— Ну и что? Это же так романтично! По-моему, любому бы потом захотелось вспоминать такую необычную историю. Возможно, то, что они расстались, придавало этой любви особое очарование, — предположила Розали.
— Кроме того, «Синий тигр» — очень хорошая сказка. Меня, по крайней мере, она при первом чтении очень тронула. Хотя я и не знала, какая в ней кроется тайна, — продолжала размышлять Розали. — И как ни печально было для Макса то, что случилось, после этого он начал писать. То есть писать по-настоящему. Руфь стала, так сказать, его музой. — Она мельком взглянула на Роберта. — Макс написал еще много других замечательных книг. Тебе стоило бы их почитать. В детстве я ими зачитывалась.
— Гм, — произнес Роберт.
Не то в нем говорила усталость, не то он был занят собственными мыслями. Во всяком случае, душой он был сейчас где-то далеко, и Розали решила ему не мешать.
Направляя машину в Нантерский тоннель, она почувствовала, как ее окончательно отпустила всякая напряженность.
Она радовалась, с облегчением думая о том, что непростая встреча двух мужчин прошла так гладко. Слава богу, все кончилось для них обоюдным примирением. Макс, которого очень потрясло печальное известие о том, что Руфь умерла, забыл о предшествующей вражде с Робертом и был искренне рад, что познакомился с сыном Руфи. На прощание он обнял обоих своих гостей.
Розали призналась себе, что была бы очень огорчена, если бы Макс и Роберт расстались непримиримыми недругами. Ведь они оба, как она с удивлением поняла, были дороги ее сердцу.
Она включила поворотник, вывернула на скоростную магистраль и с ужасом вспомнила, какая враждебная атмосфера установилась между ними вначале. Как они, сидя друг против друга, сверкая глазами, гневно обличали один другого, обвиняя во французской спеси и американском невежестве! В какое-то мгновение ей даже показалось, что возмущенный хозяин вышвырнет их из дома, не дожидаясь никаких объяснений. Но к концу дня у нее создалось впечатление, что между Максом и Робертом установились отношения взаимного интереса и симпатии. Иначе Роберт вряд ли предложил бы отправиться завтра вместе в Булонский лес.
Она с нетерпением ждала этой поездки по следам миссис Шерман, вернее сказать — по следам мисс Руфи Трюдо, — женщины, которая странной волею судьбы стала связующим звеном между этими двумя столь разными людьми.
Она снова оглянулась на Роберта, который все еще сидел молча. Эти ночные поездки с профессором-шекспироведом незаметно стали для нее милой привычкой, подумала Розали. Однако на этот раз их не разделяло неловкое молчание, как во время прошлого посещения Ле-Везине, в этом молчании, вызванном усталостью, напротив, было что-то сближающее.
Все недоразумения и споры, которые они пережили, все тайны и догадки в конце концов сошлись воедино и привели их на виллу старого детского писателя, и он поведал им свою историю — историю давно минувшей любви, такой светлой и бесконечно печальной!
Розали прислонилась затылком к подголовнику и повертела головой слева направо и обратно. Под равномерный шум мотора машина плавно мчалась сквозь тьму по шоссе. Под мелькание фонарей, освещавших тоннель, которые пролетали мимо через равные промежутки, на миг ослепляя глаза вспышками холодного света, Розали заново перебрала в памяти сцены, описанные в «Синем тигре», пытаясь отыскать в них новые подсказки. Она сама иллюстрировала эту книжку и знала ее теперь чуть ли не наизусть, но ни за что бы не догадалась, что на самом деле речь в этой сказке идет о двух влюбленных, которым не дано было соединиться и которым в конце концов осталась только мечта и… воспоминания.
Она выехала из туннеля и вскоре очутилась на круговом перекрестке, от которого дорога вела к Елисейским Полям. Розали встроилась в нужный ряд и увидела впереди черный обелиск площади Согласия, высившийся в конце длинной аллеи как поднятый перст.
Поиски были закончены, разгадка найдена. Но что же дальше? Да и будет ли что-нибудь дальше? Розали поймала себя на мысли, что завтрашний день и в их с Робертом истории поставит жирную точку.
Остановившись на красный свет, она покосилась на Роберта. Теперь он сидел с открытыми глазами, задумчиво глядя в окно. Она внимательно присмотрелась к его лицу. Интересно, какие мысли бродят у него в голове? Правда, которую он узнал о своей матери, должно быть, сильно его взбудоражила. Розали видела, как он хмурит лоб и как играют на щеках желваки. Ей захотелось обнять его. Сказать какие-то нужные слова. Но увы, ничего подходящего не приходило в голову.
— Удивительно, правда, чего только не бывает в жизни! — произнесла она наконец. — У тебя должно быть чудное ощущение.
Не раздумывая, она взяла его за руку и пожала ее.
— Ладно, не так все страшно, как кажется, — возразил он, удерживая ее руку в своей. Его пожатие было крепким и теплым. Как его поцелуй тогда в саду. — Да и нет ничего страшного, только… странно, — продолжал он. — Многое предстает в каком-то новом свете. — Их пальцы соединились. Казалось, их руки нашли собственный общий язык. — Теперь мне даже кажется, будто мама хотела дать мне подсказку «Синим тигром» и теми словами, которые она повторяла, говоря о Париже.
