:
— Нет-нет, я не в том смысле… Я задаюсь вопросом, это… это… Нет ли, может быть, другой сказки, которая легла в основу сказки про «Синего тигра»?
Макса этот вопрос поставил в тупик.
— Ни о чем таком никогда не слыхал, — сказал он. — А если и была, то я ее не знаю.
— А-а.
Повисла небольшая пауза.
У Макса появилось неприятное ощущение. В чем причина этого странного звонка? Он кашлянул, прочищая горло.
— А ну-ка, Розали, давайте начистоту, что там вас мучает? — прервал он наконец затянувшееся молчание. — Вы же, наверное, не без причины задаете мне такие вопросы?
И тут она призналась и, смущаясь, осторожно рассказала ему о неприятном случае с незнакомцем, который, явившись к ней в лавку, стал утверждать, будто бы сказка про синего тигра украдена.
— Какая возмутительная мерзость! — воскликнул Макс. — Надеюсь, вы не поверили этому сумасшедшему? — Он даже засмеялся и замотал головой — такой дикой чушью казалось ему услышанное. — Так что, дорогая моя Розали, немедленно забудьте эту ерунду. Могу вас заверить, что я — автор этой истории. Так и скажите тому господину из Нью-Йорка, если он снова к вам явится. Эту историю я целиком придумал сам, каждое слово в ней — мое.
Он услышал, как она облегченно вздохнула.
— Я в этом никогда и не сомневалась, Макс. Я только потому, что этот человек утверждает, будто он может доказать, что это его история. Он страшно вышел из себя и даже грозился подать на нас в суд.
Макс возмущенно фыркнул:
— Чудовищно!
— Его имя — Роберт Шерман. Вы его, случайно, не знаете?
— Не знаю никакого Шермана, — сердито отрезал Макс. — И у меня нет никакого желания знакомиться с этим господином, который, судя по всему, настоящий безумец.
На этом он закрыл тему.
По крайней мере, так он тогда думал.
13
В комнату падал косой солнечный луч. В окно задувал летний ветерок, шевеля занавески. Роберт Шерман открыл глаза и прислушался к тихому позвякиванию посуды, которое доносилось откуда-то издалека, не нарушая царившего вокруг покоя. Умиротворенная атмосфера этого утра напомнила ему тихие воскресные дни детства в Маунт-Киско.
Он потянулся, вспоминая только что приснившийся сон, который быстро бледнел и улетучивался. Сон был приятный, и он проснулся после него с хорошим чувством. В нем была какая-то женщина, с которой он сидел на скамейке на какой-то площади.
Он попытался припомнить точнее, но мимолетные образы было не ухватить. Не важно! Он повернулся на бок, повыше натянул одеяло и еще немного подремал. Несколько счастливых мгновений все в мире Роберта Шермана было в полном порядке.
Затем резкий звук работающей дрели прорезал тишину. Роберт поднялся с подушки, сел на кровати и отпил воды из стакана. Кинув взгляд на мобильный телефон, он увидел, что пришло сообщение: «Вот как, дорогой! Звучит довольно волнующе. Надеюсь, тебя это навело на размышления. Я же говорила тебе, что это только с пьяных глаз можно было придумать поехать в Париж. Прислать тебе денег? Привет. Рейчел».
И тут он все вспомнил. Эту ведьму из писчебумажного магазина, книгу, ресторан со стейками, пропавший бумажник. Весь сон с него сразу как рукой сняло, и блаженного состояния, с которым он проснулся, как не бывало. Он взглянул на часы. Половина одиннадцатого! Он проспал почти двенадцать часов.
Сегодня пятница, он остался без бумажника, а проклятая лавка открывается в одиннадцать.
Наскоро позавтракав чашечкой крепкого кофе с круассаном (с хрустящей корочкой, как он заметил, несмотря на всю спешку), Роберт бегом спустился по лестнице, протиснулся в тесном вестибюле между двумя рабочими, которые о чем-то рассуждали, разложив на полу чемодан с инструментами, выскочил на улицу Бонапарта и тут вдруг вспомнил наставительный тон сообщения, которое прислала Рейчел. Пускай поездка в Париж была не очень удачной идеей, но совсем не обязательно так подчеркнуто на это указывать!
В начале двенадцатого он уже отворил дверь «Луны-Луны» и осторожно вошел в лавку. На этот раз ему не свалился на голову колокольчик, и только собачонка в корзинке дала о себе знать негромким рычанием. Роберт из осторожности обошел ее стороной.
В магазине еще не было покупателей. Розали Лоран, поправлявшая что-то на полках у стены, обернулась.
— Надо же! Опять вы тут, — сказала она, возводя глаза к потолку.
— Да, опять я, и опять здесь! — огрызнулся он. — Вчера вечером вы, к сожалению, меня не впустили.
При мысли о том, как она оставила его стоять перед запертой дверью, а он как дурак разорался на всю улицу, он почувствовал, как в нем поднимается холодная злость.
