вым и высокомерным, он, как всегда, суетился, и, как всегда, болтовня его была непереносима. Однако, несмотря на все эти недостатки, на его шуточки дурного тона, на его длиннющий нос, который придавал лицу почти клоунский облик, герцог де Люсене, как мы уже говорили, не был вульгарным типом и обладал природным достоинством и мужеством, которые не покидали его никогда.
– Вы, наверное, считаете, что я безразличен ко всему, что вас касается, дорогой мой Анри! – сказал д’Арвиль, протягивая руку де Люсене. – Но вы ошибаетесь. Только сегодня утром я узнал о вашем несчастном приключении.
– Несчастном?.. О чем речь, маркиз?.. Я получил то, чего заслуживал, за мои деньги, как говорится… Никогда в жизни я еще так не хохотал! Этот великолепный господин Робер имел такой торжественный вид и был полон решимости доказать, что никогда не харкает и не брызжет слюной… Вы разве не знали? Это и послужило причиной дуэли. Недавно вечером в посольстве господина *** я его спросил в присутствии вашей жены и графини Мак-Грегор, как он справляется с этим своим недостатком. В этом все дело, между нами, он и не имел такой слабости. Но все равно. Понимаете, если вас упрекают в этом при двух прекрасных дамах, это ведь нельзя перенести.
– Какое безумие! Узнаю вас. Но кто такой этот господин Робер?
– Ей-богу, понятия не имею! Какой-то господин, с которым я повстречался на курорте; он проходил по зимнему саду в посольстве, вот я и позвал его, чтобы так глупо подшутить, а он назначил мне на завтра встречу и очень галантно поцарапал мне руку шпагой – вот и все наши отношения. Да хватит говорить об этих глупостях! Я пришел к вам за чашкой чая.
С этими словами герцог де Люсене бросился на софу, улегся и начал концом своей тросточки раскачивать картину, висевшую над его головой, просунув трость между стеной и рамой.
– А я вас ждал, дорогой Анри, и приготовил сюрприз, – сказал маркиз д’Арвиль.
– О, в самом деле? Какой же? – воскликнул де Люсене, раскачивая картину еще азартнее.
– Кончится тем, что эта картина сорвется и упадет вам на голову.
– Черт побери, вы правы! У вас орлиный глаз… Но что за сюрприз, говорите!
– Я пригласил на чай некоторых наших друзей.
– Неужели? За это, маркиз, браво, брависсимо, архибрависсимо! – воскликнул де Люсене, с восторгом колотя своей тростью по подушкам софы. – И кто же у нас будет? Сен-Реми? Нет, он уже несколько дней в деревне… Кстати, какого черта ему делать в деревне зимой?
– Вы уверены, что он не в Париже?
– Абсолютно уверен. Я ему написал, чтобы он был моим секундантом… Его не было дома, и мне пришлось пригласить лорда Дугласа и Сезанна…
– Какое чудесное совпадение, они будут завтракать с нами.
– Браво, браво, брависсимо! – снова закричал герцог де Люсене.
Он раскинулся на софе и на этот раз принялся подскакивать на ней, сопровождая свои безумные возгласы прыжками только что выловленного карпа, которые могли бы свести с ума любого рыбака.
Эти акробатические подскоки были прерваны появлением виконта де Сен-Реми.
– Мне не пришлось спрашивать, здесь ли герцог де Люсене! – весело заметил виконт. – Я его голос услышал еще снизу!
– Как, это вы, мой прекрасный любитель природы, мой очаровательный пейзанин? – с удивлением воскликнул герцог, внезапно поднявшись с софы. – А мы-то думали, что вы в своей любимой деревне!
– Я еще вчера вернулся, только что получил приглашение маркиза, поспешил сюда и очень рад видеть вас… Для меня это прекрасный сюрприз.
Де Сен-Реми пожал руку де Люсене, затем – д’Арвилю.
– И я благодарен, что вы поспешили ко мне, – сказал маркиз. – Ведь это так естественно, не правда ли? Друзья де Люсене должны вместе порадоваться счастливому исходу его дуэли, которая могла кончиться совсем иначе.
– Однако, – упрямо продолжал герцог, – не могу понять, чего вам понадобилось в деревне среди зимы, Сен-Реми? Меня это очень интересует.
– До чего же он любопытен! – воскликнул Сен-Реми, обращаясь к д’Арвилю, и только после этого ответил герцогу: – Я хочу постепенно отвыкнуть от Парижа… потому что вскоре должен его покинуть.
– Ах да, ваше пылкое воображение заставило вас согласиться на службу во французском посольстве в Герольштейне… Не морочьте нам голову вашими дипломатическими капризами! Вы никогда туда не поедете… так говорит моя жена и весь высший свет.
– Уверяю вас, что на сей раз госпожа де Люсене ошибается, как и все остальные.
– Она при мне сказала вам, что это безумие.
– Мало ли сколько безумств уже было в моей жизни!
– Когда безумства очаровательны и элегантны, совершайте их на здоровье; правда, говорят, вы в конце концов разоритесь, пытаясь сравняться по великолепию с царем Сарданапалом, я это допускаю, но похоронить себя в такой захудалой дыре, как Герольштейн! Хорошенькая выдумка! Это уже не безумство, а глупость, а у вас достаточно ума, чтобы не делать глупости.
– Поостерегитесь, дорогой Люсене, отзываясь так плохо об этом немецком дворе, вы рискуете поссориться с д’Арвилем, близким другом царствующего принца, который, кстати, недавно очень любезно принял меня в посольстве, где меня ему представили.
