– Ты меня помнишь?
– Ну конечно же, – воскликнул он, уставившись на меня так, словно я была для него всем, а потом бросил на меня укоризненный взгляд: – Ты разбила мне сердце!
Я знала, что не должна чувствовать себя польщенной. Я, конечно, не хотела разбивать чье-то сердце, но это было такое облегчение – узнать, что он помнит и счастлив меня видеть! Сложно сохранить лицо, улыбаясь от уха до уха, но я не могла ничего с собой поделать.
– Мне очень жаль, – произнесла я.
Он рассмеялся. Низкий рокот вырвался из его груди.
– Ты совсем не выглядишь раскаявшейся, mon chou[39].
Я почувствовала, как мое сердце сделало тройное сальто. Он всегда называл меня mon chou, мой пирожочек, и это было так нелепо, что я всегда краснела от этого, как, впрочем, и сейчас.
Его карие глаза смягчились, и он нежно провел указательным пальцем по изгибу моей щеки, словно его удивляло, что я все еще помню это ласковое прозвище.
– Я был в отчаянии, когда ты уехала из Парижа, оставив меня одного холодной зимой.
– Но, похоже, ты выжил, – мягко сказала я.
– С трудом, – заверил он меня. – Я не мог есть. Я не мог спать. Я так по тебе скучал.
– Я тоже по тебе скучала.
Наш с Жан-Клодом роман пробуждал во мне чувства, с которыми мне было непросто справиться в мои двадцать два. И теперь, глядя на него, я не была уверена, что в свои двадцать девять я справлюсь лучше. По правде говоря, все это было для меня чересчур. В его мире бушевали страсти и царила драма, и рядом с ним я страдала от ужасных приступов неуверенности в себе.
Мне не всегда нравилось то, какую роль я, будучи молода и немного наивна, играла рядом с ним. А Жан-Клод, казалось, наслаждался моим вниманием, точнее, тем, что я была абсолютно помешана на нем. Мы ссорились, будто пара из мексиканского сериала, и так же страстно мирились. Колин из Ирландии был моей родственной душой, заставлял меня смеяться и чувствовать себя в безопасности, а Жан-Клод познакомил меня с истинной страстью. Он заставил меня почувствовать то, к чему я не была готова, поэтому, когда срок договора с Бошанами истек, я сбежала в Германию, где меня ждала следующая работа (в то время как раз проходил Октоберфест[40]).
– Кхм… – звук сильно прочищаемого горла привлек мое внимание, и я увидела Зои, стоящую рядом с широкой улыбкой на лице.
– Ох, прости, – сказала я. – Я… Мы…
– Я все понимаю, – кивнула она.
– Позвольте вас познакомить. Зои Фаброн, это Жан-Клод Биссет. Жан-Клод, это моя подруга Зои.
– Enchanté, mademoiselle[41], – сказал он.
– Bonjour, – ответила Зои и затем ради меня перешла на английский. Ее лицо было совершенно невинным, когда она произнесла: – Какое удивительное совпадение, что мы с вами столкнулись.
Жан-Клод улыбнулся мне:
– Сегодня мне очень повезло.
Я улыбнулась ему в ответ, чувствуя себя виноватой за наш с Зои обман.
– Я вижу, вам двоим предстоит многое наверстать, – сказала Зои. – Челси, увидимся в кафе?
– Хорошо, встретимся там, – ответила я. – Попозже.
Зои шагнула вперед, поцеловала меня в обе щеки и, помахав рукой, оставила нас наедине.
– Не могу поверить, что ты здесь, – Жан-Клод притянул меня к себе, чтобы еще раз обнять. – Как долго ты пробудешь в Париже? Мы должны провести каждую секунду вместе.
Я рассмеялась и обняла его в ответ.
– На следующей неделе я должна быть в Италии по работе, но до тех пор я свободна.
– Ты разве не работаешь?.. – спросил он, указывая на испачканную форму официантки, и я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло. Я ненавидела врать. Для меня это никогда не заканчивалось ничем хорошим. Я решила, что если мы с Жан-Клодом хотим прийти к чему-то действительно стоящему в наших отношениях, то я должна сказать ему правду.
– Зои одолжила мне эту одежду, – сказала я. Он растерянно посмотрел на меня. – Чтобы я могла сидеть снаружи «Абсалона» и высматривать тебя.
Я помолчала, гадая, сколько же времени ему понадобится, учитывая языковой барьер между нами, чтобы понять, что на него устроили засаду. Если бы он бросил меня здесь и сейчас, я бы все поняла.
– Так ты не официантка?
– Нет.
– Значит, ты сейчас не на работе?
– Нет.
– Тогда нам нельзя терять ни минуты, – сказал он. – Сегодня вечером у меня рабочая встреча, но завтра состоится très élégant[42] вечеринка, для которой мне нужна пара. Пойдешь со мной?
– Ты же понимаешь, что я специально сидела здесь и следила за тобой, – проговорила я.
– И ты меня нашла.
Окей, очевидно, ему было все равно, что я преследовала его. Ну, тогда ладно.
– Как мне одеться на эту очень элегантную вечеринку? – спросила я. Судя по фотографиям, которые я видела в интернете, это был довольно высокий уровень, а я не располагала модным гардеробом в данный момент.
