Даниель, с коротко подстриженными седыми волосами, добрыми глазами и прекрасным французским акцентом, заверил меня, что они свяжутся со мной по поводу багажа. Когда я потребовала от него подробностей, он заявил, что как только мой чемодан будет найден, его доставят прямиком в мою квартиру. Он произнес это так, будто доставка багажа на дом – это новый сервис для особо важных клиентов авиакомпании. Удобно, конечно, но я предпочла бы иметь свои вещи при себе прямо сейчас.
Это была не его вина – я это знала. Поэтому я улыбнулась, поблагодарила его за помощь и пожелала хорошего дня. Он, казалось, был благодарен, что я не набросилась на него, и еще раз пообещал вернуть мне чемодан как можно скорее. Я вышла из-за стойки, не имея ничего, кроме одежды, которая была на мне, сумочки и смутного ощущения, что я забыла что-то важное. Но это было не так: мне недоставало чего-то важного.
А что, если они никогда не найдут мой багаж? А что, если мой телефон потерян навсегда? А что, если его никогда не найдут? Что же мне теперь делать? Я мысленно встряхнулась. Люди жили тысячи лет без сотовых телефонов; я могла прожить день или два, даже если от мысли об этом меня начинало слегка подташнивать.
Быстрый осмотр содержимого сумочки показал, что у меня есть кошелек, паспорт, солнцезащитные очки, расческа и пачка мятных леденцов. Конечно, я смогу прожить день с этим набором. Немного успокоившись, я отправилась искать поезд, который доставит меня в город, надеясь, что зловещее начало моего парижского приключения не предвещает ничего более ужасного.
Поскольку мой самолет приземлился в термина- ле № 1, мне нужно было успеть на бесплатный трансфер до терминала № 3, где я могла сесть на поезд, идущий по синей линии, и оказаться в центре города, так как аэропорт находился аж в двадцати пяти километрах от Парижа. Обычно во время путешествия мне удавалось отключиться от всех ожиданий и поймать своего рода дзен; в жизни может случиться всякое, так что нет никакой необходимости расстраиваться. Конечно, такое было возможно потому, что я неделями готовилась ко всем возможным непредвиденным обстоятельствам, связанным с поездкой.
Когда мне приходилось выйти из зоны комфорта, этот способ обычно работал, но не сегодня. Я знала: все из-за того, что у меня не было ни телефона, ни пижамы с коровой, ни даже зубной щетки. Легко думать que sera, sera[23], если можешь связаться с кем угодно, в любое время и в любом месте, но теперь я чувствовала себя брошенной, словно отрезанной от всего мира, и я ненавидела это ощущение.
Единственным плюсом оказалось то, что я могла пробираться сквозь густую толпу со скоростью и грацией гепарда, маневрируя между людьми, не обремененная вещами. Однако я знала, что сегодня мне будет очень не хватать моей коровьей пижамы.
Я выскочила из автобуса, когда он остановился у платформы, где можно было купить билеты на поезд, ждала его вместе с толпой пассажиров и первой оказалась внутри. Мне пришлось свериться с красочной картой на стене вагона, чтобы понять, где же моя остановка. Похоже, мне придется сделать несколько пересадок, чтобы добраться туда, куда нужно. В интернете я нашла милую однокомнатную квартиру над кафе в восьмом аррондисмане – Париж разделен на 20 муниципальных округов, и каждый из них имеет свой номер.
Интересно, живет ли еще в том районе семья, на которую я работала семь лет назад? У них была шикарная квартира на авеню Монтень. Я заботилась об их девочках, Ванессе и Алиссе, одной было четыре года, другой – пять лет. Была прекрасная осень, и мы отлично проводили время: бродили по городским паркам, лакомились свежим хлебом и запивали его густым горячим шоколадом. Я наблюдала за людьми, а девочки отдыхали между уроками танцев, которых было много в их расписании. Мадам Бошан любила балет, и ничто не доставило бы ей большего удовольствия, чем увидеть, как одна из девочек воплотит ее мечту.
Месье Бошан постоянно пропадал на работе, а мадам Бошан была светской львицей, завсегдатаем гламурных мероприятий. Я была одной из множества молодых девушек, которых нанимали присматривать за сестрами, пока они не подрастут настолько, чтобы их можно было отправить в элитную школу-интернат в Швейцарии. Когда в разговоре с экономкой я выразила беспокойство по поводу того, что девочки так мало времени проводят с родителями, мадам Бернар просто пожала плечами. Так воспитывались дети богатых людей. Мне такое воспитание казалось холодным и отстраненным. Я изо всех сил старалась сделать время, которое мы проводили вместе, настолько волшебным, насколько только могла. Жан-Клод, очарованный моей заботой о девочках, помогал мне в этом.
Особенно мне запомнился тот день, когда мы взяли Ванессу и Алиссу на пикник на берегу Сены. Сестры, как обычно, были одеты в одинаковые платья и колготки. Я одевала их так не потому, что считала это милым – хотя так и было, – а потому, что я полагала, что если потеряю одного ребенка, все, что мне нужно будет сделать, – это посмотреть на оставшегося, чтобы точно знать, что было на пропавшем. К счастью, мне никогда не приходилось прибегать к этому трюку.
