Вот почему смертная казнь, преследующая цель избавления общества от опасных злодеев, лишь в исключительных случаях приводит к раскаянию; преступник лишен времени искупить содеянное злодеяние… Казнь, которую они принимают, – одни в бесчувственном состоянии, а другие с возмутительным цинизмом, – мы надеемся, будет заменена мучительным возмездием, которое предоставит преступнику полную возможность раскаяться… искупить вину и в то же время позволит закону сохранить жизнь, дарованную человеку богом. Ослепление лишает преступника возможности убежать из тюрьмы и нанести кому-либо вред.
Итак, смертная казнь, являющаяся его единственной целью, будет в этом отношении справедливо заменена.
Ибо общество убивает не во имя возмездия.
Оно убивает не для того, чтобы заставить страдать, – из всех видов наказаний общество избирает наименее мучительное[135].
Оно убивает во имя собственной безопасности.
Разве нужно бояться ослепленного узника?
Наконец, вечная изоляция, смягченная общением с честными, набожными людьми, которые посвятят себя этой исцеляющей миссии, позволит убийце замолить грехи в течение долгих лет раскаяния и угрызений совести, возродить свою душу.
Шум и громкие радостные возгласы арестантов, совершавших прогулку по тюремному двору, прервали сговор. Николя вскочил и направился к дверям узнать причину непривычного оживления. Возвратясь в залу, он сообщил:
– Верзила прибыл!
– Верзила! – воскликнул староста. – А где Жермен? Еще не возвратился?
– Нет еще.
– Пора прийти! Я б вручил ему чек на гроб, – пригрозил староста.
Глава VII. Сговор
Приход Верзилы, показания которого могли стать роковыми для Жермена, вызвал шумное оживление среди арестантов. Это был человек среднего роста и, несмотря на свое увечье и тучность, казался ловким и сильным. В лице его было что-то звериное: оно напоминало морду бульдога: вдавленный лоб, маленькие хищные глаза, отвисшие щеки, могучие челюсти. Нижняя челюсть с длинными зубами, или, вернее, щербатыми клыками, выступала вперед, что еще более усиливало его поразительное сходство с этим животным. На нем была шапка из выдры и синее пальто с меховым воротником.
Верзила пришел в тюрьму в сопровождении молодого человека лет тридцати, со смуглым, загорелым лицом, которое не было таким жутким, как у других узников, хотя он старался казаться столь же решительным, как и его приятель. Порой он становился мрачным и на губах его появлялась горькая улыбка.
Верзила, можно сказать, очутился в кругу знакомых; он едва успевал отвечать на приветствия и радушные слова, которыми его осыпали со всех сторон.
– Наконец-то прибыл наш толстый весельчак… Вот хорошо, теперь порезвимся вдоволь.
– Нам тебя недоставало.
– Где ты там замешкался?
– Нет, я сварганил все, чтоб нагрянуть к дружкам… Не виноват, легавые не накрыли раньше.
– Верно, старина, сам себя не посадишь, но раз уж попал сюда… Время тянется, давай-ка побалагурим.
– Тебе повезло, у нас Острослов.
– И он здесь? Старый друг по Мелену! Здорово! Здорово! Он поможет нам скоротать время своими побасенками, а слушатели найдутся, сейчас прибудут новобранцы.
– Кто же?
– Только что в канцелярию… когда меня отправляли сюда, привели двух молодцов… Одного я не знаю… но другой, в синей шапочке и серой куртке, вроде бы знакомый, где-то я видел эту башку… Кажется, у Людоедки из «Белого кролика»… Здоровяк такой…
– Слушай, Верзила, ты помнишь, в Мелене я спорил с тобой, что и года не пройдет, как тебя опять сгребут?
– Верно, ты выиграл, понимаешь, у меня было больше шансов стать вором, чем получить награду за добродетель. А ты… на чем погорел?
– Сбондил по-американски.
– Понятно, тот же способ?
– Да, все тот же. Иду по своей дорожке. Простая… Если бы мой напарник не был болваном, я не попал бы сюда… Ну да ладно, урок мне на пользу пойдет. Когда опять примусь за дело, буду осторожнее… Я задумал одно дельце…
– Смотри, вот и Кардильяк! – воскликнул Верзила при виде маленького человека, нищенски одетого, с гнусной физиономией, хитрой и злобной, похожего и на лису, и на волка. – Здорово, старина!
– Ах ты, черепаха! – весело ответил заключенный по имени Кардильяк. – Каждый день только и говорили: он придет, он не придет… А этот господин, словно милая бабенка, заставлял себя ждать…
– Ну конечно, конечно!
– Ну а за что ты попался, за что-нибудь стоящее?
– По правде сказать, за кражу со взломом. Прежде удавалось, а на этот раз не удалось… Дело богатое… Кстати, надо будет им еще заняться… Но я и Франк погорели.
Верзила указал всем на своего сообщника.
– Да это Франк! – сказал Кардильяк. – А я и не узнал его, у него борода… Это ты? А я думал, что тебя избрали мэром поселка, ведь ты мечтал стать честным человеком.
– Я сдурил и был наказан, – вдруг заговорил Франк. – Каждому греху – прощение… Полезно один раз… а теперь буду на каторге, пока не подохну. Берегитесь меня, когда выйду!
– В добрый час, хорошо сказано.
