Внезапно на улице послышался шум, который обычно производит множество людей, перед воротами произошла какая-то суета и еще через минуту по плитам у двери дома загремели ружейные приклады.
Глава VIIIАРЕСТ
Ох, господин Родольф! — кричала Хохотушка, вбегая; она была бледна и вся дрожала. — Там полицейский комиссар со стражей!
— Правосудие божие заботится обо мне! — воскликнул Пипле в религиозном экстазе. — Наконец-то арестовали этого Кабриона… К несчастью, слишком поздно!
Комиссар, которого легко было узнать по перевязи, выглядывавшей из-под его черного сюртука, вошел в швейцарскую; лицо его было серьезным, достойным и суровым.
— Господин комиссар, вы пришли слишком поздно: преступник сбежал, — печально сказал Пипле. — Но я могу вам дать все его приметы… улыбка жестокая, взгляд нахальный, манеры…
— О ком вы говорите? — удивился полицейский.
— О Кабрионе, о ком же, господин комиссар! Но если поспешить, еще можно поймать, — ответил Пипле.
— Я не знаю, кто такой Кабрион, — нетерпеливо прервал его полицейский. — В вашем доме живет ювелир-гранильщик по имени Жером Морель?
— Да, мой комиссар, — насторожившись, ответила г-жа Пипле.
— Ведите меня в его квартиру.
— Морель-гранильщик? — переспросила привратница вне себя от изумления. — Да ведь это агнец божий, он не способен…
— Здесь проживает Жером Морель, да или нет?
— Да, мой комиссар, со своей семьей, в мансарде.
— Так ведите меня на эту мансарду!
Затем, обращаясь к одному из своих спутников, полицейский добавил:
— Пусть два жандарма ждут внизу и не уходят от ворот, а Жюстена пошлите за фиакром.
Тот удалился, чтобы исполнить приказ.
— А теперь, — сказал комиссар полиции, обращаясь к Пипле, — ведите меня к Морелю.
— Если вам все равно, мой комиссар, я заменю Альфреда: он себя плохо чувствует из-за этого Кабриона… Его от него мутит, как от капусты.
— Вы или ваш муж, мне это безразлично. Идемте! Вслед за г-жой Пипле он начал подниматься по лестнице, но вскоре остановился, заметив, что Родольф и Хохотушка идут за ним.
— А вы кто такие? Что вам нужно? — спросил он.
— Это двое наших жильцов с пятого этажа, — ответила г-жа, Пипле.
— Извините, я не знал, что вы здесь живете, — сказал комиссар Родольфу.
Надеясь на снисходительность вежливого полицейского, тот сказал ему:
— Вы увидите семью, доведенную до отчаяния. Я не знаю, какая еще беда ожидает этого несчастного ремесленника, но в эту ночь на его долю выпало страшное испытание… Одна из его дочерей, уже истощенная болезнью, умерла у него на глазах… умерла от холода и нищеты…
— Возможно ли это?
— Это чистая правда, мой комиссар, — вмешалась г-жа Пипле. — Если бы не этот господин, с которым вы говорите, — а он принц среди наших жильцов, и потому, что своей щедростью спас несчастных Морелей от долговой тюрьмы, — вся его семья умерла бы с голоду.
Комиссар посмотрел на Родольфа с интересом и удивлением.
— Нет ничего проще, — объяснил Родольф. — Одна милосердная особа, узнав, что Морель, за честность и порядочность которого я отвечаю, незаслуженно оказался в отчаянном положении, поручила мне оплатить долговое письмо, по которому судебные приставы могли упрятать в тюрьму этого бедного ремесленника, единственную опору многочисленной семьи.
Пораженный в свою очередь благородным обликом Родольфа и достоинством его манер, комиссар ответил:
— Я не сомневаюсь в честности Мореля, но, к сожалению, обязан исполнить тяжкий долг, который вас огорчит, потому что вы так искренне печетесь о семье Морелей.
— Что вы хотите этим сказать?
— Судя по услугам, которые вы им оказали, и по вашей речи, я вижу, что вы благородный человек. А потому у меня нет причин скрывать от вас предписание, которое я должен выполнить. У меня ордер на арест Луизы Морель, дочери гранильщика.
Родольф сразу вспомнил сверток с золотыми монетами, который девушка вручила судейским приставам.
— В чем же ее обвиняют, господи?
— Ее ждет тюрьма за детоубийство.
— Ее, тюрьма? О, несчастный ее отец!
— Судя по горестным обстоятельствам, о которых вы мне рассказали, этот новый удар будет для ремесленника ужасен… К сожалению, я должен выполнять полученные приказы.
— Может быть, речь идет только о предварительном заключении? — воскликнул Родольф. — Доказательств наверняка нет?
— Я не могу вам ничего больше сказать по этому поводу… Правосудие узнало об этом преступлении, вернее о подозрении в преступлении, от весьма достойного во всех отношениях человека, ее хозяина…
— От Жака Феррана, нотариуса? — возмущенно спросил Родольф.
— Да, сударь… Но почему такой тон?..
— Потому что Жак Ферран — мерзавец!
— Мне жаль, сударь, что вы совсем не знаете человека, о котором судите; господин Жак Ферран достойнейший человек, его честность признана всеми.
— Я повторяю вам, сударь: этот нотариус — мерзавец… Он хотел посадить Мореля в тюрьму, потому что его дочь отвергла его гнусные домогательства. Если Луизу обвиняют только на основании доноса такого человека… Признайтесь, сударь, подобное обвинение не заслуживает доверия.
