1185 Да, это действительно был Вхутемас, еще прежде – Строгановское. Но план Мули оказался утопией. Во-первых, Мур уже давно отказался от карьеры художника. Во-вторых, училище[178] откроют только в 1945 году.
Будущий журналист-международник?
Гораздо привлекательнее для Мура была другая перспектива. Как мы знаем, Мур всегда интересовался международной политикой. Газеты были его каждодневным чтением, новости о боях где-нибудь в Норвегии (весной 1940-го), Сирии (летом 1941-го) и тем более во Франции и России были ему важнее флирта с красивой девушкой: “…мы все, от мала до велика, слушали сводки Совинформбюро. Но никто из детей не слушал их так, как слушал их Мур, – вспоминала Гедда Шор. – Спросили бы меня тогда, как это «так», – я бы не сумела ответить. Так слушали сводки раненые в госпитале. Потом я это увидела и сразу узнала”.
В романе Дмитрия Быкова “Июнь” выведен герой, которого зовут Шур. Его прототипом, несомненно, был сын Цветаевой. Шур тоже интересуется политикой, особенно войной, и даже рисует в тетрадках “новейшие виды вооружений, главным образом из нержавеющей стали, но органичны были бы и летающие драконы”.11861187 Герой Быкова еще ребенок, большой, как щенок сенбернара, но очень наивный. Это литературный образ. А у настоящего Мура, который жил на свете восемьдесят лет назад, драконы летали только в сказочной повести “Записки сумасшедшего”, да и то во сне главного героя.
Интеллектом и знаниями он далеко превосходил многих взрослых, а ровесников тем более. “Я слушал Мура «как любопытный скиф афинского софиста»”1188, – вспоминал, цитируя Пушкина, Эдуард Бабаев, будущий доктор наук и профессор МГУ, а во время знакомства с Муром – шестнадцатилетний юноша.
Политическая аналитика Мура, как уже не раз мог убедиться читатель, была неглупой и дальновидной. Случалось, он ошибался с прогнозами, но ведь и политологи, журналисты, дипломаты ошибаются не многим реже. С течением времени интерес Мура к политике не пропал. Ради пятнадцатилетнего Мура Цветаева, как мы помним, ходила за газетой на станцию. Девятнадцатилетний Мур с огорчением пишет с фронта: “…газет читать не успеваю; это стало лакомым блюдом”.1189 Однополчанам Георгий рассказывал о международном положении, просвещал их.
Даже в голодные ташкентские месяцы рядом с записями о поисках еды Мур фиксирует и оценивает события международной жизни.
ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ ЭФРОНА, 7 июня 1943 года:
Позавчера продал шубу, что мне позволило купить 1 кг картошки, 100 г масла, два пучка лука, 2 булочки, 10 бубликов, два стакана кислого молока и стакан сахара. <…> В Аргентине произошло военное восстание; президент Кастильо свергнут, восставшие захватили власть. Аргентина поддерживала связь с державами оси. Теперь же ее профашистский курс радикально изменится, и восстание, бесспорно, финансировано и подготовлено американцами.
10 июня 1943 года: …Поел в детстоловой и получил в детмаге 200 г хлопкового масла, которое продал за 50 р. и пучок лука, что позволило мне купить четыре бублика и съесть пончик за 10 р. <…> Состав Французского комитета национального освобождения замечательно бесцветен: ни одного заметного политического деятеля. <…> То, что де Голль и Жиро объединились, – великое дело, которое ускорит победу и восстановление Франции (по крайней мере, я так надеюсь). А голодно продолжает быть по-прежнему. На базаре продают американские консервы: 170 рублей. Нет, уж лучше бублики! <…> Вообще хочется есть, очень хочется.
Георгий вполне мог бы стать журналистом-международником, как Муля Гуревич. Почему бы и нет? Или даже выше – пробиться в касту дипломатов. Впрочем, он трезво оценивал свои силы: “…я не особенно надеюсь поступить в дипломатический институт <…>, потому что, вероятно, надо быть членом «Комсомола» и иметь «отлично» по всем предметам, чтобы туда поступить”.1190 Речь не о МГИМО, которого еще не было, а о Высшей дипломатической школе при Наркомате иностранных дел[179]. Вот только был ли шанс у Мура поступить в столь элитарное учебное заведение? Сын белоэмигрантов, отец и сестра арестованы по 58-й статье – хуже некуда.
В сентябре 1943-го в МГУ открыли набор на только что созданный факультет международных отношений. Год спустя именно его преобразуют в Московский государственный институт международных отношений – знаменитый МГИМО, один из самых престижных, самых элитарных вузов Советского Союза. В сентябре у Мура как будто был шанс поступить. Набирали 200 студентов. Вступительные экзамены – по предметам, которые Мур знал хорошо: история, иностранный язык, русский и литература. Еще география, правда, но ее было нетрудно подтянуть. Занятия начнутся только с 1 ноября. Но Мур понимал, что на таком факультете обратят внимание не только на результаты экзаменов, и не решился подать документы. К тому же программа студентов-международников включала массу экономических и юридических предметов. Вряд ли Мур преуспел бы в них.