Была ранняя осень. Каштаны только-только начали золотиться, и для меня этот день был похож на постимпрессионистскую картину Жоржа Сёра[24]. Я сидела на одеяле с нашей едой, наблюдая, как Жан-Клод и девочки бегают по траве, пока он учил их запускать воздушных змеев, и думала о том, каким замечательным отцом он станет. Он поймал мой взгляд и подмигнул, как будто давая понять, что знает, о чем я думаю. Я так сильно покраснела, что боялась потерять сознание. Вот. Вот оно, то самое чувство, которое я хотела бы испытать снова.
Я соскочила с поезда RER[25] на станции «Шатле – Ле-Аль» и пересела на другую линию метро, которая должна была доставить меня в так называемый Золотой треугольник, богатый район Парижа, образованный улицами Елисейские Поля, авеню Монтень и авеню Георга V, куда стекались все, кто приезжал в Париж на шопинг. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз ездила здесь на общественном транспорте, но я все равно довольно быстро сориентировалась.
Когда я вышла из туннеля на станции «Альма – Марсо» и поднялась по лестнице на улицу, я сразу же глубоко вдохнула. Меня всегда поражал сладкий и такой отчетливый запах Парижа. Аромат свежеиспеченного хлеба переплетался с запахами букетов цветов, а тонкие нотки табачного дыма смешивались с едкими парами метро и запахом высоких каштанов. Это был уникальный Париж, и, вдыхая его сладость так же, как я вдыхала аромат морской соли и торфа в Ирландии, я стремительно возвращалась в свое прошлое, на семь лет назад.
Я прошла три квартала до улицы, где у меня была забронирована крошечная однокомнатная квартирка. Тротуары были забиты, но я ничего против этого не имела. Было что-то волшебное в том, чтобы оказаться в Городе огней. Несмотря на пропажу багажа и телефона, я просто не могла хмуриться.
Мой путь пролегал мимо магазина Franprix[26], булочной, табачной лавки и аптеки. Я обращала внимание на все витрины, так как подозревала, что мне придется вернуться сюда, чтобы купить все необходимое, ведь у меня даже не было с собой дезодоранта. Наконец на углу показалось Café Zoe. Из инструкции, содержащейся в договоре аренды квартиры, я помнила, что должна забрать ключи в этом кафе, потому что Зои Фаброн была владелицей не только кафе, но и квартир, расположенных сверху.
Круглые столики этой небольшой закусочной заполонили тротуар, выстроившись рядами, как будто бы глядя, как мир проносится мимо, вы получали дополнительное удовольствие от еды. Я нырнула в сторону, когда официант с полным подносом на плече вышел из широкой двери кафе. Он был одет в черные брюки и белую рубашку, бордовый фартук был повязан вокруг талии. Тот же цвет использовали для отделки окон. Все это очень сочеталось друг с другом.
Пожилой джентльмен с седыми волосами и тростью, висевшей у него на предплечье, открыл мне дверь. Я поблагодарила его по-французски, сказав “merci” (это я помнила!), а затем вошла внутрь. Хотя в Париже было немного теплее, чем в Ирландии, но днем здесь все равно было довольно свежо, поэтому я по достоинству оценила отопление в кафе.
Интерьер здесь был довольно традиционным, с черно-белым кафельным полом, бордовыми полупрозрачными занавесками на окнах, маленькими серебряными столиками и стульями с закругленными спинками, заполняющими все свободное пространство. Стены были оклеены красивыми черно-белыми обоями с повторяющимися сценами: дамы в длинных платьях и джентльмены в укороченных до колен брюках, прогуливающиеся под высокими деревьями, скачущие на лошадях или играющие со щенками. По стене без видимой закономерности были развешаны зеркала в витиеватых рамах и старинные афиши Парижа. В дальнем конце зала располагалась буфетная стойка. Справа и слева от нее – два больших кондитерских шкафа, один из которых был заполнен круассанами и хлебом, а другой – огромными безе, кремовыми пирожными со свежей малиной, а также вазочками с шоколадным муссом, украшенным шоколадной стружкой.
Я почувствовала, как у меня заурчало в желудке, и положила руку на живот, надеясь, что никто этого не услышал. Я вспомнила, что не ела с тех пор, как покинула западные графства Ирландии этим утром. Мой завтрак состоял из сыроватого сэндвича, которым я перекусила, остановившись на заправке по пути в Дублин.
Девушка, принимавшая заказы за стойкой, была высокая и стройная. Ее смуглую кожу подчеркивала бледно-голубая блузка с поднятым воротником и закатанными до локтей рукавами. Косы, спускавшиеся до плеч, были завязаны сзади широкой белой кружевной лентой, красиво обрамлявшей ее лицо сердечком. Она с улыбкой дала покупательнице сдачу и обернулась, чтобы передать на кухню следующий заказ. Улыбка была искренней. Шеф-повар в белой униформе и поварском колпаке махнул рукой, давая понять, что услышал, и опять исчез по ту сторону маленького окошка.