– Мне не с кем там работать. Эту тему ваши парни не знают и не занимались ею. Они, может быть, и представляют себе что-то, но потребуется года три, прежде, чем они смогут выдать первые идеи. Тратить три года на их обучение я не могу. Полагаю, что им будет полезнее поехать к нам в Москву, в Университет, там они смогут быстрее войти в курс, а дальше мы сможем работать вместе или в Москве, или здесь, в Париже, или в Швейцарии.
– Вы считаете, что ваша система образования лучше? – слова Николая задели Саймона. Хотя в системах образованиях он не был большим специалистом. – Но даже ваш министр чуть не насильно вводит именно нашу систему?
Вот тут он задел Николая и молниеносно получил ответ.
– Наш министр опровергает слова Ленина. Тот говорил, что научит кухарку управлять государством. А тут доктор наук, выращенный по еще советской системе, доказывает, что не умеет и не понимает, что именно сейчас нужно делать в государстве. Я имею в виду систему образования! – видно было, что у Николая «накипело» и американец попал ему под горячую руку.
– Вы так резко говорите «нет»?!
– Знаете, мой отец – карьерный дипломат, – начал Николай. Саймон утвердительно кивнул головой, машинально подтвердив, что ему немало известно о семье физика.
– Так вот он мне как-то говорил, чем отличается дипломат от шлюхи. Не уверен, что точно запомнил, но все-таки. Если она говорит «Может быть!», то это означает «Да!», если она говорит «Нет!», то это означает, что она не профессионалка. Если дипломат говорит «Да!», то это означает «Может быть», а если он говорит «Нет!», то он не дипломат. Так вот я не проститутка и не дипломат. У меня слово «нет» означает только одно – «нет». Так что не стоит на меня тратить время, – Гарнет «завелся», его обидела наглость американца, считавшего, что стоит поманить русского парня, и он готов тут же сняться с места.
– А вот вашим ребятам стоит делать так, как я сказал. Они могут связаться с нашим посольством и вопрос, думаю, будет решен.
Делать было нечего, оставалось только вежливо распрощаться, все-таки воспитанные люди, и отправиться заниматься своими делами. Правда, Саймон все-таки надеялся, что, может быть, удастся дальше продвинуться с девушкой и удастся использовать ее чары для обработки Николая. Не зря же во всех языках существует выражение: «Куда черт не пролезет, туда пошлет женщину».
1815 год. Вена, 8 апреля.
…Прибыв в Вену 8 апреля, Бутягин незамедлительно направился к графу Нессельроде вместе с Андреем Васильчиковым. Граф решил сам вручить документ императору Александру. Что до Андрея Васильчикова, то его отправили к дежурным, чтобы они определили штаб-ротмистра на ночлег.
В кабинете Александра Нессельроде несколько раз пробежал взглядом первые строки документа, словно желая убедиться, что он их действительно видит собственными глазами.
«Каковы союзники! И ведь не побоялись, мерзавцы, что, раньше или позже, но все равно умысел их раскроется! – подумал граф. – Видно, были уверены, что это произойдет еще не скоро!».
Император Александр хотя и был готов к этому, все-таки осведомители писали, что здесь ведутся какие-то секретные переговоры, направленные против России, но в то, что дело зайдет настолько далеко, он просто не хотел верить еще несколько дней назад. И вот…
Император впал в неистовый гнев, заметался по кабинету. Дежурный офицер заметил, что у Александра начали краснеть уши – признак ярости. Наконец он распорядился: немедленно призвать к нему Меттерниха. Австрияк, увидев бумаги, онемел от страха. Он впервые не знал, что соврать.
Но еще до прихода Меттерниха Александр просчитал все варианты – поддаться Наполеону – значило вступить в войну против Англии и Австрии, имея в союзниках лишь Пруссию и Наполеона. Вариант весьма сомнительный. И русский царь, который не был лишен артистических талантов, безупречно сыграл свою партию, эффектно «помиловал» австрияка, произнес реплику достойную Аристофана и, решив, что этого урока будет достаточно, выбросил документ в горевший камин.
Александр мог, воспользовавшись моментом, выгадать для России какие-то преимущества, но он был слишком… романтиком.
… Поскольку делать, по большому счету, Андрею было нечего, он решил пройтись по Вене. До того он много слышал об этом городе, но как-то бывать в нем не приходилось. Через полчаса гуляния без особой цели и любования красивыми особняками, он обнаружил, что за ним следят. Для проверки Андрей зашел в кафе и расположился так, чтобы видеть не только входящих, но и тех, кто поблизости. Убедился, что следит за ним какой-то мужчина лет тридцати пяти, крепкого телосложения, но какой-то неуверенный в движениях. «Видно, был контужен в боях и теперь нашел себе место на новой службе» – решил про себя Васильчиков. Уйти от его наблюдения не составило бы большого труда, в Париже он несколько раз проделывал всякие трюки. Но здесь это не нужно, пусть себе смотрит, пусть завтра на стол начальника ляжет очередная бумага.
