Родольф и его дочь были в глубоком трауре; он смотрел на нее с любовью и нежностью; небольшой капор из черного крепа еще более подчеркивал ослепительную белизну очаровательного лица Лилии-Марии, блеск ее белокурых волос; казалось, что голубое небо этого южного дня отражалось в ее больших глазах, лазурь которых никогда еще не была такой прозрачной и обворожительной…
Когда отец смотрел на Лилию-Марию, она нежно улыбалась и лицо ее выражало спокойствие и счастье, но когда он отводил взор, оно становилось задумчивым, с оттенком какой-то затаенной грусти.
– Ты на меня не сердишься, что я рано тебя разбудил… хотел выехать заблаговременно, – проговорил Родольф, улыбаясь.
– О нет, отец, сегодня такое прекрасное утро.
– Видишь ли, я решил, что наше путешествие будет более интересным, если мы отправимся пораньше… и ты не так устанешь… Мэрф, мои адъютанты и карета с твоими служанками присоединятся к нам на первой остановке, где ты сможешь отдохнуть.
– Мой добрый отец, это из-за меня… это я всегда доставляю вам столько хлопот…
– О мадемуазель… не упрекайте меня… я не могу думать ни о чем другом… – проговорил принц, улыбаясь; затем с глубоким чувством продолжал: – Я так тебя люблю… Позволь поцеловать…
Мария наклонилась к отцу, Родольф поцеловал ее очаровательный лоб.
Это произошло в тот момент, когда карета подъехала к толпе и потому стала продвигаться очень медленно. Родольф, удивленный, опустил стекло и по-немецки спросил у шедшего рядом лакея:
– Ну что там, Франц?.. В чем дело? Что за шум?
– Ваше высочество, огромная толпа, лошади не могут проехать.
– А почему собралась толпа?
– Ваше высочество…
– Ну?
– Ваше высочество…
– Говори же!
– Ваше высочество… только что услышал: говорят, там сейчас на площади казнят…
– Это ужасно! – воскликнул Родольф, откидываясь в глубину кареты.
– Что с вами, отец? – с беспокойством спросила Мария.
– Ничего… ничего… моя девочка.
– Но угрожающие крики… Слышите? Они приближаются… Боже мой, что же это такое?
– Франц, прикажи кучерам повернуть и ехать до Шарантона по другой дороге… – сказал Родольф.
– Ваше высочество, слишком поздно… мы уже среди толпы… Лошадей остановили… опасные люди…
Лакей не мог больше говорить. Ватага, готовая на все, подстрекаемая кровожадным бахвальством Скелета и Николя, внезапно с воплями окружила карету. Несмотря на сопротивление и угрозы кучеров, лошадей остановили, и Родольф увидел сквозь дверцы кареты ужасные, беснующиеся, угрожающие лица, среди которых был и Скелет; бандит подошел к дверце.
– Отец, берегитесь! – закричала Мария, обнимая Родольфа.
– Вы-то и будете высочество? – проговорил Скелет, просовывая свою безобразную морду в карету.
Если бы с ним не было дочери, Родольф при такой наглости дал бы волю своему гневу, но сейчас он сдержанно ответил:
– Что вам угодно?.. Почему вы нас останавливаете?
– А вот так, захотел и остановил, – ответил Скелет, положив свои костлявые руки на край дверцы. – Всему свой черед… Вчера ты давил негодяев… сегодня негодяи уничтожат тебя, попробуй только пошевельнуться.
– Отец… мы пропали! – прошептала Мария.
– Успокойся… я понимаю… – сказал принц, – сегодня последний день карнавала… Эти люди пьяны… я от них отделаюсь.
– Надо заставить его выйти… вместе со своей шлюхой! – кричал Николя. – Как они смеют давить нас, бедных людей!
– Мне кажется, вы изрядно выпили и хотите повторить, – проговорил Родольф, вытаскивая из кармана кошелек. – Держите… вот вам… не задерживайте больше карету. – И он бросил им кошелек.
Хромуля схватил его на лету.
– Вот как! Ты собрался путешествовать, карманы-то у тебя полные; а ну не скупись, а не то прикончу. Мне терять нечего… Я требую – среди бела дня – жизнь или кошелек… Вот комедия! – орал пьяный Скелет в кровожадном возбуждении.
И он рывком открыл дверцу кареты.
Терпение Родольфа истощилось; беспокоясь за Марию, которую все более охватывал ужас, и думая, что решительные действия испугают пьяного негодяя, он выскочил из кареты, чтобы схватить Скелета за горло… Тот быстро ускользнул, вытащил из кармана кинжал и бросился на Родольфа.
Мария, увидев кинжал бандита, занесенный над ее отцом, пронзительно закричала, вышла из кареты и обхватила руками отца…
И ей и Родольфу пришел бы конец, если бы не Поножовщик, который в начале этой схватки узнал ливрею принца и сумел ценой нечеловеческих усилий пробиться к Скелету.
В тот момент, когда бандит замахнулся на принца ножом, Поножовщик одной рукой удержал его руку, а другой схватил его за шиворот и отбросил назад.
Пораженный неожиданным нападением сзади, Скелет успел обернуться, узнал Поножовщика и воскликнул:
– А, это ты, гад, давно ли из тюрьмы… на этот раз не уйдешь!
Он яростно кинулся на Поножовщика и пронзил его грудь кинжалом… Поножовщик… зашатался, но не упал… поддержали люди.