– В самом деле, дорогой Анри, – поддержал его д’Арвиль. – Если бы вы знали великого герцога так же хорошо, как я, вы бы поняли, что Сен-Реми нисколько не пугает перспектива провести некоторое время в Герольштейне.
– Охотно верю вам, дорогой маркиз, хотя о вашем великом герцоге рассказывают, что он большой оригинал. Но это не меняет дела: такой красавец, как Сен-Реми, цвет нашей молодежи, должен жить только в Париже, ибо только в Париже его могут оценить по достоинству.
Вскоре съехались и другие приглашенные, но тут вошел Жозеф и шепнул несколько слов на ухо маркизу.
– Вы позволите, господа? – обратился тот к гостям. – Это ювелир моей жены принес показать бриллианты, я хочу сделать ей сюрприз. Вам это понятно, Люсене, мы ведь с вами мужья старой закалки…
– Еще бы не понять, черт побери! – воскликнул герцог. – Моя жена тоже преподнесла мне вчера сюрприз, да еще какой!!!
– Какой-нибудь великолепный подарок?
– Вот именно!.. Она попросила у меня сто тысяч франков.
– И поскольку вы щедры и великодушны, вы их ей…
– Одолжил!.. Под залог ее поместья в Арнувиле. Как говорится, добрые счеты между добрыми друзьями… Но все равно, одолжить в течение двух часов сто тысяч франков человеку, которому они вдруг понадобились, это, конечно, очень мило, но бывает редко. Не правда ли, юный транжира? – со смехом обратился он к Сен-Реми, не подозревая, что попал прямо в цель. – Уж вы-то знаете, каково в наше время занимать такие суммы!
Несмотря на все свое нахальство, виконт слегка покраснел, но затем спокойно ответил:
– Да, сто тысяч франков – сумма действительно огромная. И зачем столько сразу женщине? Если бы мужчине, я бы еще понял…
– Ей-богу, не знаю, что она собирается делать с такими деньгами, моя дражайшая супруга. Но мне это безразлично, наверное, долги за туалеты, нетерпеливые, несговорчивые поставщики, но это уже ее дело. И к тому же, заметьте, мой дорогой Сен-Реми, одолжив ей мои деньги, не мог же я спрашивать, на что она собирается их употребить, это было бы дурным тоном…
– Однако заимодавцы всегда особенно интересуются, на что пойдут их денежки, – со смехом заметил виконт.
– Полно вам, Сен-Реми! – прервал его маркиз д’Арвиль. – Помогите мне лучше выбрать украшение для моей жены; вы всегда отличались хорошим вкусом, и ваше одобрение решит мой выбор, потому что ваши суждения о модах безупречны.
Вошел ювелир со множеством футляров в большой кожаной сумке.
– Смотрите-ка, да это Бодуэн! – удивился де Люсене.
– Всегда к вашим услугам, господин герцог.
– Я уверен, что это вы разоряете мою жену вашими дьявольскими и сверкающими соблазнами, не так ли? – спросил де Люсене.
– Госпожа герцогиня этой зимой приказала только заново оправить свои бриллианты, – с некоторым смущением ответил ювелир. – Я как раз собирался прямо отсюда отнести их госпоже герцогине.
Де Сен-Реми прекрасно знал, что г-жа де Люсене, чтобы выручить его, приказала заменить свои подлинные бриллианты на стразы, и был неприятно поражен этой встречей. Однако он храбро продолжал:
– Эти мужья всегда так любопытны! Не отвечайте ему, Бодуэн.
– Любопытен, я? Ей-богу, нисколько! – возразил герцог. – Жена сама за себя платит. Она может позволить себе любой каприз… Она богаче меня.
Во время этого разговора ювелир разложил на столе многочисленные изумительные ожерелья из рубинов и бриллиантов.
– Какой блеск!.. И какая великолепная огранка камней! – восхитился лорд Дуглас.
– Увы, – ответил ювелир, – такие вещи я заказывал одному из лучших огранщиков Парижа, но бедняга, по-видимому, сошел с ума, и я больше никогда не найду подобного мастера. Моя посредница по драгоценным камням сказала, что, наверное, нищета довела этого несчастного до безумия.
– Нищета… И вы доверяете бриллианты подобным беднякам?
– Разумеется, – ответил ювелир. – Не было еще случая, чтобы огранщик что-либо утаил, как бы ни был он беден.
– Сколько стоит это ожерелье? – спросил д’Арвиль.
– Господин маркиз должен обратить внимание, что все камни в нем самой чистой воды и великолепной огранки и почти все одинаковой величины.
– Такое осторожное вступление весьма угрожает вашему кошельку! – заметил де Сен-Реми и рассмеялся. – Так что сейчас он вам назовет чудовищную цену!
– Послушайте, Бодуэн, назовите по совести цену, и покончим с этим, – сказал д’Арвиль.
– Я не хочу, чтобы господин маркиз торговался… Окончательная цена – сорок две тысячи франков.
– Господи! – воскликнул де Люсене. – Склонимся в молчании перед нашим другом д’Арвилем. Всем мужьям есть чему у него поучиться. Устроить своей жене сюрприз на сорок две тысячи франков!.. Черт побери! Однако никому ни слова, иначе мы все испортим.
– Смейтесь сколько хотите, господа, – весело ответил маркиз. – Я влюблен в мою жену и не скрываю этого. Более того, я этим горжусь!