– Но что все-таки с тобой произошло, Франк?
– А то, что происходит с любым из нас, дураковатым, кто, выйдя на свободу, пожелал стать честным… Судьба ведь справедлива!.. Когда я вышел из Мелена, у меня было более девятисот франков…
– Это правда, – подтвердил Верзила, – все его несчастья потому, что он, выйдя из тюрьмы, хранил денежки, вместо того чтобы их прокутить. Теперь вы увидите, к чему ведет раскаяние… Окупает ли оно хоть расходы?
– Меня отправили под надзором в Этан, – продолжал Франк, – я слесарь и работал у хозяина слесарной. Я сказал ему: «Меня освободили из тюрьмы, знаю, что нашего брата не хотят нанимать, но вот вам девятьсот франков под залог, дайте мне какую-нибудь работу, хочу стать честным человеком».
– Черт побери! Такое могло прийти в башку только Франку!
– Да, с башкой у него всегда было неладно.
– Нанялся слесарем!
– Вот шутник!
– Послушайте, и вы узнаете, чего он достиг.
– Я предложил накопленные денежки хозяину мастерской в залог, чтоб он дал мне работу. «Я не ростовщик, чтобы брать деньги под проценты, и арестанта в свою мастерскую не пущу. Мне приходится ходить по домам и открывать замки; я пользуюсь доверием. Если узнают, что среди моих рабочих есть каторжник, я потеряю заказчиков. За порог, дружок!»
– Не правда ли, Кардильяк, он получил по заслугам?
– Конечно…
– Глупый парень, – с покровительственным видом обратился Верзила к Франку, – надо было сразу с этим кончать, поехать в Париж, спустить все до последнего гроша и потом волей-неволей начать воровать! Ведь тогда у тебя возникли бы неплохие замыслы.
– До каких пор ты мне будешь талдычить одно и то же? – с раздражением заговорил Франк. – Конечно, было глупо с моей стороны беречь деньги, все равно я ими не воспользовался. Жить под надзором в Этане было нелегко, там было всего четыре слесаря. Первый меня выгнал; когда я обратился к другому, то получил тот же ответ… Благодарю покорно. Всюду одна и та же песня.
– Видите, друзья, к чему это ведет? Что там говорить? Мы прокляты навек!
– Вот и остался на мостовой в Этане. Прожил месяц-другой, – продолжал Франк, – денежки уплыли, работы никакой, хоть и был под надзором, я покинул город.
– Дурень, ты должен был сразу же так поступить.
– Явился в Париж, занялся своим ремеслом. Мой хозяин не знал меня, я сказал ему, что приехал из провинции, где считался мастером. Оставшиеся семьсот франков вручил маклеру, который выдал мне вексель. По истечении срока он мне ничего не возвратил. Я вручил вексель судебному исполнителю, тот добился выплаты, и я оставил деньги у него на черный день. Вот тогда-то я и встретил Верзилу.
– Понимаете, это я ускорил черный день, как вы увидите. Франк работал слесарем, изготовлял ключи. Подвернулось дело, он мог бы мне пригодиться. Я предложил ему быть сподручным: у меня были оттиски замков, он должен был изготовить ключи, это его специальность. Парень отказался… он хотел стать честным… Я подумал: надо ему все-таки удружить. Написал одно письмо без подписи его хозяину, несколько писем разослал владельцам таких же мастерских. Сообщил им, что Франк выпущен на свободу из тюрьмы. Хозяин выгнал его, а другие не стали с ним разговаривать. Он нанялся еще в одну мастерскую, но провел там всего неделю, и оттуда его прогнали. Да меняй он хоть десять мест, все равно я не оставил бы его в покое.
– А ведь я тогда не знал, что это ты донес на меня, – заметил Франк, – не то бы я тебе показал.
– Да ведь я не такой дурак. Сказал тебе, что уезжаю в Лонжюмо навестить дядю, а сам остался в Париже. Мне было известно все, что ты делаешь, от малыша Ледрю.
– В общем, меня хозяин выгнал с последнего места работы как бродягу, заслужившего петлю. Итак, трудитесь, ведите себя спокойно, и вас спросят не о том, что вы делаете, нет, спросят, чем вы занимались раньше. Очутившись снова без заработка, я подумал: хорошо, что есть деньги, на них можно пожить. Направляюсь к судебному исполнителю, а тот сбежал, все пропало, и я остался без гроша, даже не смог заплатить за квартиру. Представляете, как я бесился!.. В то время Верзила якобы прибыл из Лонжюмо. Он воспользовался моим положением. Я не знал, что делать, прямо хоть вешайся. Убедился, что, если вором был, вором и останешься. Черт возьми, а Верзила стал так меня донимать…
– Что наш славный Франк перестал сопротивляться, – продолжил Верзила. – Он смело подчинился судьбе, принял участие в деле, а дело представлялось богатое. К несчастью, в тот момент, когда мы уже готовы были раскрыть рот, чтобы проглотить кусок, нагрянули легавые и нас замели. Ну что поделаешь, несчастный случай. Без такого в нашем ремесле не обойтись. Чудес на свете не бывает.
– И все же… если бы тот мерзавец не обокрал меня, я бы не очутился здесь, – гневно возразил Франк.
– Довольно тебе, не такая уж беда, – сказал Верзила. – Разве ты был счастлив, когда работал как вол?