«Хозяин! Сжальтесь, помилуйте, больше никогда не буду, честное слово!» – дрожа как в лихорадке, бормотал бедный малыш, даже не понимая, что он такое натворил, в чем провинился. Но Душегуб и слушать не хотел… Несмотря на крики, на то, что мальчик отбивался, он поднес Сухарика к обезьяне, и она вцепилась в него своими мохнатыми лапами.
В зале всех охватил трепет, слушатели напряглись.
– Ну и балбес бы я был, если б ушел раньше, – сказал надзиратель, подходя ближе к арестантам.
– Слушайте, слушайте, самое интересное впереди, – продолжал Гобер. – Как только Сухарик почувствовал холодные волосатые лапы могучего зверя, схватившего его за шею, он решил, что все кончено, и, словно в бреду, стал кричать так жалобно, что, казалось, мог бы разжалобить и тигра. «Боже мой, да ведь это паук, которого я видел во сне… Золотая мушка, спаси меня!»
«Ты у меня замолчишь, негодяй… замолчишь!..» – грозился Душегуб, избивая его ногами. Он боялся, что крики услышат. Но вскоре бояться стало нечего, подумайте сами, бедный Сухарик уже не кричал и не отбивался, он стоял на коленях, белый как полотно, с закрытыми глазами, дрожа всем телом, как будто на дворе январский мороз; а обезьяна в это время била его, драла за волосы, царапала; временами она останавливалась, глядела на хозяина, точно желая узнать, что ей делать. Душегуб дико смеялся, притом так громко, что его смех заглушил бы и вопли мальчика, если б тот мог кричать. Казалось, это поощряло Гаргуса, еще более яростно нападавшего на мальчика.
– У, гад! – воскликнул Синий Колпак. – Попалась бы ты мне, я бы схватил тебя за хвост и вертел колесом, а потом хрястнул башкой о мостовую.
– Ах, мерзавка, злая, что твой дикарь.
– Да таких злых и не бывает!
– Как не бывает, – возразил Гобер, – а Душегуб? Посудите сами, вот что он потом сделал: отвязал от своей кровати длинную цепь Гаргуса, высвободил из обезьяньих лап мальчика, который был ни жив ни мертв, и привязал его так, что на одной цепи оказался и Сухарик и Гаргус, скрепленные поясом, один подле другого.
– Вот так выдумка!
– Да, все же есть люди хуже зверей!
– Когда Душегуб устроил эту штуку, он сказал своей обезьяне, которая понимала его, ведь они почти не расставались: «Гаргус! Раньше тебя водили напоказ, а теперь ты будешь его водить, это твоя обезьяна. Ну-ка, вставай, Сухарик, а не то я науськаю на тебя Гаргуса».
Бедный Сухарик снова упал на колени, сложив руки, но говорить не мог, слышалось только, как он стучит зубами.
«Заставь же его ходить, Гаргус, а если не будет слушаться, поступай, как я».
С этими словами он осыпал мальчика ударами хлыста, а затем передал хлыст обезьяне.
Вы, конечно, знаете, что звери очень ловко подражают человеку. Гаргус в этом отношении особо отличался; он взял хлыст и начал так избивать мальчика, что тот вскочил на ноги; роста он был такого же, как и обезьяна. Затем Душегуб вышел из своей комнаты и спустился по лестнице, позвав Гаргуса; обезьяна быстро последовала за хозяином, гоня перед собой мальчика, которого она продолжала избивать хлыстом, словно своего раба.
Так они прибежали на маленький двор за хибаркой Душегуба. Здесь-то Душегуб решил позабавиться. Он закрыл ворота и подал знак обезьяне, чтобы она бегала вокруг двора и подгоняла хлыстом мальчика. Обезьяна послушалась и принялась гонять Сухарика, осыпая его ударами, в то время как хозяин гоготал во все горло. Казалось, этой чудовищной шутки было бы достаточно? Так нет же, этого было мало; Сухарик пока что отделался царапинами, ударами хлыста и ужасным испугом, но вот что еще придумал коварный злодей: для того чтобы натравить обезьяну на измученного мальчика, который и так был ни жив ни мертв, Душегуб хватает Сухарика за волосы, делая вид, что хочет его укусить, и приближает его к Гаргусу, приговаривая: «Возьми его… возьми!..», а затем показывает зверю кусок бараньего сердца, как будто обещая – вот, мол, тебе награда.
Да, друзья, это было жуткое зрелище. Представляете себе огромную рыжую обезьяну с черной мордой; скрежеща зубами как одержимая, она неистово, почти в бешенстве бросается на бедняжку, который не в силах защититься, сразу падает на землю животом вниз, прижав лицо к земле, чтобы она его не изуродовала. Видя это, обезьяна, забравшись на спину Сухарика, хватает его за шею и начинает грызть.
«О! Паук, паук!..» – кричал сдавленным голосом Сухарик, уверенный в том, что настал его конец.
Вдруг раздался стук в ворота: тук… тук!..
– А, староста! – с радостью воскликнули заключенные. – Наконец-то!
– Да, мои друзья, на сей раз это был староста. Он закричал: «Открывай, Душегуб! Не притворяйся глухим, ведь я тебя вижу».
Хозяин зверинца, принужденный ответить, бранясь, пошел открывать ворота мэру, который в свои пятьдесят лет обладал могучей силой, и, когда он был разгневан, шутить с ним не следовало.
«Что вам надо?» – спросил Душегуб, приоткрывая ворота.
«Я хочу поговорить с тобой», – ответил староста, силой врываясь в маленький двор. Затем, видя, что обезьяна все еще бьет Сухарика, он хватает ее за шею, намереваясь высвободить мальчика и отшвырнуть Гаргуса в сторону. Тут замечает, что мальчик на одной цепи с обезьяной; тогда он гневно заявляет Душегубу: «Сейчас же освободи несчастного парнишку!»
