а этой особенности, то главным образом потому, что над верхней губой виден был след ужасной раны. Часть правой щеки была оторвана каким-то снарядом, и, несмотря на то, что мясо было снова приращено, на щеке остался неизгладимый зловещий след.
Сэр Лионель Сторригэн был рыжеватым блондином. Его бакенбарды, того же цвета и необычайной длины, еще более усиливали почти отталкивающую странность его наружности, но большие голубые глаза, открытые и добрые, с лихвой искупали недостатки остальных частей лица.
Сэр Лионель считался лучшим стрелком в Париже и великолепным фехтовальщиком.
Двое других, очевидно, не принадлежали к одному классу с Соммервилем и сэром Лионелем.
При первом же взгляде на них можно было сказать, что это, разумеется, братья и даже больше — близнецы. Сходство между ними было поразительным. Одинаковые черные, коротко остриженные волосы, крупные, но красивые черты лица. По возрасту они были еще почти дети. Едва ли им было более чем по двадцать. Но их глаза выражали волю и доброту, а сильно развитые мускулы говорили о незаурядной силе.
Мы уже сказали, что сходство было между ними поразительным, но одно обстоятельство давало возможность самым надежным образом различить их.
Оба они были однорукими.
Но по странной случайности у одного не было правой руки, у другого — левой. Было ли это игрой природы или результатом несчастного случая, во всяком случае это выглядело очень странно. Руки были ампутированы почти от самых плеч, и пустые рукава были прикреплены к сюртукам лентами. Все звали их не иначе как Правый и Левый. Это были, конечно, прозвища, но они позволяли со всей определенностью различать братьев.
Читатель поймет, что каждый из людей, собравшихся в этом таинственном месте, должен был иметь не совсем обычное прошлое, о котором мы расскажем в течение этого повествования. Все четверо были погружены в свои мысли. Казалось, что мрачная торжественность окружающей обстановки располагала их к глубоким раздумьям.
Вдруг Арчибальд поднял голову.
— Должно быть, уже рассвело, — сказал он.
— Да, — отвечал Лионель, — маркиза скоро придет…
— Ждать — наша обязанность, — торжественно сказал Правый.
Едва он успел это проговорить, как позади пустого кресла появилась черная фигура. Это была женщина. Можно было подумать, что она выросла из-под земли.
Все четверо поспешно встали.
— Простите, что я заставила себя ждать, — прозвучал приятный звучный голос. — Я не спала всю ночь, а между тем знаю, что не имею права отдыхать…
Сказав это, незнакомка откинула капюшон, закрывавший ее лицо. Это была Мария Мовилье, виденная нами в хижине Бертрады, на коленях умоляющая о спасении своего ребенка, оскорбленная каторжником Бискаром, Мария Мовилье, ставшая теперь маркизой Фаверей и матерью Люси, которой угрожала страсть де Белена.
Годы испытаний пощадили ее красоту, придав ей, подобно ограненному алмазу, ореол величия.
— Господа, — сказала она. — Трое из вас не знают, для чего я назначила эту встречу. Господин Соммервиль, сэр Лионель, вы имеете право требовать объяснений…
— Мы подождем, пока это будет вам угодно, — сказал Арчибальд, наклоняя голову.
Сэр Лионель сделал отрицательный жест.
— Прежде всего, — продолжала Мария, — наш друг Арман де Бернэ, должен дать нам некоторые пояснения…
Она позвонила.
Открылась потайная дверь, и в ней появился Ламалу.
— Господин де Бернэ там?
— Да, маркиза.
— Пусть он войдет сюда.
Ламалу исчез. Через минуту появился Арман.
Он низко поклонился маркизе Фаверей.
— Господин де Бернэ, — произнесла она, — вы оказали помощь больному?
— Науке в этом случае сильно помогла природа…
— Молодой человек вне опасности?
— Совершенно…
— Он не требовал у вас объяснений?
— Никаких… Он спит.
— Скоро ли он будет в состоянии явиться сюда?
— Убежден, что в этом смысле нет теперь никакой опасности, — напротив, это произведет хорошее впечатление на его воображение…
— Хорошо. Сядьте рядом со мной, господин де Бернэ.
Арман повиновался и сел справа от маркизы.
— Господа, — продолжала Мария после минутного молчания, — вы встречали некоторое время тому назад молодого художника по имени Марсиаль?…
— Действительно, — сказал Арчибальд, — но я уже давно нигде не видел его, правда, еще совсем недавно, слышал о нем от одной особы.
— От кого?
— От презренной женщины, которая называет себя мадам де Торрес.
Мария жестом остановила его.
— Значит, этот человек для вас не незнакомец. Что касается меня, то я несколько раз встречала его в свете и почувствовала к нему странную симпатию…
Она провела рукой по лбу.
— Впрочем, почему я говорю «странную»?… Нет… Все вы, знающие мою тайну, поймете, что Марсиалю двадцать лет, возраст моего сына… оставшегося сиротой после смерти мученика, безмолвно присутствующего на наших собраниях…
Говоря это, она полуобернулась к портрету, висевшему за ее креслом.