– Идет стража! Там стража! – раздались несколько испуганных голосов.
Тут вся плотная масса людей – свидетелей убийства Поножовщика, опасаясь быть замешанной в преступлении, рассеялась как по волшебству, разбежавшись в разные стороны…
Скелет, Николя Марсиаль и Хромуля также исчезли…
Подошел караул в сопровождении курьера – ему удалось улизнуть в тот момент, когда толпа бросила его и окружила карету принца; на арене этой мрачной сцены остались лишь Родольф, его дочь и залитый кровью Поножовщик.
Два выездных лакея принца посадили его на землю и прислонили к дереву.
Все это произошло мгновенно, невдалеке от харчевни, откуда вышли Скелет и его шайка.
Принц, бледный и взволнованный, обнимал потерявшую сознание Марию; кучера приводили в порядок сбрую, порванную во время этой свалки.
– Поторопитесь, – приказал принц слугам, помогавшим Поножовщику, – перенесите его в харчевню… А ты, – обратился он к кучеру, – во весь опор скачи в гостиницу к доктору Давиду; он там будет до одиннадцати часов… ты застанешь его в гостинице.
Минуту спустя лошади понеслись галопом, а двое слуг перенесли Поножовщика в подвал, где происходила оргия и где теперь еще оставались несколько женщин, принимавших в ней участие.
– Бедная моя девочка, – обратился Родольф к дочери, – я устрою тебя в этом доме… там ты меня подождешь… не могу доверять лакеям жизнь смелого человека – моего спасителя.
– Отец! Прошу вас… – испуганно воскликнула Мария, схватив Родольфа за руку, – не оставляйте меня… Я умру от страха… пойду с вами.
– Тебе будет тяжело смотреть!
– Ведь благодаря ему вы будете жить для меня, отец… позвольте хотя бы вместе с вами повидать вашего друга. Облегчить его муки.
Принц колебался: он понял, что Мария панически боится остаться одна в этом вертепе, ему пришлось взять ее с собой в комнату, где находился Поножовщик.
Хозяин харчевни с находившимися здесь женщинами (среди них была и Людоедка из кабака) положили раненого на матрас и пытались остановить кровотечение, обернув рану полотенцем.
Когда Родольф вошел, Поножовщик открыл глаза. Он увидел принца, смертельно-бледные черты его лица немного оживились… он страдальчески улыбнулся и слабым голосом произнес:
– Господин Родольф!.. Какое счастье, что я оказался рядом!
– Мой преданный друг, – взволнованно проговорил принц, – ты опять меня спас…
– Я хотел пойти к Шарантонской заставе… чтобы увидеть, как вы уезжаете… к счастью, меня задержали люди… так и должно было случиться… я об этом сказал Марсиалю… у меня было предчувствие…
– Предчувствие!..
– Да, господин Родольф… сон про сержанта… сегодня ночью он мне снился…
– Забудьте об этом… надейтесь… ваша рана не смертельна…
– Вряд ли… Скелет здорово меня пырнул… Все равно, я был прав… когда сказал Марсиалю, что такой земляной червяк, как я, иногда может быть… полезен… такому великому мужу, как вы…
– Я обязан вам жизнью… жизнью…
– Мы в расчете, господин Родольф… Вы сказали мне, что я человек храбрый, честный… эти слова для меня… видите ли… задыхаюсь… Ваше высочество… я не смею вам приказывать, но, прошу вас, окажите честь… подайте вашу руку… я чувствую, что умираю…
– Нет, это невозможно, – воскликнул принц, наклонившись к Поножовщику и держа холодную руку умирающего, – нет… вы будете жить… будете жить…
– Господин Родольф, есть что-то в небесах… Я поразил человека мечом… и теперь умираю от удара меча, – сказал он все более слабеющим голосом.
В это мгновение его взгляд остановился на Лилии-Марии, которую он только что заметил. На его лице отразилось удивление, он шевельнулся и прошептал:
– Боже мой!.. Певунья…
– Да… моя дочь… она вас благословляет, вы сохранили ей отца.
– Ваша дочь здесь… это напоминает мне наше знакомство, господин Родольф… Можно ударить кулаком до смерти, но и этот удар… тоже смертельный… я получил свое…
Поножовщик тяжело вздохнул и запрокинул голову… Он был мертв.
На улице послышался топот лошадиных копыт; карета Родольфа встретила карету Мэрфа с Давидом, которые спешили к принцу.
Давид и Мэрф вошли в дом.
– Давид, – обратился Родольф, вытирая слезы и показывая на Поножовщика, – неужели нет надежды?
– Никакой, ваше высочество, – ответил врач после беглого осмотра.
Именно в это время произошла безмолвная сцена между Лилией-Марией и Людоедкой… которую Родольф не заметил.
Когда Поножовщик произнес имя Певуньи, Людоедка быстро подняла голову и увидела Марию.
Ужасная женщина сразу узнала Родольфа; его величали высочеством… он называл Певунью своей дочерью… Подобное превращение ошеломило Людоедку, и она упрямо и тупо смотрела на свою прежнюю жертву…
Мария, бледная и испуганная, казалось, была околдована этим взглядом.
Смерть Поножовщика, неожиданная встреча с Людоедкой еще мучительнее, чем когда-либо, пробудили в ней воспоминание о первом ее падении и показались ей мрачным предзнаменованием.
В этот момент у Лилии-Марии возникло одно из тех предчувствий, которые часто имеют неодолимое влияние на таких людей, как она.