Вы представляете себе радость и изумление Сухарика, едва живого от страха, который вдруг почувствовал, что в самый последний момент он словно чудом спасен; поэтому он не мог не вспомнить золотую мушку из своего сна, хотя староста нисколько не был похож на муху: этакий здоровяк…
– Ну ладно, – сказал надзиратель, направляясь к дверям. – Сухарик спасен, я пойду ужинать.
– Спасен? – воскликнул Гобер. – Как бы не так! На этом мучения нашего Сухарика еще не кончились.
– Правда? – с удивлением спросили арестанты.
– А что с ним случилось? – спросил Руссель, подходя к арестантам.
– Постойте здесь, и все узнаете, – ответил рассказчик.
– Острослов просто дьявол, он заставляет делать все, что захочет, ну ладно, немного побуду.
Скелет молчал, едва сдерживая гнев.
Гобер продолжал:
– Душегуб, боявшийся старосты как огня, ворча, освободил мальчика от цепи; вслед за тем староста так поддал обезьяну ногой, что она отлетела далеко в сторону. Взвизгнув и скрежеща зубами, она как ужаленная вскочила на крышу сарая, угрожая оттуда старосте.
«Почему вы бьете мою обезьяну?» – спросил Душегуб.
«Ты лучше спроси, почему я не бью тебя; разве можно так терзать ребенка? Ты что, уже с утра нализался?»
«Трезв, как и вы, готовлю номер с обезьяной, хочу показать публике – она и Сухарик будут представлять вместе. Занят своим делом, зачем вы вмешиваетесь?»
«Да, вмешиваюсь, это мое дело! Утром мимо меня проходили ребята, среди них не было Сухарика; я спросил, где он, смутившись, они ничего не ответили; ведь я тебя знаю, сразу догадался, что ты его бьешь, и не ошибся. Так знай – теперь каждое утро буду следить за ребятами и, если не увижу Сухарика, сейчас же явлюсь и убью тебя на месте, если увижу, что ты его бьешь».
«Что захочу, то и буду делать, – ответил Душегуб, раздраженный этой угрозой, – ты меня не тронешь! Убирайся вон, а если опять появишься, я тебе покажу…»
«Вот тебе, подлец! – И староста дал Душегубу пару таких затрещин, что можно было оглушить носорога. – Будешь знать, как разговаривать со старостой Маленькой Польши».
– Маловато он ему врезал, – сказал Синий Колпак, – на месте старосты я бы еще не так его измордовал.
– И поделом ему! – воскликнул кто-то из арестантов.
– Таких извергов староста мог бы уложить и десяток, вот почему Душегубу пришлось проглотить обиду, но в нем бушевал гнев, в особенности из-за того, что его побили на глазах у мальчика. Он решил отомстить и придумал способ – такой мог прийти на ум только величайшему злодею, каким и был хозяин зверинца. Пока он обдумывал эту дьявольскую месть, почесывая в затылке, староста предупреждал его:
«Запомни, если ты будешь продолжать мучить малыша, я тебя и твоих зверей вышвырну из Маленькой Польши, а если не уйдешь, натравлю на тебя народ. Тебя ведь здесь уже все ненавидят и устроят тебе такие проводы, что, ручаюсь, запомнишь на всю жизнь».
Желая осуществить свой дьявольский план, этот коварный злодей Душегуб сделал вид, что не сердится на старосту, и заговорил льстивым голосом: «Клянусь, староста, зря вы меня били и напрасно думали, что я обижаю Сухарика, наоборот, повторяю вам, я готовил новый номер с обезьяной; это нелегкое дело, когда она сопротивляется, вот в этой потасовке и покусала малыша».
Пытливо взглянув на Душегуба, староста спросил:
«Ты говоришь правду? Если ты готовишь номер с обезьяной, почему же ты привязываешь ее к той же цепи, что и Сухарика?»
«Потому что малыш должен участвовать в этом представлении; вот что я хочу сделать: нарядить Гаргуса в красный фрак, надеть на него шляпу с перьями, как у швейцарского торговца лекарствами, посадить Сухарика в маленькое детское кресло, завязать ему на шее салфетку, и обезьяна будет брить его деревянной бритвой».
При этих словах Душегуба староста рассмеялся.
«Не правда ли, забавно?» – лукаво спросил Душегуб.
«Да, это, конечно, смешно, – согласился староста. – Говорят, что твоя обезьяна ловкая и хитрая бестия, она сможет исполнить подобную штуку».
«Наверняка, когда она посмотрит пять или шесть раз, как я делаю вид, будто брею Сухарика, она будет подражать мне, у нее будет большая деревянная бритва, нужно только, чтобы обезьяна привыкла к мальчику, потому-то я и посадил их на одну цепь».
«А все же почему ты выбрал именно Сухарика, а не другого мальчишку?»
«Потому что он меньше всех ростом. Когда он сядет в кресло, Гаргус будет возвышаться над ним; к тому же половину сбора я хотел отдать Сухарику».
«Если так, – сказал староста, поверив лжи хозяина зверинца, – я сожалею, что поколотил тебя; ну, потом сочтемся, пусть это будет аванс».
В то время как хозяин разговаривал со старостой, Сухарик стоял, чуть дыша, дрожал как осенний лист, умирая от желания броситься в ноги старосте и умолять увести его от хозяина зверинца. Но ему не хватило смелости, и, снова отчаявшись, он тихонько произнес: «Нет, видно, сон мой сбудется, я стану несчастной мухой, которую сожрет паук, напрасно я надеялся, что золотая мушка меня спасет».