— Да, — продолжала она голосом, в котором слышались слезы, — в каком-нибудь уголке света есть человек так же, как и Марсиаль, преследуемый судьбой, так же, как и он, может быть, тщетно пытавшийся обрести свое место в свете… Может быть, он так же плачет и в отчаянии протягивает руки к небу!
Сэр Лионель и Арчибальд встали.
— Мы поклялись его найти…
— И мы его спасем, хотя бы это стоило нам жизни, — добавили Правый и Левый.
— Благодарю!, О! Благодарю вас от всей души! — произнесла маркиза. — Не думайте, что я сомневалась в вас хоть одно мгновенье! Я убеждена в успехе!… Да, я найду его, бедное похищенное дитя… Но; увы! Каким увижу я его?
Она опустила голову.
Слова Бискара, произнесенные в ту ужасную ночь, все еще раздавались у нее в ушах…
«Настанет день, — сказал злодей, — когда негодующий народный голос! донесет до тебя имя неслыханного злодея, которого будет ждать эшафот. Тебе расскажут перечень его преступлений, который ты выслушаешь с содроганием… Тогда я, Бискар, приду к тебе и скажу:«Мария Мовилье, знаешь ли ты, кто этот человек, голова которого готова пасть на эшафоте? Этот человек — твой сын!»
— Маркиза, будьте мужественны! — произнес Арман.
— Да… — сказала она. — Да, я не имею права на слабость. Простите меня, друзья мои…
Наступило минутное молчание.
— Вы не забыли, господа, — снова заговорила Мария, — что произошло после нашего последнего собрания? Несколько месяцев тому назад было совершено ужасное преступление. Убили одну несчастную женщину. Поводом к убийству было воровство. После долгих розысков полиции удалось, наконец, захватить одного из убийц. Благодаря своим связям господин Соммервиль узнал в день допроса, что убийца, сознавшийся в своем преступлении, рассказал следователю в довольно неопределенных выражениях о существовании в Париже тайного общества, совершившего множество различных преступлений, но до сих пор оставшихся безнаказанными. По настоянию следователя он, однако же, сказал наконец, что это общество называется «Парижские Волки». Когда я узнала об этом, меня вдруг осенила одна идея… Более двадцати лет тому назад, когда еще я жила в Тулоне, во время одного процесса, в котором было замешано множество каторжников, выяснилось существование этого ужасного общества, носящего столь зловещее название. «Волки» существовали уже тогда, объявив обществу беспощадную войну, и один из этих негодяев, мучимый совестью, назвал главаря и создателя этого общества. Звали его Бискар. Он исчез, но дело этого человека осталось. Да и кто знает? Может быть, он все еще руководит им из мрака. Вот что пришло мне в голову. Найти Бискара — значило найти след моего ребенка! Соммервиль получил позволение увидеться с преступником, чтобы всеми средствами постараться добиться от него более точных признаний. Увы! Богу не было угодно этого…
Волнение маркизы заставило ее замолчать.
— Когда я пришел в тюрьму, — докончил за нее Арчибальд Соммервиль, — то я узнал, что преступник был найден в то самое утро мертвым
— Это, без сомнения, было новое преступление, — сказал Лионель.
— Может быть! Эта странная смерть позволяет предположить, что «Парижские Волки» сумели найти себе сообщников даже внутри тюрьмы.
— Все возможно, но, во всяком случае, на теле несчастного не видно было никаких следов борьбы. Он был найден повесившимся на одной из полос железной решетки, и сторожа не слыхали внутри никакого шума…
— Это было для меня ужасным ударом, — продолжала маркиза, уняв свое волнение. — Чуть было появившаяся вдали надежда снова исчезла! Между тем узнали, что преступник жил некоторое время на Жеврской набережной у старьевщика, которого давно подозревали в скупке краденого… К несчастью, политические смуты отвлекали внимание префектуры в другую сторону, и, как это часто бывает, не было принято всех мер предосторожности, так что когда полиция явилась к старьевщику произвести обыск, то оказалось, что он исчез в ту ночь…
— Французская полиция чересчур рьяно занимается заговорами, — заметил Лионель.
— Тем не менее, — продолжал Арчибальд, — мы решились не оставлять этого дела. Жеврская набережная посещается большинством французских воров, которые стараются отделаться от краденого, й через некоторое время мы убедились, что в одном доме, содержимом неким Блазиазом, собирались по ночам разные таинственные личности. Очень легко могло случиться, что старьевщик просто сменил место, что мы и решили выяснить точно.
— Ваша очередь, Правый и Левый, — сказала маркиза.
Братья переглянулись, затем один из них встал. Это был Левый.
— Много ночей мы простояли на набережной, занимаясь наблюдениями, — сказал он, — и каждую ночь мы видели, как к Блазиасу являлись самые подозрительные личности. В особенности один из них обратил на себя внимание. Он приходил к Блазиасу, как господин и повелитель… У него был свой ключ от дома, и он входил, не предупреждая никого…
— Я предполагала, — перебила маркиза, — что этот человек был, если не сам Бискар, то, во всяком случае, один из главарей ужасной шайки. Тогда было решено, что Правый и Левый попытаются захватить этого человека, затем дотащить его до моей кареты, где я буду в состоянии узнать его, но случай решил иначе…