– Как-то не думал об этом, – смущенно признался Николай. – Может быть, у отца спросить?
– Спросить, конечно, можно, но не думаю, что он что-то определенное ответит.
– По-моему, ты слишком много знаешь, – заметил Николай. – Ешь, наверное, что-то особенное. Или детективов начиталась.
– Подожди, подожди. Так твой отец понравился Бабе-Кате?
– Да, она к нему всегда с симпатией относилась, и когда он с мамой о чем-нибудь спорил или даже конфликтовал, она была на его стороне.
– Мама ее слушалась?
– Мы все ее слушались, – откровенно признался Николай. – Если она принимала решение, то чаще всего оно было окончательным.
– Если ты ее фотографий в военной форме не видел, то, значит, она ушла на гражданку капитаном. Или майором, – прикинула вслух Анна.
Через минуту-другую Аня поняла, что с этой темой надо заканчивать. Жизненная практика знает немало способов перемены темы беседы, и она воспользовалась одним из самых простых. Девушка предложила тост:
– А давай еще раз за нас с тобой?!
Разумеется, на это предложение Николай не мог не откликнуться, и хрустальные бокалы издали красивый звон. Потом пили за каждого по отдельности, потом «глаза в глаза». И пели торжественным шепотом, когда уже начинало светать: «Позади – крутой поворот. Позади – обманчивый лед. Позади – холод в груди. Все позади!».
– Нет, давай не так, давай, чтобы все было впереди! Еще раз!
И пели еще раз: «Позади – холод в груди. Позади – все впереди!».
Вспомнили и «Машину времени» с ее «поворотом». Но уже клевали носами. Добрели до постели, и рухнули. Упитые, напетые и счастливые.
1814 год. Париж, 25 июня.
… Поутру, сначала спросившись у посла, Андрей решил поехать в таинственное место, о котором не очень-то хотели говорить некоторые парижане. Он сказал извозчику адрес – рю де Пикпюс, монастырь кармелиток. Извозчик посмотрел на него настороженно, но ничего не сказал, конец предстоял дальний, на самую окраину, а потому с офицера можно взять чуть больше. На Андрее была форма, считалось, что в каких-то ситуациях она помогает.
Монастырские ворота – две массивные коричневые створки под аркой в серой стене – были закрыты, но не наглухо. Андрей постучал, прислушался, уловил звук шагов по гравию. Наконец створка приоткрылась, и он увидел мужчину. Тот смотрел на незнакомого офицера настороженно, пытаясь разобраться, мундир какой армии перед ним.
– Я русский офицер, – представился Андрей. – И хотел бы посетить местное кладбище, чтобы воздать должное памяти невинно убиенных.
– Подождите, я должен спросить у настоятельницы, здесь женский монастырь кармелиток, – спокойно произнес привратник и пошел к боковой двери небольшого собора. Часы пробили одиннадцать – в это время обычно служб не бывает, но откуда-то издалека слышался говор – читали молитву. Вскоре появился тот же привратник, но теперь с ним была монашенка в коричневой робе. Она была средних лет, губы поджаты, взгляд жесткий, решительный.
– На нашем кладбище нет могил тех, кто воевал против России! – заявила она резко.
– Мадам, я хотел воздать должное тем, кто был казнен неподалеку отсюда, на площади Трона. Это были невинные жертвы кровавой революции, – Андрей говорил спокойно, но твердо. Он был убежден, что этот визит нужен ему самому для большей уверенности в правоте дела, которому он взялся служить.
– Хорошо! – кивком головы согласилась монашенка и направилась в глубину небольшого парка. Она пошла сначала к серой стене, вдоль которой рос густой зеленый кустарник, а по тоненьким веревочкам взбегали вверх вьюнки, вместе они прошли в дальний конец, где дорожка поворачивала направо к двери в другой стене. Под ногами скрипел мелкий гравий. Здесь уже было кладбище с фамильными склепами, надгробиями над недавними могилами. Монашенка остановилась и, повернувшись, вопросительно посмотрела на офицера.
– Благодарю вас! – произнес Андрей. – Но где похоронены тела тех, кто погиб ужасной смертью на гильотине?
Монашенка помрачнела, этот офицер знал больше, чем иные парижане. Но возразить ему она не могла, все-таки он пришел победителем. А то, что хочет знать?.. Ну что же, пусть знает.
За еще одним забором посреди зеленого газона неподалеку друг от друга были два квадрата, укрытые тем же мелким гравием. И никаких памятников, ничего.
– Здесь братские могилы, в которых лежат тела тысячи трехсот шести жертв террора, – указала на площадки монашенка. – Их казнили на площади Трона между 14 и 27 июля 1794 года. Жертвы свозили почти со всей страны, среди них были простолюдины, благородные лица, солдаты, служащие, священники и монахи. Среди них было шестнадцать кармелиток из Компьена, они в сандалиях на босу ногу шли на эшафот и пели церковные гимны.
– Они совершили какое-то действие против Франции?