– Haute couture[43], конечно, – сказал он.
– Конечно, – повторила я. Теперь я определенно была в замешательстве. Я видела ценники на таких вещах. Пара брюк может стоить больше, чем месячная аренда квартиры. У-у-ух! Может быть, мне удастся уговорить его встретиться со мной за чашечкой кофе.
Он поджал губы, и его брови приподнялись. У меня было чувство, что он точно знал, по какой причине я сейчас колебалась. И его слова это подтвердили:
– Очень жаль, что ты не знаешь никого, кто имел бы в своем распоряжении целый дизайнерский дом, правда?
– Я не могу, – я отрицательно покачала головой. – Это слишком великодушно. Кроме того, я не могу пойти туда в таком виде.
– Конечно можешь, – сказал он. – Ты мой гость. Ты можешь делать все, что захочешь.
Он не стал дожидаться моего ответа, а обнял меня одной рукой и потащил за собой, как будто это было совершенно обычным делом – пригласить официантку в форме, залитой вином, в элитное ателье.
Жан-Клод провел меня через демонстрационный зал на второй этаж, где трудились швеи в ярко освещенных комнатах среди рулонов великолепных тканей. Никто даже не взглянул на нас, когда мы проходили мимо. Мы вошли в помещение, которое было похоже на огромный гардероб, и я уставилась на блузки, брюки и платья, зная, что я, вероятно, не могла позволить себе даже дышать этим воздухом, не говоря уже о том, чтобы выбрать себе одежду.
– Жаклин! – воскликнул Жан-Клод, и тут же перед нами возникла женщина, одетая во все черное, с седыми волосами и утонченными чертами лица.
Жан-Клод заговорил с ней по-французски слишком быстро, чтобы я смогла что-либо разобрать. Жаклин взяла ленту и начала измерять меня, пока он говорил. Она подняла мои руки вверх и измерила мой бюст, талию и ягодицы. Я старалась не смущаться, но мне не очень это удавалось.
Жаклин немного поспорила с ним о чем-то, и я начала нервничать, потому что понимала, что Жан-Клод переступал черту, требуя, чтобы она возилась со мною, но потом Жаклин повернулась и куда-то ушла. Мгновение спустя она вернулась с двумя платьями в руках: одно из них было красивым синим дневным платьем, а другое – шелковым, с юбкой-трапецией, которая делала меня похожей на инженю. Жан-Клод выглядел довольным и в конце концов выбрал шелковое платье.
– Ты должна надеть его сегодня, mon chou, и думать обо мне, пока будешь его носить, – произнес он. Его взгляд задержался на моей запачканной блузке. У меня было ощущение, что он не вынесет мысли о том, что я могу прогуливаться в ней по Парижу. – А теперь, когда у меня есть твой размер, я пришлю тебе что-нибудь специально к завтрашней вечеринке.
– Спасибо, но это будет уже слишком, – сказала я. Жан-Клод покачал головой, отказываясь слушать мои возражения.
Жаклин провела меня в примерочную, чтобы я переоделась, и, пока я надевала платье, которое идеально подходило по фигуре и было украшено изысканной ручной вышивкой, она нашла для меня очень элегантные черно-серебряные туфли моего размера и черную кашемировую накидку. Когда я посмотрелась в зеркало, то едва узнала себя – в хорошем смысле слова.
Жаклин отвела меня обратно к Жан-Клоду, который находился внизу в демонстрационном зале. Он стоял в кругу состоятельных женщин, которые, казалось, готовы были упасть в обморок прямо к его ногам. Это меня встревожило. Собственническая жилка внутри меня, которая дремала в течение многих лет, вернулась к жизни, разбуженная внезапным электрическим разрядом, словно мой личный монстр Франкенштейна, и я обнаружила, что внимательно изучаю всех этих женщин. Я собиралась отойти в сторону и подождать, но Жан-Клод, словно почувствовав мое присутствие, резко обернулся.
Когда он увидел меня, улыбка, появившаяся на его лице, ослепила меня своим блеском, и я моргнула. Он широко раскинул руки и произнес:
– Mon chou, tu es belle et innocente[44].
Красива и невинна? Я предположила, что покрой платья заставил меня выглядеть моложе своих лет. Возможно, сейчас Жан-Клод видел перед собой ту беззаботную предприимчивую девушку, которую знал семь лет назад. Ну, значит, нас таких было двое.
Когда я спускалась по винтовой лестнице на первый этаж, он жестом велел мне остановиться. Я ухватилась за кованые перила и встала на мраморных ступенях, чувствуя себя неловко, но радуясь тому, что ему понравилось. Он поднял свой телефон и сделал несколько снимков, прежде чем жестом попросил меня спускаться дальше, и продолжил сыпать комплименты в мой адрес.
Женщины в демонстрационном зале явно подслушивали наш разговор, делая вид, что ничего не замечают, однако у них хватало такта вести себя так, будто они обсуждают ткань платья, на которое смотрят. Жан-Клод сказал:
– Жаклин, если кто-нибудь спросит, я скоро вернусь.
Жаклин кивнула, как будто именно этого и ждала. Она протянула мне тисненый бумажный пакет с шелковой ручкой, в котором лежала моя испачканная вином одежда: