«Волчица, женщина решительная и сильная, страстно любит Марсиаля; поэтому она должна с радостью встретить возможность переменить ту позорную жизнь, которой она впервые начала стыдиться, и всецело посвятить себя заботам о том крутом и нелюдимом человеке, чьи вкусы и наклонности она хорошо изучила, человеке, искавшем одиночества не только потому, что оно было ему по душе, но и потому, что он хотел избавиться от всеобщего презрения, каким была окружена его отвратительная семья».
Опираясь на эти простые соображения, возникшие у нее во время разговора с Волчицей, девушка сумела повлиять на дерзкий нрав своей собеседницы, страстно любившей Марсиаля, и ей удалось преобразить эту падшую женщину в женщину достойную и порядочную… Ибо разве не была владевшая отныне Волчицей мечта выйти замуж за Марсиаля и удалиться вместе с ним в глубь лесов, чтобы жить там своим трудом, не боясь лишений, разве не была уже эта мечта мечтой порядочной женщины?
Уверовав в ту поддержку, которую, по словам Певуньи, окажет новобрачным неизвестный благодетель, Волчица спешила теперь сделать столь заманчивое предложение своему возлюбленному, немного страшась в глубине души его отказа: ведь Певунья, заставив ее покраснеть и устыдиться прошлой жизни, одновременно объяснила Волчице, в каком ложном положении та находилась, будучи всего лишь любовницей Марсиаля.
Оказавшись на воле, Волчица думала только об одном: о встрече со своим милым, как она говорила. Уже несколько дней она не получала от него никаких известий. Надеясь застать его на острове Черпальщика, она решила, что если даже не встретит его там, то дождется его возвращения, а потому она, не торгуясь, наняла кабриолет и попросила как можно быстрее доставить ее к Аньерскому мосту, по которому она и проехала за четверть часа до того, как г-жа Серафен и Певунья, которые шли от заставы пешком, вышли к берегу реки неподалеку от печи для обжига гипса.
В тех случаях, когда Марсиаль не приезжал за нею на лодке, чтобы отвезти ее на остров, Волчица обращалась к старому рыбаку по имени Феро, который жил возле самого моста.
В четыре часа пополудни кабриолет остановился в самом начале небольшой улочки городка Аньер. Волчица уплатила пять франков кучеру, одним прыжком выскочила из экипажа и поспешила к жилищу папаши Феро, рыбака и лодочника.
Волчица успела сменить тюремную одежду на собственную: она была теперь в платье из мериносовой шерсти темно-зеленого цвета, в красной кашемировой шали с разводами и тюлевом чепце, украшенном лентами; ее вьющиеся волосы были только слегка приглажены. Ей так не терпелось как можно скорее увидеть Марсиаля, что она одевалась не столько старательно, сколько поспешно.
Всякая другая женщина после долгой разлуки, без сомнения, не пожалела бы времени, чтобы выглядеть красивее во время первого свидания, но Волчицу мало интересовали все эти «тонкости», требовавшие времени. Прежде всего ей было важно увидеть своего милого: это неудержимое стремление было вызвано не только ее страстной любовью, которая часто приводит почти в исступление женщин такого рода, но также и властной потребностью рассказать Марсиалю о том благотворном решении, которое она приняла после разговора с Лилией-Марией.
Волчица довольно быстро дошла до дома рыбака.
Сидя на пороге, папаша Феро, старик с совершенно белыми волосами, чинил свои рыбацкие сети. Заметив его, Волчица еще издали крикнула:
– Вашу лодку, папаша Феро, скорее, скорее!..
– Ах, это вы, барышня. Добрый день… Давненько мы вас тут не видали.
– Да, верно, но готовьте свою лодку… быстро… и едем на остров!..
– Ах, вот оно что! Ну, это просто судьба, милая вы моя. Нынче это никак невозможно.
– Это еще почему?
– Мой малый взял ялик и отправился в Сент-Уэн, там сегодня молодые состязаются в гребле… На всей реке, вплоть до пристани, не осталось ни одной лодки…
– Черт побери! – крикнула Волчица, топнув ногой и сжимая кулаки. – Это, как нарочно, для меня придумали!
– Верно!.. Даю вам слово, я очень огорчен, что не могу отвезти вас на остров… Потому как он, видать, очень плох…
– Очень плох! Кто? Марсиаль? – воскликнула Волчица, схватив папашу Феро за воротник. – Марсиаль болен?
– А вы разве не знаете?
– Марсиаль болен?
– Именно он; но вы мне блузу порвете. Сохраняйте спокойствие.
– Он болен? А давно?
– Дня два или три, как он хворает.
– Быть того не может! Он бы мне написал.
– Как бы не так! Он так тяжко болен, что и писать не может.
– Так тяжко болен, что и писать не может?! А он где, на острове? Вы знаете наверняка?
– Сейчас вам все расскажу… Представьте себе, нынче утром я повстречал вдову Марсиаль. Обычно я, как только ее увижу на улице, то, сами понимаете, перехожу на другую сторону, потому как не по душе мне ее общество; так вот…
– Но что мой милый, что мой милый? Где он?