– Те, кто выносили приговор, называли себя революционным трибуналом, всех осудили к казни. Многие так и не узнали, за что именно они осуждены.
– Как это было?
– Ночью сюда привозили на повозках тела и сбрасывали в большие ямы, никто не читал над ними молитвы, никто не мог никак отметить это место. Они старались сделать так, чтобы их зло осталось безнаказанным.
Андрей почувствовал, как его охватила глубокая печаль.
– Но как вы узнали об этом месте?
– Жена маркиза Лафайета, после того, как с революцией было покончено, решила найти место, где находятся тела ее матери, бабушки и сестры, – уже спокойно, обыденным голосом рассказывала монашенка, чье имя Андрей то ли по скромности, то ли по неловкости не спросил, а сама она не представилась.
– Мадам Лафайет вместе с другими родственницами нашла здесь неподалеку девочку, которую звали Парис, – продолжила свой рассказ настоятельница монастыря. – Оказывается, та не побоялась поздно вечером незаметно пройти следом за телегами с телами жертв. Родственники жертв выкупили эту землю, и теперь это их фамильное кладбище. Они попросили монашенок вести непрерывную службу за упокой душ жертв террора.
До Насьон – так теперь называлась площадь Трона – Андрей шел пешком, не надеясь остановить какую-нибудь коляску, чтобы вернуться к площади, которая еще носила название площади Революции. Он уже ненавидел само слово «террор» и не мог смотреть спокойно ни на мужчин, ни на женщин, кому на вид было около сорока лет. Он видел в них тех, кто был в ликующей толпе на площадях подле гильотины. Утешало лишь, что многие из тех, кто возглавлял этот террор, закончили жизнь также на эшафоте. Хотя, какое это утешение? Андрей был убежден, что случись подобное в России, он пойдет против такой революции.
«Сколько преступлений было совершено с призывом «Свобода!». И сколько их еще будет?» – размышлял Андрей о туманном будущем.
Москва, 2009 год.
– Аня, извини, что вчера не предупредил, нам завтра утром нужно ехать в Питер, у моего партнера день рождения, пропустить нельзя, – сказал за утренним кофе Николай, вернувшись к столу из своих размышлений. – Я скажу девочкам в офисе, чтобы взяли нам билеты на этот самый «Сапсан», надо попробовать, что это такое. А обратно вернемся в воскресенье к вечеру.
Девушка быстро перевела это на свой язык: хочет показать меня своим друзьям – то ли похвастаться новой девушкой, то ли собрать мнения о новой подруге. Ничего плохого в этом нет, хорошо, буду на высоте, надо его поддержать. А вообще – это еще как посмотреть, кто кого и кому показывает.
– А где остановимся?
– Скорее всего, после торжества поедем к нему в Комарово или в Репино.
– Эх, на недельку в Комарово, я уеду до второго! – пропела Аня, путая слова некогда очень популярной песенки.
– Ты знаешь, вообще-то Серега – олигарх! – поделился оценкой статуса своего партнера Николай уже за ужином, сообщив, что едут они скоростным экспрессом и билеты взяты во второй вагон. – Он, правда, не такой состоятельный, как из десятки Форбса, а потому я его называю – «олигарх лайт». Знаешь, как бывают просто сигареты и сигареты «лайт»?
– Никогда не курила и вряд ли начну. Но оригинальная классификация, я такой никогда не слышала, – рассмеялась Анюта.
– Тебе еще много предстоит узнать, – многообещающе заявил Николай. – Там соберутся его друзья, начиная с тех, с кем он служил на подводной лодке. Я, когда узнал, что он ходил в Арктику в автономный поход, так чуть рот не открыл. Мне даже представить страшно, как это можно почти сто дней быть под водой. Там такие фобии могут начаться, что ни Фрейду, ни Павлову, ни Бехтереву и не снились.
Санкт-Петербург, 2009 год.
В скоростном «Сапсане» было приятно и даже уютно, но, как любое путешествие, это тоже подошло к концу. Под звуки музыки серебристая сигара въехала под крышу Московского вокзала. Они спокойно прошли сначала мимо толпившихся встречающих, потом через передовой «отряд» агентов таксистов, затем через длинный зал с памятником Петру Первому. Уже на площади Николая приветствовал плечистый, круглолицый, стриженный под бобрик Андрей, главный помощник юбиляра почти по всем «жизненным вопросам». Он поинтересовался, скорее из вежливости, о том, как они доехали, и решительно забрал у Ани ее небольшой чемоданчик на колесиках. Быстро погрузились в черный приземистый «мерседес», о цене которого можно было судить по кожаному бежевому салону. Андрей изложил программу дня. Сначала – в гостиницу на Суворовском проспекте, потом, если будет желание, гости могут пойти пройтись, а в шесть все собираются на третьем этаже в зале на аперитив. А в семь, как говорится, пожалуйте к столу.
– Отлично! – легко согласился Николай. – Если у Сергея нет вопросов по нашему бизнесу, то будем просто получать удовольствие от субботнего дня. У меня, по крайней мере, вопросов нет.