— А что твоя мама говорила о Париже?
— Что это всегда хорошая идея? — Он невольно заулыбался.
— Вопросительный знак можешь спокойно отбросить, — с улыбкой возразила Розали. — Понимаешь, это действительно так: Париж — это всегда хорошо! — Она с сожалением забрала у него свою руку и переключилась на вторую скорость, заворачивая с бульвара Сен-Жермен в боковую улочку и высматривая впереди через ветровое стекло свободное место. — Кроме тех случаев, когда тебе надо припарковаться.
На этот раз Розали не высадила его у дверей гостиницы. После того как ей удалось, против всех ожиданий, втиснуться в крошечное свободное пространство между двумя машинами, разумеется задев при этом и ту, что впереди, и ту, что сзади («А зачем тогда нужен бампер?» — удивленно спросила она), они вышли, и он пошел провожать ее на улицу дю-Драгон. Из-за двери подал голос Уильям Моррис, который сначала тявкнул, а затем радостно заскулил.
— Хочешь зайти, подняться наверх и выпить со мной стаканчик вина? — спросила Розали, отпирая замок. Она старалась, чтобы этот вопрос прозвучал по возможности вскользь. — Или боишься моей собачки?
Роберт помотал головой:
— Нет-нет. Мы с Уильямом Моррисом успели, по-моему, подружиться. — А затем, скривив губы в иронической улыбке, добавил: — А вот что скажет твой личный телохранитель? А ну как вызовет меня на поединок!
Рене! Розали почувствовала, что краснеет, и утешалась только тем, что в слабом уличном освещении Роберт ничего не заметит. Среди всех треволнений она совсем забыла про своего друга, который — как она тут же вспомнила — был уже не ее друг!
Она улыбнулась улыбкой сфинкса:
— Мой личный телохранитель, судя по всему, нашел в Сан-Диего бегунью на длинные дистанции и теперь решил охранять ее, — ответила она, не вдаваясь в подробности.
— Ах вот оно как? — Роберт удивленно приподнял брови и расплылся в улыбке, как кот при виде кувшина сливок. — Как же это случилось?
Розали оставила этот вопрос без ответа, и он поднялся вслед за ней по винтовой лестнице в ее маленькую квартирку. Войдя, он с любопытством стал осматриваться вокруг и задержался перед просторным столом, разглядывая лежавшие на нем рисунки.
— Садись! — Включив торшер, она кивнула на кресло, стоявшее возле кровати. — Сейчас принесу из кухни бокал вина.
Она сбросила босоножки, а он положил на кресло свою сумку и стал ходить по комнате. Наконец он остановился перед фотографией ее отца, которая висела над письменным столом.
— Твой отец? — спросил он.
Она кивнула.
— Сразу видно, — сказал он, разглядывая фотографию. — Каштановые волосы, лоб с четко прорисованными бровями, большой рот. Выглядит симпатично. — Роберт обернулся к Розали и взъерошил пятерней волосы. — А я больше пошел в мать.
— Ах да, — улыбнулась Розали. — Золотистые волосы! — Ей вспомнилась выцветшая фотография Руфи. Затем она пошла в атаку: — А от кого у тебя эти невероятные голубые глаза?
— О, благодарю за комплимент! — широко улыбнулся он, стараясь за шуткой скрыть смущение. — Исторический момент!
— Почему исторический?
— По-моему, это первый комплимент, который я получаю от некоей Розали Лоран.
— Может быть, причина в том, что некий Роберт Шерман до сих пор давал мне мало поводов для комплиментов? — парировала она. — Готова держать пари, что на отсутствие комплиментов тебе не приходится жаловаться. Наверняка я не первая женщина, обратившая внимание на твои глаза.
Розали хорошо помнила, как он впервые остановился перед ее витриной и цвет его глаз еще тогда произвел на нее сильное впечатление.
— Да ну… что там… подумаешь… — Он небрежно отмахнулся, лицемерно изображая скромность. — Не так уж и много. Сотня, наверное, не больше.
— Комплиментов или женщин?
Он иронически улыбнулся:
— Комплиментов, конечно. Я же не какой-нибудь там Казанова! Но если уж ответить на твой вопрос, то глаза у меня не от папы и не от мамы, а от дедушки по материнской линии, которого я, к сожалению, никогда не видел. У нас в семье поднялся тогда настоящий переполох из-за этого… — тут он изобразил двумя пальцами кавычки, — крошки Шермана с голубыми глазами.
Он засмеялся, а Розали попробовала представить себе этого рослого мужчину в сине-белой рубашке в полоску маленьким мальчиком.
— Тетушка, по-моему, уже прочила мне актерскую карьеру. Этакого Роберта Редфорда для бедных, — пояснил он, подмигивая. — Но для актера я все-таки недостаточно хорош собой.
— Ой, знаешь, — склонив набок голову, заявила Розали, — красота — еще не самое главное. По-моему, для профессора литературы того, что есть, вполне достаточно.
Через несколько минут она вернулась с двумя бокалами красного вина. Роберт все еще стоял, оглядывая комнату.