– Не торопитесь. Столкнувшись с вдовою носом к носу, я на сей раз не мог уклониться от разговора; у нее всегда такой злобный вид, что оторопь берет, а я этого не выношу. «Вот уж два дня, как я не видел вашего Марсиаля, – сказал я ей. – Он что, в город уехал?» В ответ она уставилась на меня своими глазищами… такими глазищами… что, будь это не глаза, а пистолеты, она бы сразила меня наповал, как кто-то сказал.
– У меня все внутри кипит! Ну а дальше? Дальше?
Папаша Феро немного помолчал, потом прибавил:
– Постойте-ка, любезная девица, раньше пообещайте мне сохранить все в тайне, тогда я вам расскажу, что знаю.
– Это о моем милом?
– О нем. Ведь Марсиаль добрый малый, хоть голова у него дурная; и коли с ним случится беда по вине этой старой мерзавки, его мамаши, или по вине его негодяя брата, это будет куда как досадно.
– Но что с ним происходит? Что мать и брат с ним сделали? И где он сейчас? Говорите, говорите же!
– Ладно, куда ни шло! Но вы опять ухватились за мою блузу! Отпустите ворот! Если вы меня будете все время перебивать и рвать на мне одежду, я никогда не кончу свой рассказ, и вы ничего не узнаете.
– Ох, где только набраться терпения! – воскликнула Волчица, гневно топая ногой.
– А вы никому не передадите того, что я вам расскажу?
– Нет! Нет! Нет!
– Честное слово?
– Папаша Феро, меня из-за вас удар хватит!
– Ох, что за девица, что за девица! Голова у нее совсем дурная! Ну ладно, вот что было дальше. Во-первых, надо вам сказать, что Марсиаль все чаще и чаще ссорится со своими родичами, и, коли они выкинут с ним какую плохую шутку, меня это не удивит. Вот почему мне так досадно, что ялика моего нынче нет, потому как надеяться, что они вас на остров отвезут, нечего. Ни Николя, ни эта мерзавка Тыква вас туда не доставят.
– Я это и сама хорошо знаю. Но что все-таки вам сказала мать моего милого? Он что же, на острове заболел?
– Да не сбивайте вы меня, вот как все было, нынче утром я и говорю вдове: «Вот уже два дня, как я не видел Марсиаля, а ялик его стоит на приколе; он что, в город уехал?» В ответ на это она злобно на меня поглядела и отвечает: «Он болен, лежит дома, на острове, да болен так тяжко, что, должно, не поднимется». Ну, я говорю сам себе: «Как это так? Всего три дня тому назад я…» Что такое? Куда вы?! – воскликнул папаша Феро, прерывая свой рассказ. – Да куда вы?! Куда вас черт понес?!
Решив, что жизни Марсиаля угрожают его родственники, Волчица, потеряв голову от страха за него и охваченная яростью, не дослушала старого рыбака и пустилась во всю прыть вдоль Сены.
Для того чтобы читатель хорошо понял следующую сцену, необходимы некоторые топографические данные.
Остров Черпальщика расположен ближе к левому берегу реки, нежели к правому, где сели в лодки г-жа Серафен и Певунья.
Волчица находилась на левом берегу Сены.
Остров Черпальщика не слишком холмист, однако он по всей своей длине покрыт пригорками, так что с одного берега не увидишь того, что происходит на противоположном берегу, а уж тем более на противоположном берегу реки. Вот почему возлюбленная Марсиаля не видела, как Певунья садилась в лодку, а достойные члены семейства Марсиалей не могли видеть Волчицу, когда она подбегала к противоположному берегу Сены.
Напомним, кстати, читателю, что загородный дом доктора Гриффона, где временно поселился граф де Сен-Реми, стоял на склоне косогора, возле отлогого берега реки, куда, не помня себя от волнения, примчалась Волчица.
Она проскочила, не заметив их, мимо обоих мужчин, которые, ошеломленные ее потерянным видом, обернулись и долго смотрели ей вслед. Два эти человека были граф де Сен-Реми и доктор Гриффон.
Узнав о том, что ее милому грозит опасность, Волчица, недолго думая, понеслась что было сил к тому месту, где он сейчас находился и где над его жизнью нависла угроза. Но чем больше она приближалась к реке против острова, тем яснее понимала, что попасть на остров Черпальщика ей будет очень трудно. Как ей уже говорил старый рыбак, рассчитывать на лодку, принадлежащую какому-нибудь постороннему человеку, она не могла, а никто из членов семейства Марсиалей перевозить ее на остров не стал бы.
Задыхаясь, с пылающим лицом, со сверкающим взглядом, она остановилась на том месте берега, откуда было всего ближе до остроконечной косы острова, который, как бы описав дугу, меньше всего был удален от левого берега Сены.
Сквозь лишенные листвы тополя и ивы, росшие на острове, Волчица разглядела крышу дома, где, быть может, умирал в эти минуты Марсиаль.
Завидев эту кровлю, она испустила свирепый вопль, сорвала с головы чепец, сбросила наземь платье и осталась в одной только нижней юбке, а затем бесстрашно бросилась в реку, прошла несколько шагов по дну, пока вода не достигла ее горла, а потом, перестав чувствовать под ногами дно, быстро поплыла по направлению к острову.
Она являла собой зрелище человека, исполненного дикой энергии.
С каждым мощным взмахом руки длинные густые волосы Волчицы, растрепавшиеся благодаря ее быстрым движениям, развевались вокруг ее головы, как грива, отливавшая медью.