Васильчиков собрался уже было расплатиться, но в дверях появился прапорщик квартирмейстер Александр Шафранский, который служил не так давно в уланах. Старые знакомцы обнялись, чем взбодрили австрийского соглядатая, решившего, что он увидел главное – встречу двух русских офицеров в цивильном платье, одетом, наверняка для маскировки.
Шафранский начал рассказывать о здешней жизни, полагая, что Васильчиков задержится в Вене, а потому и надобно ему знать главные моменты, чтобы не попасть впросак.
– А ты как сюда попал-то? – наконец поинтересовался Шафранский.
– Сопровождал Бутягина, который привез императору письмо от Наполеона. Бонапарт вернулся и теперь все головы ломают, озадачившись, чем он займется.
– У нас уже есть распоряжение готовить карты на случай боевых действий в Бельгии и Голландии. Подготовили мы и карты для наших штабов для движения со стороны Германии.
– В Париже говорят, что против России Наполеон теперь не пойдет, но с его характером больше двух-трех месяцев он в мире и покое ну удержится, – заметил Андрей.
Александр с ним согласился. Затем они поговорили о светской жизни в Вене. Выделялись две русские великие княгини – сестры Мария и Екатерина. Первая – мягкостью и нежностью, а вторая – красотой, смелостью и гордостью. Екатерина Павловна участвует в политических интригах, но ей противостоит Меттерних – прожженный политикан. Его беспокоит намечающийся брак Екатерины с Фридрихом Вюртембергским, он видит открывающиеся для России в этом случае новые возможности и, соответственно, потери для Австрии.
Париж, 2009 год.
Аня получила приглашение на вечерний спектакль в оперу, причем билет был в партер, что полагало особый наряд. Она знала, что приглашение «организовала» Марина, а потому их встреча была предопределена. Нужно было лишь найти друг друга до начала представления.
Марину она увидела сразу, хотя и издалека.
На москвичке было длинное платье «в пол» – из тонкого бархата вишневого цвета, ткань подчеркивала выгодные стороны ее фигуры. И хотя в театре все были одеты с претензией, но именно из-за простоты фасона и подчеркнуто скромной отделки, наряд смотрелся великолепно и естественно на Марине. Платье было ее частью. И немало мужчин-«эстетов» представляли в своем воображении эту красивую молодую женщину на картине, которая должна быть написана в стиле мастеров придворной живописи позапрошлого века. К ней устремилась Мюриэль, одетая в строгий вечерний костюм темно-зеленого цвета, с золотым лягушонком на отвороте жакета, свидетельствовавший, что у дамы безупречный вкус. Увидев, как сердечно расцеловались подруги, некоторые мужчины лишь вздохнули – в свой круг такие женщины постороннего не пустят.
Через минуту к ним подошла Аня.
– Марина, ты просто потрясающе выглядишь! – вполне искренне призналась она. – Три месяца в Париже, а ты уже смотришься так, будто здесь и родилась.
– Это заслуга Мюриэль, она из меня сделала даму высшего света, – воздала должное своей новой любимой подруге недавняя москвичка.
Лукавила, конечно, Мариночка. Она в Москве слушала лекции по умению одеваться, которые читали для узкого круга крупные специалисты в области моды. Причем они великолепно знали историю костюмов разных стран и разных эпох. Для них «дресс-код» был естественной частью образа жизни, а соблюдение его было столь же обязательным, как чистка зубов утром и вечером.
Вообще, умение одеваться – это особое искусство. Оно может быть врожденным, бывало и такое, но ему можно и научиться, если жизненные обстоятельства потребуют. Так что, кому требуется, с трудом или легко, но постигают его. При этом на жесткие правила иным фрондерам не стоит и посягать. Эти правила оказались сильнее времени и обстоятельств, а потому в серьезных организациях их просто приняли как данность.
К числу таких «серьезных» относятся и протокольные отделы Елисейского дворца, аппарата президента, премьер-министра, министерства иностранных дел и прочих ведомств. Мюриэль владела искусством одеваться в различных ситуациях, а потому с удовольствием просвещала свою красивую русскую подругу.
– Обувь должна быть нарядной, даже самые роскошные сапоги для дам на наших приемах нежелательны, – говорила француженка, вручив Марине очередное приглашение. – Если будет прием высшего уровня, то платье или вечернее, или бальное шелковое, такого плотного, струящегося, летящего шелка и «летящего фасона». Можно брать для платья атлас или бархат, но это в зависимости от времени года. Декольте обязательно, тем более, что у тебя великолепная спина. Длина платья до щиколоток или в пол. К вечернему платью надо иметь маленькую сумочку и длинные перчатки, обязательно – модельную обувь. Распущенные волосы запрещаются, а макияж обязателен.
В начале января в парижской лаборатории Сорбонны появился новый стажер – Макс, американец из Массачусетса. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы угадать, почему он здесь оказался. Видимо, резкое «нет» Николая Гарнета заставило американцев пойти по иному пути – раз не удалось заполучить специалиста к себе, то надо попытаться приблизиться к нему с другой стороны.