— Мне кажется, мы с вами еще не рассчитались, — сказал он.
— Да что вы? — ответила она с вызывающей улыбкой. — И что же вас привело сюда сегодня? Вы уже подали иск или просто хотите опрокинуть еще одну стойку с открытками? — продолжала она, приподняв красиво изогнутые брови.
Он набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул. Вступать в перебранку с этой открыточной куклой бесполезно, и ни к чему хорошему это не приведет.
До этого нельзя опускаться, надо быть выше. Он же профессор литературы и хорошо знает Шекспира: first things first[32].
— Ни то ни другое, — сказал он как можно спокойнее. — Я только хочу забрать свой бумажник.
Она посмотрела на него искоса:
— Ага! Очень интересно. А я-то, позвольте спросить, какое имею к этому отношение?
Понятно! Она не собирается идти ему навстречу.
— Только то, — сказал он, стараясь смотреть не на нее, а на столик с кассой и рекламными брошюрами, — что я, как мне кажется, его здесь забыл.
— Так вы поэтому вчера вечером чуть не расколошматили мне стекло в двери? — осведомилась она с язвительной улыбкой.
— А вас это удивляет? Вы у меня перед носом запираете дверь и показываете мне средний палец. Если это и есть изысканная французская вежливость, то…
— Магазин был уже закрыт, мсье. — Она приблизилась на шаг и смерила его сверху вниз взглядом своих темных глаз. — Знаете, в чем ваша проблема? Вы, очевидно, не умеете спокойно принимать, когда вам говорят «нет».
— Нет, это не так, — решительно заявил он. — То есть, как правило, не так. Но вчера я попал в чрезвычайную ситуацию. Могу вас заверить, что нет ничего веселого, когда вы в ресторане вдруг обнаруживаете, что потеряли все деньги вместе с кредитными карточками.
— Ах, так я еще и в этом, оказывается, виновата?
Снова вздернутые брови. Вот уж что у нее действительно хорошо получается!
— Мне кажется, нет ничего удивительного в том, что среди вчерашнего столпотворения я его здесь забыл.
— Столпотворение. Вы сами это сказали. Мне вчера потребовался почти целый час, чтобы устранить следы того разгрома, который вы тут учинили. — Она бросила на него укоризненный взгляд. — Вам, конечно же, и в голову не пришло помочь мне навести порядок в этом хаосе.
— При чем тут я, если вы держите в своей лавке злобную тварь, которая бросается на посетителей?
— Это же просто смешно! Слышали бы вы себя со стороны! По-вашему, это мой маленький, ласковый Уильям Моррис во всем виноват? — Розали громко захохотала.
Уильям Моррис, услышав свое имя, приподнял голову и, тихо пискнув, радостно завилял хвостиком.
— Вот, вы же видите сами! Это ласковая, добрая, маленькая собачка. Сдается мне, что вы страдаете манией преследования, мсье… мсье… как там вас… Шерман… из Нью-Йорка! Причем не только в том, что касается собак.
Роберт Шерман схватился за голову. И зачем только он опять сюда пришел? Ах да! Бумажник! Нельзя отвлекаться на замечания, уводящие в сторону от главного. Эта женщина — заядлая спорщица. Главное сейчас — это бумажник.
— Отдайте мне мой бумажник, и я тотчас же уйду, — сказал он без обиняков.
— Отдала бы с превеликим удовольствием, — ответила она насмешливо. — Только вашего бумажника здесь нет.
Он недоверчиво посмотрел на нее. На секунду он засомневался, неужели это строптивое большеглазое создание способно из чистой вредности не отдать ему бумажник, только чтобы причинить ему неприятности?
Словно прочитав его мысли, она покачала головой:
— Нет, я говорю это не для того, чтобы вас позлить, хотя, признаться, эта мысль очень заманчива.
— От вас всего можно ожидать, — сказал он сердито.
Возможно, она просто лжет. Он был на сто процентов уверен, что выронил бумажник в этом магазине.
— Мсье! — заговорила она, встав перед ним в позе руки в боки. — Прекратите наконец ваши инсинуации! В конце концов, я вчера убрала всю лавку, после того как вы выскочили будто ошпаренный, опрокинув стойку с открытками… Но никакого бумажника не обнаружила. Наверное, вы потеряли его где-то еще. Или у вас его вытащили.
— Нет-нет, это невозможно… Он должен быть здесь, — настойчиво повторил Роберт. — В последний раз я вынимал его из внутреннего кармана именно здесь, когда расплачивался… за эту книжку.
— Ах да, сказку про тигра. Ее же тоже у вас украли. Вас действительно преследуют неудачи. Париж просто не ваш город. Наверное, вам лучше всего поскорее вернуться в Нью-Йорк. — Она отошла от него и расположилась за кассой. — Но если хотите, пожалуйста, посмотрите сами.