А в январе в соседней лаборатории радиационной защиты, появился парень из России – Олег Карнаухов, который быстро познакомился с Николаем. Новичок обращался к опытному «доктору» с разными вопросами, начиная с банальных бытовых. Заодно выяснилось, что Олег сошел на берег капитаном третьего ранга, отслужив на АПЛ.
– Представляешь себе, сижу с Олегом в нашем кафетерии, перекусываем, обсуждаем «текучку» – рассказывал Николай Ане о прошедшем дне. – Тут приходит Макс. Естественно, мы согласились, чтобы он сел за наш столик, хотя пришлось перейти на английский. Не знаю, почему его к нам потянуло. Но речь зашла о красотах городов в разное время года, и Макс высказался, что он больше всего любит позднюю осень на Восточном побережье Америки – деревья в «золоте», ну, и прочее. Олег понимающе кивнул головой, а Макс тут же уточнил: «А вы бывали в Америке осенью?». Олег в ответ: «Не совсем бывал, но видел».
– Как это? На снимках? Это совсем не то! – не унимается Макс.
– Нет, с воды! – спокойно так говорит Карнаухов.
– О, вы пришли на корабле? Обязательно надо было сойти на берег и отъехать вглубь, в лес, на природу.
– Да я бы охотно. Только смотрел я на побережье миль с пятнадцати – двадцати, через перископ. С подводной лодки. В территориальные воды мы не входили, но на Америку посмотрели! – разъясняет Олег.
– Представляешь, спокойно так сказал про подводную лодку, при этом еще и кофеек прихлебывал, – продолжал рассказ Николай. – У Макса при его словах челюсть отвисла. Вот случай – придумать невозможно. Для американца встретиться с русским военным моряком, пусть даже бывшим, к тому же подводником, который был рядом с Америкой – событие. И ведь лодка не экскурсионная, а боевая, с полной начинкой. Они же, можно сказать, Америку в перекрестие прицела держали!
– Да, так и заикой человека можно сделать, – с улыбкой заметила Анюта.
– Я потом с Олегом об этом говорил, – согласно кивнув головой, продолжил Николай. – Он вообще-то МЭИ закончил по атомным электростанциям, занимался реакторами. Так что отслужил практически по специальности на Северном флоте, видел многое, но все через перископ. А сейчас сошел на берег и занимается радиационной безопасностью. Толковый мужик!
«Видно, действительно толковый мужик, – подумала Анюта. – То-то американцы больше вокруг меня не проявляются. Не нужна им фехтовальщица-саблистка, да и как Колина герл-френд, интереса я не представляю. И это очень даже хорошо!».
Скорее всего, «толковый мужик» не просто работал в университетской лаборатории. В России никогда не забывали, что Франция входит в пятерку стран, обладающих ядерным оружием, да и атомные электростанции здесь являются «особыми» объектами. Другое дело, что французы не слишком шумят и умеют контролировать ситуацию. С Олегом было ясно – он и не скрывал, что именно его интересует – утилизация ядерных отходов. «Мусором занимаюсь!», – говорил он иногда любопытствующим.
А вот чем американцев заинтересовал Николай Гарнет? Вроде бы он здесь никому не раскрывал идею, над которой работал. На первый взгляд, ничего особенного в ней нет. Возможность получения газо-водородной смеси для создания двигателей для обычных автомобилей давно уже известна, постоянно привлекает внимание многих, в журналах хватает публикаций на эту тему. Даже существует название «криогенный двигатель», правда, там встречаются жидкие водород и кислород. Выглядит все весьма заманчиво. И экология не страдает, и стоить это будет недорого, только дальше теории и экспериментальных образцов дело не идет.
На самом деле идея, которую, как он выражался, «работал» Николай, была пока что из области фантастики. Если можно газ превратить в жидкость, то стоит постараться сделать его твердым по форме, как, скажем, «брикет». Затем можно поместить в какой-то прибор два «брикета» – один из водорода, второй – из природного газа, взять еще один компонент, содержащий кислород, найти способ поджечь получающуюся при встрече трех компонентов в особых условиях новую газообразную смесь и… «запустить» двигатель. На словах, в теории – просто, на практике – масса проблем.
Николай взялся сначала за теоретическую разработку процесса. В Москве его коллеги вместе с инженерами решали вопросы получения «брикетов» и их хранения. При этом при расчете «оболочек» главными были «сопроматчики», специалисты как раз в той сложной инженерной науке, которая правильно называется – сопротивление материалов.
Несколько человек «лопатили» специальную литературу, отслеживали все публикации по теме и в «Science», и в других научных изданиях. Умные парни из ФАПСИ составили программу, отыскивающую в Интернете любое словосочетание «газо-водородный синтез». Как они выражались, набросили «на всемирную паутину свою сеть». От Николая Гарнета ждали уточнений, формул. В чем-то это напоминало поиск «критической массы», без которой реакция не пойдет.
