В следующем зале была картина – вход союзных войск в Париж 31 марта 1814 года. В центре – император Александр Первый на Эклипсе, белом арабском скакуне, подаренном ему в свое время Наполеоном. Под ней – картина неизвестного художника «Православная Пасха в Париже 10 апреля 1814 года».
Володя был очень доволен увиденным, но когда вышли из Карнавале, оказалось, что все рестораны закрыты – теперь нужно ждать пяти часов, когда снова начнется время работы кухни.
– Если ты хочешь найти настоящую французскую кухню, то лучше ехать куда-нибудь в провинцию, в Париже все стало в угоду туристам, а они – не настоящие гурманы, – разъяснял Николай. – Что касается того же «Максима», то это теперь для «новых русских». Не то, что раньше.
– Ребята, а я давно мечтал побывать в музее Родена, – предложил Володя. – Давайте съездим туда, потом выпьем кофе и после музея поедем в нормальный ресторан, где умеют жарить мясо. Не шашлык, конечно, и не конину «имени 1812 года» – пошутил он.
Когда-то Владимир был командиром группы морского спецназа, а потому привычка командовать въелась ему «под шкуру». Правда, командовал он «мягко», но никто с ним не спорил – было ясно, что лучше исполнить, а потом, если будут вопросы, можно поинтересоваться, чем было мотивировано решение. И ведь, действительно, если командир во время боевой операции начнет заниматься объяснениями, то может завершить их тогда, когда объяснять будет уже некому.
Словом, никогда не задавайте вопрос моряку: «Почему?». Никогда. Особенно на берегу.
В очереди в музей Родена они простояли минут двадцать, вполне терпимо, потом прошли внутрь комплекса, но не пошли в само здание, а, обогнув его справа, оказались в красивейшем осеннем парке. Большие черные скульптуры производили сильное впечатление. Чуть дальше по дорожке расположилось уютное открытое кафе – можно было сидеть и на улице, и в помещении – подойдя поближе, можно было уловить аромат настоящего кофе.
1815 год. Париж, 20 февраля.
… Андрей Васильчиков был вызван к секретарю посольства Бутягину и тот попросил его составить свой доклад, как все-таки удалось Наполеону покинуть остров, на который его определили победители.
«Относительно бегства Наполеона Бонапарта с острова Эльба удалось составить следующее, – писал Васильчиков. – Замышлялся побег несколько месяцев, и велись подготовительные действия, о которых было известно и мною сообщено. Отрекшийся император постоянно получал сведения с конгресса из Вены, где имелись его верные люди. Он сохранял свою активную деятельность, и каждый день совершал верхом прогулку по острову, чем доставлял большое беспокойство английскому полковнику, приставленному наблюдать за ним. Англичанин Кэмпбелл к делу своему относился недостаточно старательно, его больше занимала амурная страсть к молодой тосканской особе, а потому он раз в месяц отплывал на корабле на материк, где и проводил неделю, а то и две. Наполеон об этом знал и все сосчитал. Ему доносили о действиях англичанина постоянно. 14 февраля полковник опять отправился к италийским берегам, имея сведения, что Наполеон занят делами управления островом и находится в своем доме в Портоферрайо. Но Бонапарт сразу воспользовался моментом и погрузился на бриг «Непостоянный» со своим отрядом, в море разминулся с судном, на котором возвращался на остров Кэмпбелл, проскочил мимо двух фрегатов французского королевского флота и благополучно высадился в бухте Жюно. Остальное его продвижение к Парижу известно.
Можно полагать, что возвращение Наполеона было хорошо подготовлено – на тайных складах имелось достаточно припасов, да и верные люди ждали сигнала, который и последовал».
Бутягин был удовлетворен бумагой – он читал и другие донесения Васильчикова, а потому чего-то особенно нового и не ожидал. Вот только об амурных похождениях англичанина слышал что-то, однако ни имени итальянки, ни какого она рода, не знал. Да и какое это имело теперь значение? Узурпатор двигался к Парижу, не встречая никакого сопротивления.
Париж. 2009 год.
Положение Николая в лаборатории позволяло ему пользоваться временем по своему усмотрению. Иногда он считал, что ему нужно поработать в национальной библиотеке, покопаться в книгах. Иногда он просто сидел, безучастно глядя в окно, получая удовольствие от того, что мог размышлять на абсолютно неожиданные темы. Физика потянуло на философию, на размышления о смысле жизни не вообще, а дискретно. Буквально говоря, в каждый период времени, не важно, будет ли он измеряться секундой, часом, днем, неделей, месяцем, и так далее. До бесконечности. Он пришел к грустному выводу, что есть люди, обиженные природой. Для них все сводится к физиологическим категориям: работал, ел, пил, спал. Если добавить к ним – любил, то будет как-то веселее, но все равно, как-то не так.
Наконец он вспомнил вычитанное где-то: «Я думал, чувствовал – я жил».
«Кажется, это можно отнести и ко мне!», – подумал он. И тут же добавил про себя, что надо перевести фразу в настоящее время. Получилось почти, как у Сократа, а может и какого-то другого древнего грека: «Я мыслю и чувствую, значит, живу».