— Я не могу и не хочу обсуждать с вами справедливость заявления господина Феррана, — холодно сказал комиссар полиции. — Это дело правосудия, все решит суд присяжных. Что касается меня, я должен установить личность Луизы Морель и выполнить данное мне предписание.
— Вы правы, извините меня за то, что в порыве негодования, впрочем вполне законного, я забыл на минуту, что здесь действительно не время и не место для обсуждения таких вопросов. Только одно: тело покойной дочери Мореля осталось у него в мансарде, а я предложил его семье свою комнату, чтобы избавить всех от печального зрелища мертвой девочки. Так что вы найдете гранильщика и, может быть, его дочь у меня. Умоляю вас, во имя человечности, не забирайте Луизу так сразу, когда они еще не оправились от страшного горя. Морель в эту ночь испытал столько потрясений, что разум его не выдержит нового. Жена его тоже смертельно больна, и еще один удар убьет ее.
— Я всегда исполнял приказы со всевозможной мягкостью и сегодня буду действовать так же осторожно.
— Позвольте попросить вас об одном одолжении, если хотите, милости. Вот что я предлагаю: девушка, которая идет за нами вместе с привратницей, занимает комнату рядом с моей. Не сомневаюсь, что она предоставит ее в ваше распоряжение. Вы сможете, если нужно, позвать туда сначала Луизу, — а потом Мореля, чтобы дочь могла с ним проститься. По крайней мере, вы избавите несчастную больную и беспомощную мать от этой душераздирающей сцены.
— Если можно это устроить, что ж, я согласен.
Этот разговор происходил вполголоса; Хохотушка и г-жа Пипле скромно отстали от комиссара и Родольфа на десять ступеней. РодоЛьф спустился к Хохотушке, весьма смущенной присутствием полицейского, и шепнул ей:
— Бедная моя соседушка, я попрошу от вас еще одной жертвы: уступите мне вашу комнату примерно на час!
— На сколько хотите, господин Родольф… Мой ключ у вас. Но, господи, что тут происходит?
— Я вам потом расскажу. Но это еще не все: возвращайтесь поскорее в Тампль и попросите, чтобы все наши покупки доставили не ранее чем через час.
— Охотно, господин Родольф. Неужели еще что-то стряслось с несчастным Морелем?
— Увы, случилась новая беда, и вы скоро об этом узнаете.
— Хорошо, сосед, я бегу в Тампль. Господи, а я-то надеялась, что благодаря вашей доброте эти бедные люди избавятся от всех забот! — сказала гризетка и быстро спустилась по лестнице.
Родольф прежде всего хотел избавить ее от печальной сцены ареста Луизы.
— Мой комиссар, если уж мой принц жильцов доведет вас, может, я спущусь к моему Альфреду? — спросила г-жа Пипле. — Он меня беспокоит. Ведь он только что оправился от этой встречи с Кабрионом.
— Идите, идите, — сказал комиссар, и они остались вдвоем с Родольфом.
Потом одновременно они поднялись на площадку пятого этажа и остановились перед дверью комнаты, где временно разместился Морель со своей семьей.
Внезапно дверь распахнулась.
Из нее быстро вышла Луиза, бледная и заплаканная.
— Прощайте, прощайте, отец! — воскликнула она. — Я вернусь, но сейчас мне нужно уйти.
— Луиза, девочка моя, послушай меня! — умолял Морель, следуя за нею и пытаясь ее удержать.
При виде Родольфа и комиссара полиции отец и дочь замерли.
— Ах, это вы, наш спаситель! — воскликнул гранильщик, узнав Родольфа. — Помогите мне удержать Луизу. Я не знаю, что с ней, но она меня пугает. Она хочет уйти. Но ведь правда, ей не нужно больше возвращаться к хозяину? Вы ведь сами сказали мне: «Луиза вас больше не покинет, это вам будет, наградой». О, благословенное обещание! Я, признаюсь, на миг позабыл даже о смерти маленькой Адели. Поэтому я не могу расстаться с тобой, Луиза! Никогда, никогда!
Сердце Родольфа сжалось, он не мог ответить ни слова.
Комиссар сурово спросил Луизу:
— Вас зовут Луиза Морель?
— Да, — ответила девушка в замешательстве. Родольф отпер комнату Хохотушки,
— А вы Жером Морель, ее отец? — продолжал полицейский, обращаясь к гранильщику.
— Да, но что…
— Войдите сюда вместе с вашей дочерью!
Комиссар показал на комнату Хохотушки, где уже находился Родольф:
Ободренные его присутствием, Морель и Луиза, удивленные и смущенные, вошли в комнату гризетки вслед за комиссаром. Тот закрыл дверь и, сдерживая волнение, обратился к гранильщику.
— Я знаю, что вы честны и у вас горе, поэтому с большим сожалением должен сказать вам, что именем закона я арестую вашу дочь.
— Все открылось!.. Я погибла! — воскликнула перепуганная Луиза и бросилась в объятия отца.
— Что ты говоришь?.. О чем ты говоришь? — бормотал пораженный Морель. — Ты сошла с ума… Погибла?.. Арестовать тебя?.. За что?.. Кто может тебя арестовать?
— Я, именем закона! — И полицейский комиссар показал ему свою перевязь.