Летом 1943-го у Мура была идея поступить на интересную работу: “Как только я приеду, я подниму вопрос о работе, о том, что Людмила Ильинична должна мне помочь в этом плане. Перво-наперво я буду говорить о работе в Радиокомитете”. Разумеется, речь шла о передачах на французском, которые уже были в то время. Перспектива работать на советском радио была вовсе не утопией. Весной 1943-го – а это еще Ташкент – Мур писал в дневнике, что ему должны заплатить 50 рублей в Радиокомитете. Радиокомитет – не благотворительная организация, деньги бедным ученикам десятых классов там не раздавали. Значит, Мур имел возможность как-то подработать на радио. Возможно, перевел какую-то статью из французской газеты. Кроме того, в Ташкенте Мур подрабатывал в Узбекском телеграфном агентстве “УзТАГ” – рисовал антифашистские карикатуры и писал агитационные стихи. Но работа на московском радио, конечно, совсем другое дело. Мур полагался, как видим, на поддержку Людмилы Толстой, которая ему явно симпатизировала.
Удивительно, но план Мура вполне осуществился уже в ноябре 1943-го.
Другой Сеземан
В архиве сохранился интереснейший документ – черновик автобиографии, написанной Муром, очевидно, для военкомата. В нем есть такие слова: “Параллельно с учебой в институте я занимаюсь переводами (я в совершенстве владею французским языком) – работаю в Радиокомитете на французских передачах”.11911192 В его словах сомнений нет. Мур, как и многие в СССР, верил во всеведение государства, а потому считал, что нельзя врать при ответах на вопросы официальных анкет. Еще в Ташкенте это ему повредило. Он хотел попасть в военное училище, чтобы пойти на фронт не рядовым, а офицером. Если б он скрыл свое “социальное происхождение”, это, быть может, ему бы и удалось. Но Мур решил, что враньем только испортит себе карьеру, а потому честно рассказал об арестованных родственниках. И вместо военного училища получил направление в “трудовую армию”.
Горький опыт не научил Мура хитрости. В автобиографии для военкомата Мур так же честно рассказывает об арестах сестры и отца.[180] Если уж о таких вещах он не умолчал и не покривил душой, то что говорить о работе на радио? Более того, работа Мура на радио подтверждается и заявлением П.Г.Скосырева в Советский райвоенкомат: Эфрон Г.С. “по договоренности ведет переводческую работу в Радиокомитете”.[181]
Честность Мура не исключала ни лукавства, ни лицемерия. Работать в Радиокомитете – значит стать настоящим бойцом идеологического фронта. В своем антифашизме Мур был вполне искренен и в этом совпадал с господствующей идеологией. Но с октября – ноября 1941-го он больше не верил ни в торжество коммунизма, ни в превосходство социалистического строя. Значит, ему пришлось “покривить душой”. Его друг Дмитрий Сеземан много лет спустя скажет о такой работе гораздо резче, пожалуй, даже слишком резко и беспощадно к себе: “Я занимался в течение долгих лет тем, что можно назвать умственной проституцией. То есть я передавал и распространял вещи, мысли, идеи и тезисы, диаметрально противоположные тому, что я думаю, и которые я ненавидел, – и получал за это деньги. Если это не проституция, то что такое проституция?”
Дмитрий Васильевич будет работать на том же “иновещании”, где, очевидно, работал и Мур. Позже – сотрудничать с информационно-аналитическим журналом “Новое время”. Журнал освещал советскую внешнюю и внутреннюю политику и трактовал проблемы международных отношений в угодном правящему режиму направлении. Никита Кривошеин столь же беспощадно назвал свою работу для этого журнала “политической проституцией”.11931194 Пятнадцатилетний Мур с негодованием выступал против лицемерия. Но уже в свои шестнадцать лет и девять месяцев он запишет: “Я мало-помалу учусь лицемерию. <…>…надо изображать дурака, чтобы преуспевать”.1195
Выпускное школьное сочинение Георгий Эфрон писал по теме “Нас голос Родины на подвиги зовет” и получил “отлично”1196. Видимо, в 1943-м Мур был готов к службе на идеологическом фронте.
Вероятно, Мур только переводил, готовил материалы для французских радиопередач. Людей, в совершенстве знавших французский, в Москве 1943–1944-го было не так уж много, и далеко не каждого франкофона можно привлечь к такой работе. Скажем, Людмила Ильинична Толстая ни в чем не нуждалась, а потому вряд ли стала бы тратить силы и время. А для Мура такая работа была подарком. Возможно, сама Людмила Толстая и помогла ему получить эту работу. Не случайно именно на нее рассчитывал Мур еще летом. Хотя мог помочь и Муля своими связями в среде журналистов-международников, но о взаимоотношениях Мура и Мули именно в это время практически ничего не известно. Зато кое-что мы знаем о другом человеке, который уже, видимо, работал на радио в то время.