Наиболее привлекательной эта идея оказалась для военных. На такой смеси может работать двигатель торпеды, которыми вооружены подводные – и не только, лодки. Причем, торпеда может быть предназначена как для «ближнего боя», так и стартовать из-под воды. Выигрышей это сулит столько, что перечислять можно долго.
В Москве осенью Николай поделился идеей всего с пятью-шестью людьми. Сначала в МГУ, а потом с кем-то, чье имя он и не запомнил, из бывшего Артиллерийского училища, которое потом стало МВТУ, прежде чем получило современное название. Видно произошла «утечка», но в том-то и дело, что он и сам пока не очень четко представлял себе некоторые моменты, которые могли быть ключевыми.
Увы, специалистов, которые могли бы ему подсказать решения, попросту не было. Ни в России, ни в какой другой стране. Он и не догадывался, сколько пар глаз неотступно следят за ним в ожидании увидеть то ли формулу, то ли рисунок, то ли чертеж, а может быть и схему экспериментальной установки. Дальнейшее будет просто – хороших физиков в мире хватает, но вот не всем приходят в голову блестящие идеи. А стоит появиться простой идее, как тут же можно ждать появления заинтересованных «доброжелателей» и прочих любопытствующих.
«Эврика!» кричать еще было рано, но Гарнет чувствовал, что вот-вот найдет решение, как обеспечить эту самую смесь кислородом, чтобы интенсифицировать в небольшой камере процесс горения. Дальнейшее – дело техники.
В душе его царило спокойствие. Жизнь, а вернее – образ жизни, который он теперь вел, появление Ани, способствовали как раз творческому процессу. Ему не нужно было метаться в поисках неизвестно чего и неизвестно где.
Если американские «друзья» проявляют к кому-либо интерес, то они начинают собирать всю возможную информацию не только о человеке. Но и о его родственниках, друзьях и соседях.
В совокупности информация, полученная из разных источников, сводилось к тому, что Николай Гарнет происходит из семьи карьерного дипломата, успешно продвигавшегося по служебной лестнице и дошедшего до ранга посла по особым поручениям. Мать – бывший дантист. Из-за того, что приходилось сопровождать мужа в командировки, оставила практику и занялась фотографией. Сотрудничала даже с фотохроникой ТАСС, ничего предосудительного за ней не значилось. Дед был полковником Первого главного управления КГБ – так некогда назывался департамент внешней разведки «конторы» – работал под дипломатическим прикрытием. С возрастом стал преподавателем в одной из школ-училищ КГБ. Из-за того, что он был кадровым офицером, сына его как раз и не взяли в комитет – было такое решение советской «инстанции», как называли тогда ЦК КПСС, когда речь шла о заграничных делах деликатного характера. Достаточно стандартная биография.
В парижское посольство из Вашингтона продолжали приходить запросы, наверняка ретранслированные из какого-то технического центра, относительного того, что делает Гарнет. А потому двум атташе пришлось снова совещаться. За чашечкой настоящего кофе из итальянского агрегата, Стопарски и Бенсон пришли к выводу, что снова придется обращаться к французским «друзьям». Дело, конечно деликатное, с небольшим «душком», но интересов Франции не ущемляет.
У Саймона Стопарски был свой контакт – Режан Бодуэн, который считался сотрудником министерства иностранных дел. Хотя и не очень хотелось, но теперь предстояло открыть ему, к кому именно из русских, находящихся в Париже, у них возник интерес, и потребовалась помощь. Пришлось назначать рандеву в кафе.
Саймон начал было «рисовать» портрет Николая Гарнета, но оказалось, что это имя собеседнику известно. Французы также имели интерес к русскому ученому. Видимо, Бодуэн работал не только в министерстве, но имел доступ и к иной информации, а потому был готов к разговору.
– Так вот, Николай в этом семействе – отклонение от семейной традиции. Так сказать, отбился от трайба дипломатов и разведчиков, – выдвинул свое предположение Саймон.
– Да, судя по всему, работает он без «легенды». У нас есть информация, что его работа связана с разработками русскими новых ракетных двигателей, – уточнил Режан.
– Что, они опять взялись за свое? Кажется, в свое время мы им «помогли» с этим закончить!
– Не до конца. Но он мыслит оригинально и для работы ему нужна лишь бумага, хороший калькулятор и компьютер с интернетом, чтобы получить нужную справку. По крайней мере, наши специалисты говорят так.
– А его подруга – фехтовальщица? – продолжал Стопарски, стараясь не показать, какое впечатление произвели на него слова «ракетный двигатель».
– Ничего особенного не представляет. В физике не разбирается, но как историк-аналитик, по мнению преподавателей, потенциал имеет, может стать политологом. Но в русское посольство практически не ходит, с соотечественниками контактирует мало.
– Мне когда-то объясняли, что анализ в нашем деле – это искусство, требующее врожденного таланта и продолжительного обучения, – припомнил Саймон одну из лекций на довольно скучной стажировке. – А самое важное в работе – умение проанализировать материал и дать ему правильную оценку.