Вечером Аня задала Николаю неожиданный вопрос.
– Коля, я сегодня в интернете наткнулась на информацию, что наши неудачно запустили какую-то ракету, «Булава» называется. И по этому поводу столько грязных комментариев! Это, что, действительно все так плохо? Все у нас падает, тонет, взрывается, не выходит на орбиту?
При этом она рассеянно просматривала какой-то иллюстрированный журнал, уютно расположившись на канапе. Николай удобно разместился в просторном кресле.
– Знаешь, кто-то из мудрецов, наверное, он был технарем, сказал так: «Неудача – это просто возможность начать снова, только на этот раз делать все умнее!», – начал с важным видом глубокомысленно рассуждать доктор физических наук Гарнет.
– В запусках ракет обязательно должны быть неудачи. Досадно, конечно, но только так можно довести «изделие» до ума. А то, что какие-то недоумки в интернете пишут, так на это обращать внимание – свихнуться можно! У меня ведь сколько было промахов и неудач – и не сосчитать. Одно дело что-то придумать умозрительно, когда только и надо, что мозги настроить, да листок бумаги с ручкой, чтобы формулы записать! А вот когда тебе надо новый приборчик соорудить или, скажем, установку – никаких гарантий, что сразу заработает. Как раз наоборот – сразу заработало, гарантия, что сейчас «ёкнется»! Это же теория и практика!
– Вот, смотри сюда! – оживился Николай, хотя смотреть было не на что. – Ты посмотри сюда! – предложил он Ане, показывая на кофеварку. – Придумал я приборчик, дал задание технарям, они все собрали. А он, зараза, протекает в одном месте! Прокладки тефлоновые, японские, допуски – микронные. А он течет!
– И что тогда? – оторвалась от журнала Аня.
– А тогда я зову Коляныча, он приходит, смотрит на приборчик, хмыкает, забирает его к себе, назавтра приносит обратно. И он уже не течет! Вот, зараза!
– Прибор или Коляныч? Кстати, что за прозвище?
– Николай Николаевич! Слесарь-лекальщик, золотые руки! Так что и «Булава» полетит куда надо.
– Да, хорошие лекала – это залог успеха новой модели! – согласилась Аня, снова углубившись в модный журнал.
– Ты мне сейчас про какие лекала? – возмутился Коля. – Ты про портных, что ли? Ну, знаешь!
– А ты мне про какой приборчик? – отбросив журнал, подошла к нему Аня. – Что ты мне, доктор, тут «втюхиваешь»? – кивнула она на кофеварку. – Я этот приборчик сто раз на дню вижу! – уселась она на колени к Николаю. – Ты мне настоящий приборчик покажи! Ну-ка, где у нас приборчик? – опустила она руку вниз. – Да не злись ты, все я поняла. Ух, ты, тут у нас целый прибор даже! Булава!
– Ну, уж так сразу и булава! – смутился Николай.
– Ну, не сразу, конечно! А если подумать, дать волю фантазии? Ты же любишь афоризмы, парадоксы? Что тебе сейчас на ум пришло? – дышала ему в ухо девушка.
– А пришло мне вот что! – подхватил Аню на руки Николай и направился в спальню. – Теория, подруга, знай – суха! Но зеленеет вечно древо жизни!
1815 год. Париж, 22 марта.
… Наконец, в ночь с 6 на 7 марта 1815 года Меттерних получил информацию, что Наполеон тайно отплыл с острова Эльба. Генеральный консул Австрии в Генуе отправил пакет с эстафетой. Правда, пакет Меттерних вскрыл только около семи утра. В восемь утра он был с докладом – всего-то одна фраза – у императора Франца. Император, у которого был мало презентабельный вид – худое лицо со впалыми щеками, что производило впечатление испуганного человека, и он на самом деле был страшно напуган этой новостью. Он знал, что Наполеон, играя с сыном от Марии-Луизы, частенько говорил обожаемому малышу, что они пойдут «бить дедушку Франца». И теперь, вернувшись во Францию, зять снова может взяться за старые дела.
Австрийский монарх прекрасно знал, что русский царь почти три месяца всячески показывал свое неприятие Меттерниха, но все-таки послал своего канцлера к русскому царю. Может быть, лишь под влиянием момента, но Александр без раздумываний заявил, что готов взяться за оружие, да еще и обнял Меттерниха, призвав его, как христианина, забыть прошлые обиды.
Через час главные лица конгресса собрались вместе, чтобы обсудить ситуацию. В десять утра у Меттерниха состоялось совещание, которое приняло решение о войне с Наполеоном.
Хитрый Талейран, пытаясь разрядить ситуацию, высказал предположение, что Наполеон попытается пройти через Италию и останется в Швейцарии. Его многословие прервал все тот же Меттерних, заявив, что беглец пойдет со своим войском, пусть и малочисленным, прямо на Париж. Кто-то из «неприметных» высказал наивную надежду, что на земле Франции корсиканец будет арестован. В ответ ему разве только не рассмеялись. Слова были простыми и жестокими – Бурбонов не поддерживает народ, а потому нужны иные планы, а не пустые надежды на сомнительные чудеса нравов французов.